13.09

– Volledige privacy, heer van Lust …[35 - (нидер) – Полная конфиденциальность, господин ван Люст…]

– De nieuwste technologie…[36 - (нидер) – Новейшие технологии]

– Echte emoties…[37 - (нидер) – Настоящие эмоции]

– Een waar genoegen…[38 - (нидер) – Истинное удовольствие]

– Heer van Lust…[39 - (нидер) – Господин ван Люст]

Я находился в вакууме, а вокруг парили чужие слова. Вдруг прозвучала фраза на русском:

– Нет-нет, настоятельно рекомендуем вам расположить заказ на заднем сиденье, а не в багажнике. Некоторые клиенты считают, что это начинает сближать уже по пути домой.

Голос Николаса заскрежетал в моих висках – высокий скрип несмазанного механизма:

– О, так будет даже лучше для меня и моего друга. Dank u[40 - (нидер) – Спасибо].

Позади открылась дверь, зашуршал-заскрипел странный сверток. Я силился повернуть голову – но что-то не разрешало сделать мне это. Немой приказ самому себе, запрет. Но ведь можно обхитрить себя, вперившись глазами в зеркало заднего вида: сиденье за мной занимало теперь темное нечто в человеческий рост, обернутое плотной материей.

– Благодарим вас, что воспользовались услугами нашей корпорации. По всем вопросам вы всегда можете обратиться к нам, без посредников. Гарантируем вам полную конфиденциальность, господин ван Люст. Пожалуйста, возьмите пропуск – предъявите его на пункте охраны. Приятно было с вами сотрудничать, всего доброго, господин ван Люст! Наслаждайтесь.

Меня будто не замечали. Эти приторно улыбающиеся то ли врачи, то ли военные буквально вылизывали Николаса. Под их причмокивающую лесть он, кивая и сверкая ответной улыбкой, сел на водительское место и завел двигатель. «Аурус» тихонько зарычал, сдавая назад, собираясь в любой момент рвануть к поверхности. Стало не по себе: сзади меня находилось нечто, вокруг меня происходило нечто, и я ничего не мог с этим поделать. Надпись «Уровень Отгрузки» и сам этот чертов уровень остались внизу, в неизвестном мне кругу ада. Мы хранили молчание; проехали пункт охраны, заняли место в левом ряду проспекта, готовясь нырнуть в туннель. Время вновь стало вязким и мерзким, запульсировало окровавленным сигналом светофора где-то впереди; время приклеило автомобиль к асфальту, не пуская нас в черную утробу подземной дороги. Я не мог больше сдерживаться, спросил с сарказмом:

– Здесь мудрость? Отгрузили по полной, да? И что же там?

Николас нажал кнопку на приборной доске, и салон заполнился приторным ароматом. Бельгиец держался, открещиваясь от моих вопросов стоическим молчанием. Наверное, подбирал правильные слова. Готовил абстрактное, отвлеченное, циничное объяснение. Наконец заговорил:

– Глеб… Посмотри, пожалуйста, сам. А потом я отвечу на любые твои вопросы.

Сильный ход. Он самоустранился и теперь не ответчик за мою впечатлительность. Что ж, пусть будет так.

Медленным движением устроился на своем месте так, чтоб без труда протянуть руки к свертку. Когда пальцы дотронулись до странного материала, автомобиль въехал в полумрак туннеля. По салону блуждали сполохи от фар встречного транспорта и освещения подземной дороги; эти огни показывали на мгновения то, что обнажали руки. Подсознание уже давно нарисовало самый невероятный сценарий, но разум упрямился; только факты заставят принять миф за реальность. Что-то щелкнуло вдруг в голове, и ее стала топить жгучая злость, и руки безо всякой щепетильности сдернули с таинственного предмета ткань.

«Аурус» выехал на Заневский проспект, свернул на неприметную улочку. Салон залило серым светом – и я увидел ее.

