Никто не знает Сашу

– «Саш, а ты выспался. Саш, а как тебе звук, Саш, а может чаю. Саш, а может то. Саш, а может сё. Ой, Ир, не мешай Саше!»

– Ира. Это нормально – заботиться об артисте. Чтобы ему было нормально. Я разделяю личное и профессиональное, Ир. Мне концерт важен. А не как ты с ним…

– А как я с ним?

– Так

– Как?

– Что ты к нему пристала?

– Где я пристала-то?

– Надрыв, Иисус! Человек с дороги, а ты – Иисус…

– Поэт должен жить надрывом!

– Он – бард, Ир.

– Вот именно! Подустал? Нам насрать! Мало людей? Звук плохой? Всё должно идти в надрыв! Каждый концерт – как последний. Он должен после концерта не сидеть с кислым ебалом, и хуесосить чужих кумиров, и даже пива с нами не выпить. Он должен гореть! А он с кислым ебалом приехал, с кислым ебалом выступил, и с кислым ебалом уехал. Ты пальто его видела? Тыщ двадцать. Зажрался просто, Свет.

– Ты так завелась, потому что он с нами не выпил, Ир?

– Да мне это вообще неважно было. Мне это важно не было. Мне важно, когда ведут себя нормально.... Нормально – значит, нормально, Свет! А не как надутые снобы. Ой посмотрите, я не хочу выпить с организаторами, ой, фотограф мешал, ой, мне не нравится Гиперболоид. Да он просто завидует, что тот Олимпийский собирает, а этот кислый хуй никого не может собрать. Ой, я весь такой непонятый, даже не выпью с организаторами. Да, мне важно! Важно, чтобы со мной выпили после концерта!

– Как только такое происходит, ты начинаешь.

– Какое?

– Ты знаешь.

– Какое?

– Ты знаешь.

– Иди в жопу, Свет

– Ир, хватит.

– А что такого? Это просто игра, это, может быть, всё не всерьёз.

– Ир.

– Да даже если и всерьёз? Можно же быть благодарным за всё, что мы сделали? А не сидеть в айфоне. А улыбнуться и выпить. Ну и пофлиртовать. Хотя бы в ответ.

– «Сел в поезд». Написал.

– Класс. Просто класс.

– Сказал, спасибо за всё.

– Даже не в общий чат.

– Написать что-нибудь от тебя?

– Обойдётся. Урод. И ебало кислое.

9. Саша Даль. Белолипецк

Вагон был новый, наполовину пустой. Наверху напротив молчаливая женщина лет сорока, внизу совсем молодой парень. Нити наушников, лицо освещено айфоном. Полка под Сашей была пуста. Никто не храпел, не стонал во сне, не слушал музыку. Поезд ехал долго, с остановками в железно-дорожном нигде, но в новом вагоне было свежо, он катился плавно, вверх-вниз, никто не против закрыть окно цельной шторой, как её тут, попробуйте вверх-вниз, он спал, вверх-вниз, и сквозь сон и беруши слышал, как поезд останавливался, как иногда стучали по колёсам путейщики, как звенела ложечка в стакане в глубине вагона, но всё было на удивление таким плавным и простым, вверх-вниз, что он проснулся поздно днём, всего за час до вокзала, свежим, медленным и полным сил. Парень и женщина вышли где-то раньше, и скользили квадраты окон по синим полкам, мужики пили чай в соседнем отсеке. Очереди в туалет не было, он заранее сдал бельё, выпил воды, помедитировал минут двадцать, вдох-выдох, вверх-вниз. Поезд плыл до вокзала то идеальное время, чтобы сделать всё не спеша и не утомиться с дороги.

На маленьком вокзале Белолипецка его встречали местные таксисты, он виновато улыбнулся, проскользнул мимо, нашёл дешёвый вариант в «Убере». Такси до клуба стоило копейки, городок был маленький, а у него ещё было время в запасе. Открывалась ранняя южная весна, улицы были грязноватыми и простыми, из проталин показывался мусор и зелёная трава. Пели птицы, солнце сверкало, а воздух был звонким, зримым, как в детстве, и он пошёл пешком.

Он будто падал в запахи, в крыши, в блестящие провода с нотными росчерками грачей. А внутри росли и поднимались города и песни, счастье. Строчки балконов рифмовались схожестью скарба – остовы велосипедов, санки, перекрестия лыж. Всё напоминало родной Поволжск и было таким маленьким и уютным.

Встречная девушка улыбнулась ему – просто, но с каким-то обещанием, и в этом была близость и доброта, и голубой март, и что-то огромное, и девушка уже была позади, а это огромное осталось, и Саша вновь почувствовал, что жизнь больше него, и больше его дела. Концерты, гитара, зрители – всё это было таким мелким, а жизнь вдруг раскрылась, на несколько мгновений, во всю ширь, показала грандиозное лицо и весенние крыши, и сырой воздух, и солнце. И неважно, чем ты занимаешься, когда жизнь – такая огромная, при этом жизнь и есть – улыбка девушки, песня в наушниках, жизнь только в этом и есть, а остальное: концерты, работа, необходимость есть, дышать, ходить в туалет, что-то делать – просто рамка к голубому марту, к улыбке …

Его несла волна, и ему надо было это сохранить. Надо было оставить всё для концерта, он не мог отдаться в это, чтобы не истратить себя. Он постоянно сдерживал поводья внутри, притормаживал свою подпрыгивающую походку, гитару, что била по заду, он тихонько и с любовью осаживал себя, как нетерпеливую лошадь. Надо было сохранить это, несмотря на улицу, которая уходила в голубую даль, в светлое обещание, несмотря на улыбки встречных, на музыку в наушниках. Он шёл и дышал, глубоко, плавно, и дошёл до клуба на сорок минут раньше.

Алина молчала. Обычно спрашивала, как добрался. Зря он вчера так. Решил написать сам:

«Привет. Я доехал, всё ок. Сейчас пойду на площадку. »

Получила. Не прочитала.

Саша подумал написать Роману из Чернозёмска, где должен был быть следующий концерт. Но Роман отвечал неохотно – они вообще еле договорились проводить Сашин концерт в модном «Платонове», где Роман был администратором. Для этого даже пришлось писать Гришаковскому – местному барду, с которым Саша был шапочно знаком. Саша не хотел ещё одного не отвеченного сообщения в это утро. Ему было так хорошо, и казалось, что впереди что-то будет, и он хотел ещё продлить эту иллюзию. Поэтому Саша написал Полли.

«Привет) как дела? Медленно, но верно приближаюсь к Туле) Как билеты?»

Полли ответила сразу:

«Привет! Ура) продаются потихоньку»

«Потихоньку – это сколько?)»

«Саш, ну что за настойчивость)) Всё у нас будет хорошо!»

«30 хотя бы есть?» – спроси он.

«Есть!»

«А 40?»

«Саш. Я и так волнуюсь!»

«Ладно, в Ростове и 40 не было) Так что не волнуйся»

«40 мы тебе точно соберём. Как выступил?»