Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

И верно.

Не успел мужской голос в трубке умолкнуть, как прямо из близрастущих кустов показался мужчина в грязной военной куртке и клетчатых штанах. В руках он держал увесистую палку, но при этом имел вид самый жалкий и даже растерянный. Он посмотрел сначала на Ивана, потом на тетю Розу, после чего сказал срывающимся, тонким голосом:

– Поторопиться бы надо, господа хорошие!

Внезапно он несколько раз подпрыгнул, а потом наставил на присутствующих свою палку так, словно она, действительно, могла стрелять.

– Ты кто? – спросил Иван, думая, что где– то уже видел это нелепое лицо.

– А то ты будто не знаешь, – с горькой усмешкой ответил новоприбывший.

– Всех не упомнишь, – начал было наш инспектор, но собеседник опередил его. Он взмахнул рукой, быстро откашлялся и сказал:

– Я Ангел тысячи дорог, не знающий, в какую сторону ему идти. Ангел, светящийся ночью, забывший свое имя, Ангел, приходящий в твоих снах, чтобы обмануть тебя и завести туда, откуда возвращаются лишь раз в тысячу лет.

Отбарабанив эту ахинею, назвавшийся Ангелом вдруг раскрыл руки крестом и медленно взмыл над землей, где и застыл в этой совершенно нелепой позе, погрузив стоящих внизу в глубокое молчание.

Молчание длилось, впрочем, недолго.

Набрав полные легкие воздуха, тетя Роза вдруг присела, а затем разродилась страшным криком, подпрыгивая и помогая себе сжатыми кулаками.

– Совсем баба рехнулась, – сказал Иван, толкая Розу в бок и одновременно глядя на висящего в небесах Ангела. – Или ты никогда ангелов, что ли, не видела?.. Так смотри, а вопить вовсе не обязательно.

– Да это же он, он, – услышал Иван справа громкий шепот тети Розы. – Освободитель… Да что же ты, Ваня!

– Освободитель, значит, – сказал, наконец, Иван, и голос его стал подобен умершему зимой камышу. – Вот если бы он нас от подполковника Савушкина освободил – тогда я понимаю. А так ведь и самолеты летают. Эй!…Как ты висишь-то там, невесть за что цепляясь?

– Все вопросы – не ко мне, – сказал Ангел, болезненно морщась, словно само присутствие человека было ему неприятно. – Мое дело поставить вас в известность о вашей дальнейшей судьбе, а все остальное меня, слава Богу, не касается.

На какое-то время над поляной вновь повисло молчание. Потом Иван открыл рот и спросил по-прежнему мертвым голосом:

– Ну и где же она, судьба эта наша?

А Ангел ответил:

– Да вот же она, Господи… Или ослепли?

И сразу темнее стал небосвод, и ветер, до того дремавший, закружил, задул, поднимая в воздух сухие прошлогодние листья и гуляя в деревьях и высокой траве. Но хуже всего был не ветер, а слабое далекое мерцание, которое Иван сразу заметил и сразу догадался, что это такое.

– Знаешь, что это? – спросил он у тети Розы, и тогда тревога и страх впервые послышались в его словах.

– Да откуда мне знать-то? – сказала та, все еще находившаяся под впечатлением от явления Ангела. – Ты же у нас самый умный, не я.

– Я так и думал, что ты ничего не знаешь, – огрызнулся Иван, и тете Розе вдруг показалось, что в его словах помимо понятного смысла прячется еще и что-то другое – то, чего она никогда прежде не слышала и чего почему-то немного побаивалась.

– Хотите ругаться – ругайтесь, – сказал между тем Ангел, – только помните, что на все про все у вас есть в запасе десять минут и ни одной секундой больше.

– Десять минут на что? – спросил Иван, хотя уже догадывался, какой ответ получит.

– Десять минут на все, – сказал Ангел, демонстрируя, что даже Ангелам свойственно бывает иногда обнаружить легкую, едва заметную человечность.

– Десять минут, – повторил Ангел, опускаясь на землю. Потом он лег в высокую траву и, глядя в небо, запел вполголоса какую-то невразумительную песенку, подтверждая лишний раз мнение господина Сведенборга относительно музыкальности ангелов. И пока он пел, тетя Роза подошла к лежащему Ангелу и, протянув к нему руки, сказала:

– Благослови, батюшка!

– Какой там еще «благослови», – сердито сказал Ангел. – Вам разве телефон не звонил?

– Телефон нам звонил, – сказал Иван.

– Так и делайте, как вам сказано, – сказал Ангел, не переставая петь и вновь опускаясь в высокую траву.

Но сбить с толку Ивана было не так-то просто.

– Там, между прочим, сказано, что вы должны провести нас через врата Адовы, – да не убоимся чего не надо, – сказал он, радуясь, что ему удалось так легко совладать с этим сложным поворотом речи.

– А я что делаю, по-вашему? – сердито сказал Ангел и показал рукой на все ярче разгорающийся над лесом огонь. – Или, может, вы никогда адского огня не видели?.. Так вот он. Сейчас будет тут, если не уберетесь сию минуту прочь!

– Как же мы отсюда уберемся-то, родимый? – спросила тетя Роза и даже руками развела, пасуя перед такой трудностью. – Мы ведь по облакам ходить не приучены.

– А велосипед-то на что? – и Ангел ударил ногой по хорошо надутой шине. – На этой машине вас ни один огонь не достанет. К тому же и времени больше не осталось, чтобы выбирать. Пора.

И верно.

Огонь – прозрачный, безмолвный, холодный и таинственный – уже пробегал по высокой траве, по кустам и кронам деревьев, уже вспыхивал то там, то тут, уже поднимал к небу ледяные языки адского пламени.

– А куда же, миленький, нам бежать-то, – вновь заголосила тетя Роза. – Нас разве ждут где?

– А то, – сказал Ангел, делаясь почему-то мягче, так что даже голос его немного изменился. – Поедете и все узнаете. Главное – никуда не сворачивайте.

– И как оно там-то? Боязно? – не удержавшись, спросил Иван.

– Отчего же боязно. Вовсе даже не боязно, – отвечал Ангел. – Сначала вас, конечно, пересчитают, потому что учет должен соблюдаться, будь хоть ты в Раю, хоть в Преисподней. А потом, как полагается, в баню сведут, вымоют, вычистят и при этом так потом одеколоном набрызгают, что хоть святых выноси.

– Врешь! – сказал Иван, – Не может того быть, чтобы все вокруг одеколоном забрызгались. Это ведь не парикмахерская какая.

– А вот поедешь туда, сам и увидишь, – отвечал Ангел. – А теперь садитесь и отправляйтесь, пока огонь не разошелся.

– Ой, миленький, – запричитала вновь тетя Роза. – Как же это мы с тобой вдвоем поместимся-то?

– Вот так и поместимся, – сказал Иван, усаживая тетю Розу и усевшись сам. – Или, может, ты хочешь на дьявольском огне погреться?.. Так мы это тебе быстро устроим, только скажи.

– Да поедете вы, наконец, или нет! – закричал выведенный из терпения Ангел и даже крыльями сердито затрепетал, раскрыв их на мгновение – два белоснежных.

– А деньги? – растерянно заторопился Иван. – Как хотите, но только без денег мы не поедем.

– Вот твои деньги, – Ангел достал откуда-то из-за спины знакомый грязный мешок. – На первое время хватит.

– Другое дело, – сказал Иван и тронул педали, чтобы через мгновение исчезнуть в быстро наступающих ранних сумерках.