Империя в огне

Я не испугался мчащегося на меня монстра, а, словно заправский стрелочник, перевёл стрелку в тупик. То есть спокойно отошёл в сторону и подставил мчащемуся локомотиву самую элементарную подножку. Пара центнеров веса, пропахав в песке изрядную борозду, недовольно загудела и, резво вскочив на ноги, бросилась на меня вновь. На этот раз я не стал уклоняться от схватки и, подсев под мчащегося парня, перехватил его руку и перекинул бойца через себя. Результат тот же – туча пыли и недовольный паровозный рёв. Я решил больше не испытывать его терпения, вспрыгнув воину на спину, ударом по шее вывел его из игры.

2 Империя в огне

33

По наступившему молчанию было видно, что с такими методами борьбы средневековые парни знакомы не были. Но я не стал огорчаться и комплексовать по данному поводу, а невозмутимо направился на своё место в зрительный зал. И только после этого послышались одобрительные крики почитателей моего таланта и негодующие – сторонников поверженного паровоза.

– Стоять! – перекрыл вопли зрителей голос моего любимого десятника. – А ну-ка тащите сюда куина Ди- ландая! Пусть урус попробует сразиться с ним.

«Диландай?! Хорошо знакомое имя, не правда ли?» – подумал я и с неохотой вернулся в круг. Рукавом смахнул текущий по лицу пот. Была середина сентября, но жара парила такая, что ей могли позавидовать любые летние деньки, хотя этим летом стоявшая засуха заставляла разбежавшиеся по степи тангутские отряды полумёртвыми от жажды выходить на верную смерть под сабли монгольских разъездов. Не зря сам Чингисхан, ведя боевые действия против осаждённого Чжунсина, не выдержал этой жары и отвёл монгольские войска в горы, а после её спада вернулся под стены города и захватил его.

«Так вот почему тот тангутский воин назвал меня куином», – подумал я, глядя на приближающегося к кругу атлета. Голубоглазый, светловолосый, ростом немногим ниже меня, только в плечах в полтора раза поширше, ни одной лишней жиринки. Мощный торс, словно канатами, перевит стальными мышцами. Геракл, да и только! Ну, Джучи-Женёк, держись!

Судя по тому, как средневековый культурист принял стойку, я понял, что борьба предстоит не из лёгких. Не факт, что умение применять современнейшие приёмы рукопашного боя сделают меня победителем. Нужен был неожиданный, и даже может быть нечестный приём из разряда уличных, а иначе нам победы не видать.

– Ну и чего ты топчешься, как таракан на сносях, – попытался я вывести его из равновесия.

Ноль эмоций. С психикой у нового бойца всё в порядке. Парень продолжает мелкими шажками приближаться ко мне. Я пытаюсь впасть в состояние боевого транса. Бесполезно. И я иду на сближение. Обманное движение, моя нога подсекает ногу противника, а резкий удар кулаком в лоб опрокидывает его навзничь. Но до гонга ещё далеко, здесь привыкли драться не до трёх минут, а до тех пор, пока кого-нибудь не вынесут за круг.

Получив первую оплеуху, парень легко вскакивает на ноги и стремительно приближается ко мне. Я даже не успел понять, как оказался в его жарких объятиях. А он просто стал сжимать свои руки. У меня спёрло дыхание и затрещали кости. Если вы никогда не попадали под каток, то и не советую. Голова стала воздушной, а веки прикрылись в сладкой истоме. В памяти всплыл эпизод из далёкой студенческой юности, когда мы, сжимая грудную клетку подопытного, вводили его в сон.

«Нет! – закричал голос из глубины сознания. – Не сдавайся!» Я напрягся из последних сил и, извернувшись змеёй, выскользнул из ловушки. Не задерживаясь на месте ни на мгновенье, я отскочил на другую сторону круга и обвёл помутневшим взглядом беснующуюся толпу. Мне стало очень обидно, что я не увидел ни одной сочувствующей рожи.

Видя моё плачевное состояние, Диландай, не обращая внимания на рёв толпы, благородно приостановился на месте.

«Ишь ты, ещё и законы милосердия соблюдаем!» – от такого великодушия мне стало обиднее вдвойне, и, взвившись в воздухе, я в два прыжка оказался рядом с противником. А этому вас не учили?

