Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Том 2

Красный командир, осмотрев боекомплект, ныряет дальше в темноту, умело маневрирует между искрошенных пулями и осколками валунов. Проносится темным порывом ветра меж ощерившихся обломков скал, как челюстями разъяренного чудовища… Повсюду огненными росчерками визгливо рикошетят пули. До сидящих в завалах впереди красноармейцев остается уже не более десяти метров, они уже ободряюще машут, приветствуя, как раздается то ли один сильный взрыв, то ли несколько разом, смешавшись в единое рвущее апокалиптическое неистовство, земля раскачивается, как палуба корабля, ходит вниз… Старшего лейтенанта беснующимся вихрем припечатывает к стене. Обдает удушающей режущей гарью. Перехватывает дыхание, и кажется, плавит кожу….

Мишустин сползает как можно ниже, осматривается, немного приходит в себя и по-охотничьи выглядывает из-за расколотых валунов.

Участок Золкина дымится страшным угарным пепелищем… Бурые клубы смога поднимаются к потолку, и сквозь них проступают размытые очертания переплавленого камня, людской плоти и крови, спекшиеся в единый страшный мертвый организм, напоминающий огромного темного червя. Через чернеющие бугры вылившихся мертвых форм белеют куски разломанных скелетов… По всей площади огорают куски разбросанного взрывами обмундирования. Золкина не видно нигде. Или убит или, что маловероятно, но возможно, для инженера, интуитивно нашел спасительный проход в каком-нибудь проломе. На выжженном оголенном пространстве даже кто-то еще шевелится и ворочается – полуживые и обреченные.

Вокруг пляшет дикий огонь сквозных прострелов… добивая всех кто только чуть приподнимется…

Мишустин стискивает зубы и бросается вперед. Паленый ветер в лицо. Скошенный угол, поворот… Причудливый пролом. Призрачные фигуры в дымке. Мира нет – теперь есть сосредоточенно стальной слитый глаз- прицел. Ошалевшая вспышка пламени, отдача в плечо. Темнота, низкий проход, зыбкий просвет, змеящийся тесный коридор…

Неожиданно из отверстий доносятся смешанные звуки расходящегося боя. Там, наверху! Мишустин улыбается… Значит наши! Уже на подходе… Ура! Товарищи рядом, отгонят проклятого фрица от их разнесенных позиций. Надо только продержаться чуть-чуть… Или лучше помочь своим! Старший лейтенант ползет ближе… В проемах качаются смутные контуры немецкой пехоты. Мишустин меняет диск, оттягивает затвор, стреляет…. Нависшие тени исчезают. Ага! Не нравится… Получай еще! Красного свинца на всех хватит… Не ваша это земля, и никогда вам здесь не быть!

И тут, откуда-то сзади ухает взрыв, прижимает неведомой мощнейшей силой к груде переломанного бута. И обломки плит, как потерявшие каркас строительные блоки, шквалом засыпают старшего лейтенанта, давят к земле, распахнувшиеся пораженные глаза тухнут от навалившейся пропасти, как задутые свечи, тело крутит и ломает в бешенном каменном омуте, где верх, где низ, понять уже невозможно, из стиснутой глыбами груди вырывается потерянно удивленный вздох, разум сжимается, и его обволакивает саваном, коконом непробиваемая тьма…

Глава 11

В старой каменоломне безысходно темно и сыро… Особая тишина сковывает крепче беспредельно раскинувшегося камня. Тягучий смоляной мрак заполняет коридоры и все ответвления громадного подземного узора древней таинственной системы… Неотступно, кажется что на тебя кто-то смотрит из черноты провала, пронзая огненным потусторонним взглядом. И что сейчас произойдет такое, чего уже не поправить, никогда. Сверху доносится канонада. Взрывы сотрясают каменную плоть катакомб. Стены слегка покачиваются… Комиссары Храмов и Парахин осматривают небольшой отсек каменоломен, шаря лучами фонарей по изогнутой поверхности скал, как по коже давно умершего окаменевшего монстра.

– Мрачное место мы выбрали для базирования наших войск, – замечает Храмов, ощупывая одну из выбоин в стене, – но другого выхода у нас просто нет! В другой ситуации я бы сюда точно не полез… Посмотришь вокруг, аж мурашки по всему телу! Хотя вроде и нет никого… А изнутри что-то так и точит…

– А ты, Федор, особо на себя не засматривайся, – устало выдыхает Парахин, – как барышня перед зеркалом! Много не вертись… не до этого сейчас! У нас дел, как у Геркулеса… Только мы не в Греции, и боги нам не помогают! Рассчитывать можем только на себя!

– Может и подсобит кто, из забытых брошенных божеств, что обитает в этом мраке катакомб? – лукаво улыбается Храмов, – Кто тоже, по крайней необходимости, вынужден был сюда уйти? А? Как думаешь, Иван Павлович? Выйдет на связь… Прикроет нас сила тайная подземных глубин? Или что там может еще быть?

