Никто не знает Сашу

– Блядь, какой же ты дурак, Саша, какой ты дурак – она плакала, лицо в ладони, кольцо, слава богу, на пальце, надела со вчера – какой ты дурак, за что мне всё это. За что мне всё это мучение с тобой, я же столько сил!.. Столько-о-о с-и-и-л – она уже ревела в исступление, и он сначала обрадовался, что можно будет её успокоить, но она ревела так сильно, что он испугался – Зачем, я вообще с тобой живу-у-у…Ты вообще не понимаешь, как я долго к этому… У меня впервые что-то получается…Я… я… я сделала всё круто, я сделала фильм, который посмотрит, дай бог тысяча человек, я же занимаюсь ещё менее популярной хернёй…Ну, почему ты всё ломаешь… почему ты не ценишь меня и мой труд…

– Хватит прибедняться, Ксюша! – Он опять был героем статьи, почему вам надо уходить из токсичных отношений, история нашей авторки. – У тебя есть всё! Фестивали, признание мастеров, заказы на съёмку, это я тут жертва!

– Что? – она уже вскинула своё красное, как фонарь лицо

– Да! У тебя есть всё, жертва я! Я в этом фильме идиот, не ты! Я со своим творчеством, со своими песнями, которые ты так ненавидишь! Я, блядь, эти песни вынашивал с кровью и потом по ебучим поездам и впискам! Да! Да! Это то над, чем ты ржёшь, что любишь высмеять! Ты просто приходишь со своей камерой в настоящее искусство и как все эти мудаки, превращаешь всё в говно! В постиронию вашу ебучую! Такие, как вы меня убивают! В вас ни капли настоящего! Ни капли!

– Настоящее?

– Да! ни ка…

– Настоящее искусство? То есть, у меня не настоящее, да?

– Что?

– Ты сказал – у меня не настоящее искусство? У тебя только?

– А ты как думала? Ты просто снимаешь с камерой, что происходит! Просто фиксируешь чужую неудачу! Потом дополняешь монтажом – и вот, смотрите, у нас неудачник. Ты берёшь чужую жизнь и ломаешь её – самыми простыми средствами. Это даже не кино! Это сранный док. Ты нихуя не создаёшь.

– Ну ты и урод. Ублюдок. – она хотела снять кольцо, но её сломило пополам от боли, и она сползла на пол, вздрагивая, плача – я не хочу с тобой. Не хочу с тобой никогда. Ты чудовище. Ты чудовище.

Обесцениваение. Мэнсплейнинг. Газлайтинг. Абьюз.

– Прости. Прости – он уже упал к ней на пол, пытался обнять, но она оттолкнула его – Какой же ты урод. Какая же ты сволочь.

– Прости.

– Убери свои ёбанные руки от меня! – она уже визжала, вскакивала. Камера с десятком жадных редакторок и авторок незримо следовала за ней – «довёл! довёл!»

– Прости, я так не….

– Отвали! – она вырывалась, уходила в комнату, он падал на колени, она кричала – ты всегда считал меня хуже!

– Да ты лучше! Лучше! – вставал, но она кричала.

– Отстань.

– Ты лучше! поэтому я так сказал! Я блядь, завидую тебе! Ты талантливее меня.

– Отстань!

– Я не твоему успеху!.. А твоему таланту – теперь ревел он – я так не умею. Ты лучше. Ты сильнее! Ты можешь больше. А я говно устарелое играю! Я боюсь тебя! Ты гений, а я нет! Ты лучше меня! Прости. – он сполз по косяку, свернулся калачиком, спрятал лицо от торжествующей камеры, третьей волны феминизма, ликующих победивших женщин.

– Ясно. Я хочу развестись.

Он молчал. Она собирала вещи. Двигалась порывисто и молча – от шкафа к рюкзаку. От шкафа к рюкзаку. От шкафа к…

– Прос…

– Ты идиот, Саша. – она повернулась к нему, крупный план – Зачем ты соревнуешься. Никто никого не талантливее. Не знаю, я не чувствую, что я талантливее, или ты. Просто у меня что-то получилось – мой фильм посмотрит, дай бог, тысяча человек. Твои песни слушают больше. Ну написали про меня в этих модных СМИ. Ну не пишут про тебя. Зачем сравнивать. Делай что делаешь. Зачем ты сталкиваешь нас лбами – она села на кровать, одна рука в рукаве колготок, сама в свитере, в трусах – почему мы просто не можем, блин.

– Прости. Но ты правда лучше. – не смотря на неё, распухший от слёз профиль крупным планом. Феминистки за кадром – не ведись, Ксюша! Поздно. Вздохнула, подошла, руку на плечо.

– Саш. Ты меня столько раз поднимал. Я не лучше, никто не лучше.

– Ты лучше. Честно. Без всяких.

– Ну что ты. – она вздохнула и обняла его – как в холодную воду зашла, боязно, торопя привыкающее тело. – такое вообще не надо…Мне, конечно, приятно, что ты меня считаешь гением, но ты зря так себя… – он разжал руки, приобнял, река приняла тело. – Ты зря, ты загнал себя, ты зря, я же за тебя всегда была, а не против. – Опухшие лица рядом, волосы, зелёные круглые глаза, феминистки за камерой плюются от злости, поцелуй, объятия, погоди, свитер, дай сама.

Это было так странно после всего, после сегодня и вчера, особенно – вчера, сначала на полу, потом в постели, как в пошлых фильмах – секс после ссоры, у них никогда до этого не было секса после ссор, им никогда не хотелось секса после ссор, всё было так тяжело и разбито после ссор, слишком тяжело и разбито после ссор для секса, и сейчас всё было слишком тяжело и разбито для секса, но они отдались в это, секс словно стал продолжением ссоры, они словно зашли в этой ссоре дальше через секс, словно разбежались в стороны и резко кинулись друг в друга, двое на пляже с резиновыми шарами в подборке фэйлов, хотя он был мягким и нежным, и таким аккуратным, словно боясь смешать секс и ссору, вчера и сегодня, но всё равно чувствовал эту злую насмешку – манипулятор, насильник, абьюзер, чёрный объектив камеры – и она была аккуратна и всё было так горько, нежно и сладко, и чем нежнее и слаще – тем горче, от того горче, словно они уже понимали, что занявшись любовью сейчас после ссоры они признали, что – всё, что они вышли за какую-то грань, что это последний раз.

Они лежали и курили прямо в постели, чего она ранее не одобряла, их вечную одну на двоих, в бесконечном после, пустые, не знающие, что сказать, как выбираться из этого после, словно это был не последний, а первый раз, вообще – первый раз, чей-то студенческий позор, похоть, неудачный матч в тиндере…

– Где ты был?

– Что?… У Макса, я же…

– Ясно.

– А… что?

– Я звонила Максу. Ты не был у него. Он так сказал.

Он вытянул руку из-под неё.

– Не был. Я был у Риты.

– Я так и знала.

– Я просто спал, в смысле, просто – спал. Ничего не было. Обкурился и уснул. Я не хотел тебе говорить. Ну, потому что у нас и всё так. А тут ещё это. Хочешь, я не буду с ней больше… общаться. Я не буду курить. Честно, не буду.

– Ладно.

– Я тебе клянусь, ничего не было.

– Ладно.

– Честно.

– Ладно.

Они молчали. Он чувствовал, что ничего не закончилось.

– Если ты мне изменил. Я прощу. Если сейчас скажешь.

– Ксюх.

– Я правда. Прощу.