Такой прыти от меня никто не ожидал, а благородный Диландай, получив с двух кулаков по ушам, замотал головой, словно бык. Следующий удар, среди дворовой босоты называемый «взять на калган», смутил богатыря окончательно. Я же, помня о его благородстве, перекинул парня через себя и растянул руку на болевой. И тут же почувствовал, что поднимаюсь в воздух. Вот это силища, он поднимал меня растянутой на болевой приём рукой из невозможного положения!

«Не затягивай поединок, у этого паренька здоровья как у верблюда, не тебе с ним тягаться!» – предостерегающе завопил внутренний голос. И я его послушал. Отпустив руку Диландая, я вскочил на ноги и, выждав момент, когда противник начнёт подниматься, сложенными вместе кулаками что было сил ударил его по затылку. Руки богатыря безвольно разъехались, и он ткнулся носом в песок.

«Не по правилам», – скажете вы, и будете правы, но мне нужна была победа, а о цене я не думал. Дилан- дай был в этом мире свой, а я чужой, и мне надо было утверждаться в обществе этих полудиких людей, где сила и удача стояли на первом месте. В другом случае, чтобы справиться с ним, мне бы понадобился пистолет.

После победы над самым сильным борцом меня зауважали. Правда, вредный десятник отправлял меня на соревнования по стрельбе из лука, где я полностью опозорился; на скачки, где результат был немногим лучше. А на соревнованиях фехтовальщиков я разозлился и, отбросив в сторону саблю, перебил физиономии всем, кто решался на меня напасть. Соревноваться в этих видах боевых искусств с людьми, занимающимися с пелёнок воинским ремеслом, было верхом неприличия. Наблюдавший за состязаниями хан Угэдэй подозвал к себе сотника Берку и приказал:

– Из этого уруса выйдет великий воин. Дай ему хорошего наставника и обучи всему, чего он не знает.

Вот так я и оказался под пятой десятника Менге. Десятник был чистокровным монголом и воякой хоть куда. Он участвовал во всех походах великого Тэмучжина, ещё в те времена, когда тот был не великим. Вместе с ханом он пришёл с берегов реки Онон, где с незапамятных времён их предки пасли скот. От него я и узнал, что Чингисхан наш коренной забайкалец, только родился немного пораньше и дел наворотил таких, каких не удавалось сотворить ни одному человеку ни до него, ни после. Великий Александр Македонский по сравнению с ним был пионером-юнармейцем из игры «Зарница».

Выглядел Менге как чистопородный монгол. Высокий, жилистый, рыжеволосый, с длинной бородой и синими глазами. Неулыбчивое лицо словно вырублено из куска камня.

– Скажи мне, Менге, откуда пошло монгольское племя? – спрашиваю я десятника в короткие минуты перерыва, когда мне позволено, откинувшись головой на седло, возлежать у костра. Кроме костра, возлежать можно было на циновке и рядом с женщиной.

Менге, выдержав положенную в таких случаях паузу, начинает:

– Давно это было…

Я тут же вспоминаю нанайского проводника Григория, который спас от гибели писателя Ефремова, да и меня тоже, в третьем моём путешествии в прошлое. Он всегда начинал свои рассказы такими же словами.

– Жила вместе со своим мужем на берегах озера Байкал женщина Алан-Гоа. Было у неё два сына, рожденных от своего мужа, – продолжал меж тем десятник. – А вот ещё троих сыновей родила она от светло-русого юноши, приходившего к ней в полночь через дымовое отверстие в юрте. Уходил Буртэ-Чино (рыжеволосый) от неё рано утром, словно жёлтый пёс. Но зачатие происходило не обычным способом, а от луча света, исходившего из молодого воина и проникавшего в чрево женщины.

Так и родился от этой женщины богатур Бодончар – глава всех знатных монгольских родов. Но самое главное, что от Бодончара пошёл род Борджигинов, что значит си- неокие[6 - Цвета синий и зелёный для монголов одно и то же.].

– И чем же примечателен этот род? – поинтересовался я.

– Тем, что, благодаря Вечному Небу, этому роду принадлежит великий Чингисхан, – недовольно покосился на меня Менге.

«Так вот чем оправдывают измену их прабабушки историки семьи, – усмехнулся я. – Даже приплели непорочное зачатие, совсем как у Иисуса Христа. А мне кажется, предки куина здесь постарались. Не удивлюсь, если и Диландай тоже из этого рода».