Светится обнаженное тело; темный нимб – копна густых волос. Овал лица, высокие скулы. Веки сомкнуты, но я знаю цвет радужки – он серебряно-серый. Брови – преломленные линии чернеют над густыми ресницами, хмурятся. Благородный высокий лоб закрыт вьющимися темными локонами, падающими на изящные плечи. На коленях сложены тонкие руки, голова чуть опущена вниз.

Вспышка.

Я вижу ее. Вижу всю – обнаженную, спящую.

Вспышка.

Безумие несется сквозь заснежный город.

Воздух иссяк в легких. Глаза остекленели. Пальцы вцепились в обшивку сиденья. Все мышцы горели от боли, а в висках билось сумасшедшее сердце. Удар – СО; удар – ФИ; удар – СО; удар – ФИ. Между ударами просачивались ярко-красные, будто кровь, слова:

СО… – подделка; ФИ… – мимикрия; СО… – обман; ФИ… – суррогат.

Вздох.

…СОФИЯ!..

Пульс затопил сознание. Как в тумане я повернулся к размытой перспективе: грязная дорога и черные дома, силуэты серых людей, бесконечное бледное небо; мир несся в разум на бешеной скорости. Здесь не мудрость. Это подделка. Мимикрия. Обман. Суррогат. Губы сложились в ухмылку.

– Это не совсем верные определения… – чей-то голос вылез из вакуума, пронзил голову, заставив с силой отмахнуться рукой. Тело встряхнуло, и огромный «Аурус», так мягко и ровно идущий по узкой набережной, сошел вдруг с ума. На стеклах автомобиля вспыхнули блики близкой воды, внедорожник вскрикнул будто от боли, и его мощное тело повело прямиком к ограждению. Отчаянно заревев, «Аурус» совершил дикий маневр, замер в нескольких метрах от ржавой решетки. На ледяные ступени опустились острые брызги грязного снега.

– Ты же мне обещал: никаких глупостей! А утопить нас в Охте – дичайшая глупость! Ты меня слышишь, Сегежа?!

Конечно, слышу. Уже могу. Вакуум пропал, уступив место привычному миру. Вскрик ван Люста, визг тормозов, глухой удар тел об обшивку салона и тяжелый шум позади; я больше не различал в зеркале темной фигуры. Внедорожник мерно гудел над темной водой. Вокруг вздымались унылые фасады заводских строений и высокие трубы, дальше, на юго-востоке, штрихами дрожали черные стрелы грузовых кранов Ладожского вокзала. Изредка раздавались томные сигналы поездов. Ветер гонял темно-серую снежную пыль между закованными в бетон берегами реки.

– Слышу.

Все мышцы разом вдруг взвыли от мерзкой боли. Сказанное слово отдалось в каждом уголке тела жгучей дрожью. Онемевшие ноги, плечи и шея требовали хоть какого-нибудь движения. Вновь посмотрел в зеркало заднего вида: в темном пятне угадывалась белизна нежной кожи. От моего взгляда, пожалуй, могло бы треснуть стекло. Пальцы нащупали блокиратор, раздался короткий щелчок; я вывалился прочь из машины.

Грязный снег, ржавчина и гниющая кромка льда…

…белизна нежной кожи…

Тряхнул головой, и в тот же момент хлопнула дверь автомобиля – Николас выбрался вслед. Он поднял ворот и нахмурено огляделся. Подошел, встав рядом у чугунного ограждения.

– Ты как? – чуть улыбнувшись, спросил он, и, не дожидаясь ответа, уточнил: – В том смысле, что ты ведь не собираешься швырнуть меня в Охту или что-нибудь еще в таком духе?

– Ты больной выблядок, – разомкнул я влажные губы. – Кусок дерьма гребаный. Мразь…

Дорогая обувь Николаса скрипнула на снегу; он сделал коротенький шаг назад, громко и деланно усмехнулся.

– Ну, конечно, да-да, вот это вот все… Погоди. Да послушай! Я хочу сказать все сейчас, чтобы предупредить твою типичную реакцию, – он выразительно посмотрел в сторону «Ауруса» – взглядом тайного любовника. Автомобиль был хорош, но Николас любовался вовсе не им. Я знал, что сейчас у нас обоих было рентгеновское зрение.