Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Том 2

– Примерно. Но я все-таки за прямую доказательную базу. Только факты. Интуиция хороша с набором неопровержимых улик. Ну, хорошо, ты в нем неуверен. Пойдем от этого… Зачем ты ему предложил службу у нас и даже не «хиви», а диверсионную школу?

– Это крючок… Посмотреть его реакцию! На предложение залезть к нам поглубже… Такой шанс для красного крота, потрясающая удача! Открытые ворота… Где его ждет либо победа, либо провал.

– И что? Твои выводы?

– Посмотрим. Где и как он проклюнется. А если честно, вообще не до этой мелкой рыбы. Хватает других, более важных дел. Такими «Тарасенками» должны заниматься люди рангом пониже. Я лишь даю ориентировку. Во всяком случае, дай распоряжение полевой жандармерии, чтобы приглядывали за ним, и за всеми, кого там набрал Рихтер, добрая душа! Включая пленных… Советы будут стремиться пролезть сквозь кольцо нашей блокады и установить связь с подземным гарнизоном. И пойдут на все… Использовать местных – самый лучший вариант. Мы обязаны создать тут непробиваемую стену!

Глава 10

Темноты больше нет… Незыблимое пространство величавых титанических скал вдруг трескается, покачивается и разлетается изнутри ошеломительным огнем… Будто лопнувший пузырь с ослепительными брызгами! Каменный панцирь вскрывается неистовой могучей силой, и острые осколки летят во все стороны, прошивая спертый воздух, и снося все на своем пути. Склеп окружающего осыпается как осенний листопад. Только не невесомыми листьями, а вековыми глыбами и перекошенными стенами…

Старшего лейтенанта Петра Мишустина подхватывает мощнейший поток будто штормовая волна и бросает в темноту… Заваливает обломками породы. Вокруг стоит темный звенящий гул. Мишустин начинает осторожно выбираться… Как проклюнувшийся новорожденный он пробивает прочную скорлупу упавших скал, выкарабкивается из завала и озирается вокруг. Разобрать толком ничего невозможно. В предвходовой зоне каменоломен, где он оказался со своим подразделением, огненными молниями мечутся трассы выстрелов, прорезая медленно оседающую известковую взвесь… Кто где и куда стреляет непонятно. Пламя стрельбы полыхает по кругу, в каком-то завораживающем бешенном плясе. Часть потолка рухнула, образовав большие и малые отверстия, и создав причудливые рваные руины, в которых и разворачивается упорное отчаянное сражение. С края провалов немцы ведут плотный огонь, бросают гранаты… А также напирают со стороны развороченного входа, пытаясь закрепиться и проникнуть внутрь катакомб.

Откуда-то сверху ослепительно бьет поток света, режет глаза и заставляет уползать дальше в темноту… На границе света и мрака, все путается, вызывая почти полную дезориентацию. Раскаленный свинец хлещет над головой. Бешенный рикошет не позволяет даже толком приподняться. Мишустин кое-как оглядывает поле боя, пытается оценить обстановку… Все залегли кто где. Кто уцелел. Часть отряда погребена под рухнувшими глыбами, часть расстреляна, чернеет размытыми пятнами на вывороченных скалах… Даже на первый сырой взгляд картина складывается невеселая. Преимущество явно у фашистов. И хотя они поливают огнем сверху и спереди бестолково и почти наугад, плохо различая цели в темноте, эта схватка ненадолго. Мишустин пытается организовать прочную оборону, командует, кричит, но никто не откликается – все разбросаны взрывами по углам, или не слышат в грохоте, или в ступоре, или увлечены в горячке боя… Получается каждый сам за себя.

– Твою мать! – переворачивается старший лейтенант, занимая более удобную позицию, осматривая свой ППШ-а, и выставляя ствол между камней, – Что за хрень такая?

Он трет глаза, засыпанные известковой крошкой и ищет цели. Висящий призрачный туман едкой пыли мешает что-либо четко разглядеть. Все смазано Одни какие-то мелькающие тенями смутные контуры. Тогда Мишустин начинает бить короткими очередями по вспышкам, и видимо не без успеха… Так как в определенных местах стрельба стихает. Но в других разгорается с новой силой. Поединок идет почти вслепую. Кого зацепит сплошным потоком горящего металла, и кто окажется изворотливей и ловчее…

Где-то сзади кто-то ворочается. Мишустин смещается и быстро наводит оружие на источник шума. Вдруг фриц сверху рухнул? Такое бывает и часто во время боя… В скалу рядом вгрызается несколько пуль, выбивая фонтанчики каменной крошки… Командир невольно пригибается, но держит шевелящиеся камни на прицеле.. Из груды обломков показывается сначала расцарапанная рука, потом голова с кровоподтеками, рядом по склону скатывается помятая каска, потом из колыхающегося сумрака проступает перепачканное и засыпанное белой изестью лицо, с густыми отвисшими усами… И советская зеленая форма.

– Ты кто? – сипло выдыхает старший лейтенант.

– Комбат Золкин… Не признал что ли?