Я сделал вид, что не замечаю его раздражения, и продолжил распросы. Одно дело прочитать такие вещи в исторической литературе, и совсем другое – услышать от человека времен Великого переселения народов.

– Расскажи мне о Чингисхане, – попросил я старого воина. – Как он стал тем, кем стал?

Менге опять недовольно покряхтел, и произнёс:

– Сдаётся мне, что воинским наукам ты предпочитаешь разговоры. Бери-ка, парень, лук и отправляйся стрелять. А о хане я расскажу тебе перед вечерней стражей.

Моя маленькая хитрость не удалась, и я побрёл на стрельбище. Стрельба из лука – это такое занятие, что не приведи господь. Если с саблей я уже обращался на уровне хорошего монгольского воина, помогла казацкая выучка, полученная во время Гражданской войны во втором путешествии во времени, то лук никак не желал посылать стрелы туда, куда хотелось мне. Скажу больше, научиться стрелять из огнестрельного оружия гораздо проще и быстрее. В луке же, начиная с колчана и заканчивая наконечником, всё имеет свой смысл. Не хотелось бы вас нагружать средневековыми оружейными терминами, но стрелять из лука хотя бы так, как здешний десятилетний сопляк, я не смогу научиться никогда.

Промучившись до вечера, а в итоге Менге заставил меня стоять с натянутой до упора тетивой, пока мои руки не ослабли, я с облегчением снял с лука тетиву и, сложив её в специальный мешочек, отправился к месту ночлега.

Менге был доволен, я не очень. Черпая из миски похлёбку, я хмуро поглядывал на наставника. Моё настроение почему-то веселило чингисхановского вояку.

– Ты ещё желаешь послушать рассказ о Великом хане или погрузишься в мутные воды сна? – спросил он меня, усмехаясь.

– Желаю! – строптиво ответил я, хотя глаза от усталости уже отчаянно слипались.

– Ну-ну, – ухмыльнулся десятник. – Тогда слушай, упрямый ишак.

Я никак не отреагировал на выпад Менге. Если честно, то я уже стал привыкать к его «сержантским шуткам» и старался не обращать на них внимания. А он между тем начал свой рассказ:

– Родился хан в кибитке Есугэя-богатура и жены его Оулэн, и назвали его Тэмучжин. Кроме Тэмучжина у Есу- гэя было ещё три сына и дочь от первой жены и два сына от второй жены Сочихэл. В девять лет Тэмучжина помолвили с красавицей Бортэ из соседнего племени хонкира- тов. Сам Есугэй возил сына на помолвку и оставил его там, чтобы дети привыкали друг к другу. А когда богатур возвращался назад, то в степи встретил сидящих у костра людей, которые пригласили его отведать с ними их пищи. Есугэй видел, что эти люди не кто иные, как их кровные враги татары, но гордость не позволила ему отказаться от приглашения. Отведав их пищи, он отправился домой, где в муках и скончался. Перед смертью он завещал детям отомстить своим отравителям, которые самым бесчестным образом попрали законы степного гостеприимства.

«А ведь Чингисхан придумывал законы исходя из собственного опыта, – подумал я, слушая десятника. – Предательство, степное гостеприимство и наверняка ещё многое другое, что пришлось выстрадать ему на собственной шкуре».

– После смерти Есугэя все воины покинули бунчук его племени и угнали скот, – продолжал рассказывать Менге. – Напрасно Оулэн пыталась устыдить уезжающих, не остался никто. Голодная смерть ожидала двух женщин и семерых детей. Но Великое Небо не позволило лишить жизни своего любимца. Не для того оно послало его нам. Матери, братья и сестра Тэмучжина остались живы, кроме брата Бектера, которого за предательство будущий хан собственноручно застрелил из лука.

– И как это восприняла семья?

– Предателю нельзя жить. Предательство – это зло. Если предатель живёт в чьём-то роду, то весь род уничтожается, – жёстко прихлопнул ладонью по кривым ножнам Менге.

– По-вашему, предательство – это как заразная болезнь? – удивился я.

– Как и трусость, и воровство.

«Вот так постановочка вопроса! – удивился я. – Выходит, они не зря убивали весь десяток, с жестокой наивностью полагая, что там все заразны. Но если брат Чингисхана был предателем, то, по его же логике, ген предательства должен сидеть и в нём самом?» Но я не стал озвучивать такие мысли, лучше пока поживём.

– Ну а что он сделал со своим вторым братом и мачехой? – задал я каверзный вопрос.