– Я вижу, у тебя развеселое настроение, Федор Иванович! Только не в ту сторону… Ты бы лучше о деле думал и не отвлекался на фантазии бесполезные. Масса вопросов требующих самого скорейшего решения, а ты ударяешься в ветхую мифологию, которую лучше на досуге вспоминать, а не в момент важной работы… Нам еще несколько залов проверить надо и не ошибиться!

– И что тебя совсем окружающая мистическая темень не трогает? Все ее ужасающие прелести… Дыхание подземной глубины? Зачаровывающая скованность пространства? Бескрайнее море колышущегося, словно что-то нашептывающего мрака?

– Абсолютно. Мне это все, извини, до одного места… Я шахтер бывший, к темноте подземной привыкший! Здесь она конечно отличается от обычной шахты… Но принцип тот же! Так что оставь томные грезы и сосредоточься на главном. У нас другие задачи!

– Заботы наши текущие некуда не денутся! Волей неволей справляться придется. А вот, понять характер этого места я полагаю, стоит. И выйти с ним на одну волну, это, пожалуй, лишним не будет! Мы как никак на неизвестной территории с ее законами и укладом столетним… Это как в чужой дом войти. И вести себя соответственно. Или поклон хозяевам или ноги на стол…

– На своей территории, товарищ комиссар! – строго чеканит Парахин, – Прошу не забывать… Это наша земля и ничья больше! И мы будем ее отстаивать от всех недругов и супостатов, кто на нее посягнет!

– Да не совсем тут наше… Ну да ладно, я тебя понял! Только наше, я считаю там, наверху осталось! А здесь все иное… Как в проклятый забытый мир провалились!

– Если нет привычного для нас света, это не значит, что мы в потоке темноты оказались, кишащей химерами и драконами! Ты ведь к этому примерно ведешь? Выбрось из головы! Это обыкновенная старая выработка камня! Брошенная и остывшая от времени. Своего рода пустошь. Не более…

– Что ж, поглядим, Иван Павлович! Как оно тут все повернется… И с чем мы еще столкнемся! И кто прав окажется…

– Как ни гляди, Федя, один сырой камень вокруг! И куча фашистов наверху… Над нами, в полном вооружении сидит! Вот и вся схема нашего бытия здесь. Без всяких романтических мрачных штучек…

– Во всем есть романтика, Иван Павлович! Даже в войне… Несмотря на ее жестокость и звериный лик. Когда защищаешь и спасаешь. И несешь знамя Правды несмотря ни на что, сквозь все яростные темные бури! И побеждаешь. И начинаешь ценить Жизнь…

– За нее мы и боремся! Именно за жизнь, простую нормальную, людскую! Естественную… Чтобы не превратилось все в фашистский концлагерь и тотальную фабрику смерти! Чтобы Солнце Свободы не заходило никогда…

– Ну этого мы не допустим. Чего бы это не стоило! Если надо, сами сгорим, но власти черной чумы не будет, никогда! Из земли встанем…

– Для победы мы должны сделать все, что в наших силах! И гораздо больше… А вот умирать нам нельзя! У нас перед страной еще много задач нерешенных! Нам еще Будущее проектировать и по кирпичикам строить! Война явление временное, закончится, а впереди у нас – огромная жизнь с трудовыми свершениями! И теперь самое главное, что касается нынешнего положения дел – что перед нами партийными руководителями, самыми близкими представителями партии Ленина стоит! Наша непосредственная работа. Необходим стержень нашего полка. Стальной! Самого высшего качества… То, что нельзя будет сломить никаким оружием. А это понятно советский дух наш. Дух он, крепче и сильнее любого танка и самолета! Вот этот клинок, Федор, мы должны ковать ежедневно и ежечасно… Во всех солдатах без исключения! От рядового до комбата! Комсомольские и партийные собрания увеличить в несколько раз… Проводить ежедневно. По всей установленной форме. Разъяснять обстановку и важность нашей борьбы здесь, в подземелье Аджимушкая. Опираться на героические примеры прошлых лет, на героев Гражданской войны! Показывать суть наследия Великого Октября… Сплотить всех воедино! И идеологически всех укреплять. Без этого все разлетится в прах! В наших специфических условиях нельзя допустить слабости и шаткости, опасного брожения в умах… Необходимо мобилизовать все лучшее и мужественное в человеке! И пройти достойно этот этап нашей борьбы…

– Все уже идет… Механизм запустили! Все работает, как поршень паровоза! Даже молодежь, замполитруков подключили – Свердловский политбатальон. Выпускники Высшего политического училища, толковые ребята, грамотные, подкованные, с огоньком! Можно доверить любое дело…

– Все равно проконтролируй! Проследи за всем… Постарайся по максимуму присутствовать сам. Выявлять и исправлять все недочеты. Следить за настроением масс. Чтоб трещин в обшивке нашего корабля не было… Ни одной! И мы могли с честью и славой завершить этот бой!