– Федор Михайлович? Это ты? Ну и дела! Повезло, что живой… Попробуй тут разбери, в этой свистопляске, кто есть кто. Себя не узнаешь… Ты как здесь?

– Шли на строительство заградительных стенок, согласно плану… укрепления линии обороны, – отплевывается от каменной крошки комбат, – Потом шибануло! Разметало всех… Ничего не разобрать. Камень валунами сверху сыплется, как град огроменный, а ты как лилипут под ним бежишь… Пытаешься куда-то в сторону увернуться! Меня тоже шарахнуло… Хорошо еще вскользь, по каске! Потом еще… Я думал, все кранты! Ну и ожил вроде, выбрался!

– Это хорошо, значит будем вместе дальше продвигаться. Выпутываться из этой каменной сетки… С оружием как?

– Черт! – сжимает виски Золкин, – Голова разламывается… Будто на сотню полыхающих кусков. Что же это такое? Автомат у меня был. Только сейчас его уже точно не найдешь. Но кое-то осталось. Припасы всегда найдутся. На войне все может сгодиться. И большое, и малое.

Комбат достает из кобуры револьвер:

– Ничего отобьемся! Мы железнодорожники и кайлом можем… И голыми руками! – внушительная фигура вырастает из под земли и грузно перекатывается за выступ скалы, – С нами лучше в ближнем бою дело не иметь! Сломаем враз… Мне только до горла дотянуться! У меня хват железный… Мои то, где?

– А поди разбери! Все вперемешку! – выпускает длинную очередь Мишустин, – По всему изуродованному тоннелю раскиданы, по ямам и завалам. Отбиваются, кто как может… Что вообще произошло? Как они сумели здесь камень обвалить?

– Саперная команда поработала. Взрывчатку видимо по квадрату заложили по длине козырька и разом рванули… Вот и результат! Где выдержало, где обвалилось… И получилась весьма замысловатая позиция. Для нас не очень удачная, с такой вон вентиляцией обширной. Теперь через эти прорехи они и пытаются сунуться… Твари ползучие!

– Мы кружимся на месте… Увязли в этих развалинах! Вокруг ничего не видно. Куда не ткнись – везде стена и проломы в потолке. Почему мы застряли? Где выход? Куда идти?

– Только туда! – кивает в сторону прямого светящегося прохода Золкин, – Наружу! Наверх и в степь… И как повезет!

– Это почему? А назад, в катакомбы? Вглубь штолен? Немца сдержать и отступить? А там глядишь, и подкрепление подойдет…

– Не получится! Нас отрезало взрывами! – поясняет Золкин, – Мы прижаты к стене! Загнаны в угол…

– Вот так, так! Надо как-то выбираться! Что-то придумать!

– Тут особо думать и нечего, – стреляет из револьвера комбат, – наверху фашисты не меньше роты, а нас около двадцати, как я вижу, если еще наберется, а сзади за нами монолитная скала возвышается! Такой распрекрасный расклад! Сидим в изорванном коридоре под прицелом врага… Еще как-то огрызаемся! И даже держим врага на расстоянии. А по сути, мы как мыши в коробке мечемся, кусаемся, царапаемся, ругаемся пока нас не передавят.

– Ну это мы еще посмотрим! Кто кого… Нас так просто тоже не взять в этих скалах! Попробуем фрицев отогнать, они нас все равно плохо видят, судя по характеру огня! И не догадываются сколько нас… Держат дистанцию! Это можно использовать. Или хотя бы не пускать их сюда. Тянуть время, а там наши должны на выручку подойти! У нас система взаимовыручки для таких случаев отлажена.

– Если есть, кому поблизости выручать! – сомневается Золкин, перезаряжая оружие, – Там наверху нечто невообразимое творится. Громыхает по всем полю! Атака массированная, по всем направлениям линии входов каменоломен. Серьезно гансы подготовились! Налетели как черная буря…

Какое-то время мы, конечно, здесь еще побарахтаемся в пыли и свалке камней! Но потом нас просто огнем выжгут. Других вариантов быть не может. Глянь сколько дыр много, щелей и трещин – еще серия взрывов и остальная часть рухнет! Там вон вообще кусок неба просматривается, облака видно проплывают… Пролом величиной с грузовик! И скалы сдавливают со всех сторон, после взрывом перепутанные. Особо не разгуляешься!

– Нужна слаженная оборона! Давай-ка так, товарищ капитан! Я пойду вдоль этой рухнувшей стены, а ты вон туда в нависшую арку, там скопление наших бойцов. Постараемся из этой кутерьмы наладить четкую систему боя. Чтобы это была не пальба как на свадьбе у басмачей, а скоординированные действия – кто прощупывает врага, кто снимает основные цели, кто прикрывает. И необходимо рассредоточиться грамотно, чтобы перекрыть периметр и контролировать все подходы к нам!

– Понял. Тактика – твой конек! Так что, Петро, командуй! Я весь в твоем распоряжении. Что делать конкретно? Говори уже…

– Добро! Когда доберешься до солдат, Федор Михайлович, займите позиции дугой у той выступающей гряды, так вы перекроете возможный доступ в катакомбы и уйдете с линии огня сверху! А я вон там у завалов поколдую… Не суетитесь, делайте все вдумчиво и аккуратно. Как на обычной работе. И еще… Экономьте боеприпасы! Неизвестно сколько нам тут отбиваться придется!