Где-то наверху опять ухают взрывы, и тут же дрожью прокатывается ударная волна, покачивая переборки отсеков.

– Мне все кажется, что она рухнет, – поглядывает на нависший свод волнами рвано-застывшего камня, Храмов, – катакомба наша! От таких бомбардировок… Похоже тяжелую артиллерию подключили!

– Мы близко к выходам! – успокаивает Парахин, – Поэтому обстрел так остро ощущается… А дальше вглубь спуститься – там ничего этого нет! Полный покой и безмятежность бесконечного Камня! Чем не надежное укрытие подземной крепости? Лучше не придумаешь…

– Здравия желаю, товарищ старший батальонный комиссар! – неожиданно гремит голос в темноте, – Разрешите обратиться?

– Тьфу ты, пропасть… кто там? – невольно вздрагивает Парахин, – Обращайся уже… Я думал, камень обвалился, как твой зычный бас сорвался. Выходи ближе к свету! Не видно тебя не черта! Кто здесь?

– Старший лейтенант Бармет… Я Вас искал! Сказали Вы тут.

– Что у тебя, Георгий? Что-то срочное? – подается ближе, всматриваясь Парахин, – Докладывай…

– Сначала о текущей обстановке. За последние сутки враг предпринимал неоднократные попытки штурма каменоломни, но был отброшен, понеся большие потери. Были зафиксированы новые огневые точки по периметру внешней поверхности каменных выработок. А также прибытие нового артиллерийского парка орудий, размещенных юго-восточнее наших центральных выходов…

– Ну ты и время выбрал, товарищ начальник разведки! – слабо улыбается Парахин, – На ходу, и в коридоре практически… У нас для этого специальные штабные собрания отведены, так вопросы не обсуждаются! Стратегическая информация предоставляется всем участников совещания. И выносится на обсуждение и голосование. Как-то так…

– Может у тебя, что другое есть? – проницательно предполагает Храмов, – Чего ты не хочешь на общее обсуждение выносить, Георгий?

– Ну да… Так точно! Вопрос тонкий, я бы сказал, пикантный, – переминается старший лейтенант, – требующий специального подхода и верной оценки. Поэтому и пришел к Вам, товарищ старший батальонный комиссар, чтобы сначала с человеческим подходом начать…

– У нас институт благородных девиц или армия? – усмехаясь вздыхает Парахин, – Один от богов подземных млеет, у другого ситуации какие-то деликатного свойства. Впору всем стыдливо зардеться наверно. Ну давай, выкладывай уже… Что там у тебя?

Бармет поворачивается и свистит в темноту:

– Эй, братва аджимушкайская, давай сюда! Все…

Раздается шелестящий шорох. Из темноты выступают три пацана. Двое лет 15—16, один маленький, лет 10—12… Они внимательно, прозорливо сверлят сверкающими взглядами стоящих комиссаров.

– Это что еще за явление святых отроков во тьме вавилонской, что за гвардия? – строго осматривает мальчишек Парахин, – И почему здесь, в расположении армейских частей? Гражданские у нас на другом участке закреплены! Что за самодеятельность?

– Это мои новые бойцы! Разведчики…

– Ну, вот, Иван Павлович! А ты говоришь я тут один шутник, – улыбается Храмов, – а меня вон видишь, в два счета обскакали! С моими химерами не сравнить…

– Так, я не понял товарищ старший лейтенант, у нас, что бойцов опытных не хватает для разведки? – сверлит суровым взором Парахин, – Вы решили пионерскую дружину организовать? Или это правда, как заметил товарищ комиссар, шутка такая?

– Да какие уж в нашем подземелье шутки… – поправляет портупею Бармет, собираясь с мыслями, – Все очень даже серьезно!

– Хм… серьезно говоришь! – изучающе смотрит Парахин, – То есть ты планируешь поставить этих сорванцов в свои ряды, наравне со всеми?

– Хочу! Наравне с другими бойцами. Они показали уже себя в деле. Вот пришел за вашим, так сказать, благословлением… Зная вашу редкую проницательность и индивидуальную работу с людьми.

– Ну да! Все правильно. Чтоб не вызывать бурю эмоций в штабе! – размышляет Парахин, – Чтобы я тут перекипел, выпустил весь пар и согласился, хитрый ход… Недаром тебя в разведку определили Георгий Иосифович! Ты и черта проведешь… Второй Никифоров… Подобрали кадры на свою голову, один другого краше! Для дела замечательно, но со всеми вашими сюрпризами, не соскучишься…