– Ясно, прорвемся! Проделаем сей кульбит! Схему я понял. А ты со своими главное держись ближе к стенам, больше шансов выжить при обвале, и когда…

Внезапно сверху падают продолговатые деревянные и металлические ящики, с шумом ударяясь о камни…

– Что за чертовщина? – поднимает взгляд Мишустин, – Это что за хрень, посылки из Германии? Почта прямо от Гитлера?

– Точно не с конфетами! Все гораздо хуже… Это саперные премудрости мы с таким знакомы. Адские штучки – фугасы! Сейчас здесь настоящий смерч плясать будет… Ну-ка, Петро, пригнись! И поглубже…

Мишустин и Золкин вжимаются в скалы. И во время! Тугой удар о перекрытия, гром разрываемого пространства, полыхнувший жар и ливень осколков – железных и остро отточенных каменных….

Стены качаются, где-то опять рушится свод. Темные столбы взмывают к потолку, и пронзительный грохот гулко бьет по сплетению тоннелей отражаясь от преград, значительно протяжно увеличивается как в гитарной деке, безжалостно разрывая слух… Вслед сразу же секут очереди автоматического оружия, пробивая квадрат за квадратом, метр за метром… Вязкий туман поднявшейся известковой пыли ковром застилает вздыбленные скалы, где засели красноармейцы. Видимость падает до нулевой. Сквозь едкую мглу прорезаются отдельные выкрики и невнятные фразы… Кто-то инстинктивно пытается отвечать, стреляя наугад. Но различить цель в ползущей хищно-смутной массе, трудно и почти не реально, и мистерия смерти продолжается…

Вырастающие словно из ниоткуда, хищные сумасшедшие фонтаны огня, железа и камня разносят попавшиеся маленькие группы красноармейцев буквально в клочья… Куски ракушечника вместе с расплавленным металлом и окровавленной человеческой плотью хлещут по насупленным стенам каменоломен…

В водовороте пляшущего разрушения всего и вся, мелькают резко очерченные тени, слышатся редкие возгласы, угадывается непонятное скрытное движение. Бой переходит в какую-то новую, непредсказуемую стадию… И тут неожиданно бурлящую обрывками действительности темноту взрывает настоящее огненное безумие, как извержение мифического чудовища – черноту режет густая струя клокочущего, завивающегося огня. Это в дело уничтожения блокированных красноармейцев включаются фашистские огнеметчики. С разных точек, как лучи прожекторов, гуляют, перекрещиваясь шипящие струи подлинно адского пламени! Несколько солдат вспыхивают живыми факелами, бегут, катаются по земле, бьются о скалы… Истошный крик последней агонии взмывает, бьется о своды подземелья… Немцы методично продолжают свою черную работу, методично заливая пространство ревущим огнем, обугливая камни и сжигая живое человеческое как ворох соломы! Огонь льется лавиной, как в металлургическом цеху! Кто-то не выдерживает, вскакивает, бежит и тут же попадает под пули. Кто-то пытается забиться в какую-нибудь расщелину потемней и поглубже…

– Ах вы, суки! – зло сплевывает старший лейтенант Мишустин, поправляя съехавшую каску, – Сейчас я с вами разберусь! Поговорим тет-а-тет…

Он перебегает вперед, падает за грудой обломков и дальше ползет с гранатой, выбирая наилучшую позицию. Замирает, выжидает момент и кидает, сразу уходя в сторону! Оглушающий грохот, вспышка пламени, визг осколков, сдавленные вскрики, возня, стелющийся темный дым. Старший лейтенант приподнимается и простреливает длинными очередями. Кажется, на мгновение все останавливается. Несколько смертоносных лучей пропадает….

– Ловко ты их! – гремит сбоку Золкин, – А я вон пулеметчика снял и карабином разжился!

– Отлично! Федор Михайлович, идем дальше. И быстро… Очень быстро! Медлить нельзя. Нужно перехватить инициативу! А то они нас по стенам красными помидорами размажут и зажарят как куропаток в печи! Держимся плана, пробиваемся к своим. Сцепляемся в единый кулак!

Все расходимся!

Золкин молча кивает и исчезает в курящейся серой мгле…

Мишустин тенью скользит вдоль разрушенных, искореженных стен. Отслеживает ситуацию. Прикидывает оптимальный вариант прохода. Старается быть всегда в непроницаемой темноте. Попадается не в меру любопытный улыбающийся немец, свесившийся в проем и разглядывающий, очевидно обугленные трупы… Довольный работой своих сослуживцев. Что-то бормочет под нос и смачно прицокивает языком. Зовет кого-то еще…

Старший лейтенант передергивает затвор, целится и дает короткую очередь. Тучным мешком фашист летит вниз на острые камни…

– Вот так! – чеканит Мишустин, лихо вскидывая автомат, – Всех уделаем… До одного! Здесь вам могила и приготовлена. Только крестов и отпевания не будет!