Кара Булганака. Роман

Ну, вообщем дело такое… Все отступают, можно сказать бегут! А я не хочу… Неправильно это! Мы солдаты или кто? Нужно фрицев остановить, хороший решающий бой дать! Что-то сделать в этом бардаке… Я об этом думал, а тут вы! Вот я и здесь…

– Где и кто твой командир? – интересуется Гогитидзе.

– Нет у меня больше командира! Я пойду за тем, кто меня в атаку поведет… А тот, кто как заяц по степи бегает от первого выстрела, еще и впереди своих солдат – мне не командир! Я воевать хочу, а не бегать от врага! Если мы ничего не сделаем, так фашист и до Кавказа докатится!

– Наш человек, Михаил Викентьевич! – восклицает Егоркин, – Надо к нам в батарею зачислять! Научим из зениток бить и другим премудростям…

– Ну, все понятно с тобой, сержант Борис Устрицкий, – улыбается Светлосанов, – Не по уставу это конечно, но у нас тут и так все смешалось. Каждый лишний ствол нам только в радость. Будешь воевать под моим началом, а там видно будет. Сейчас немцы опять полезут… Пойдешь сержант, на первую линию, поможешь нашим дивизионным бойцам, может посоветуешь что из окопной науки. Мы – зенитчики и привыкли врага сверху встречать. А тут другой бой разворачивается… Так что, окинь там все своим пехотным взглядом, исправь что надо.

– Есть! – радостно отвечает Устрицкий, – Я уже тут приглядел интересные овражки, можно кое-что сделать занятное… Так, чтоб фриц когти стальные пообломал! И тут и остался!

– Так и будет! – подхватывает Егоркин, – Мы тут тевтонцам знатную могилу организуем! Какой они еще не видывали.

– Добро! На-ка хлебни… – Елкин протягивает Устрицкому фляжку, – С дороги не помешает. Откуда такой красивый, весь черный, в копоти и оборванный?

– С Акмоная топаем… Когда фрицы внезапно фронт прорвали, началось невообразимое! Связи нет, никто не знает, что делать… Фашист прет стальной лавиной! Позиций как таковых не стало! Все залито кровью, горящим человеческим мясом и обугленными костями. Вся степь трупами завалена. Укрыться негде, зацепиться не за что! Просто массовый расстрел! Потоки обезумевших людей бегут к проливу. Самолеты на бреющем полете выкашивают целые колонны. Как в тире! Настоящая Преисподняя… Вообщем насмотрелся я пока до сюда дошел… На всю жизнь кошмаров хватит!

– Ничего! Мы еще переломим хребет фашистской зверюге! – твердо говорит Гогитидзе, – А ты, Борис, в передышке боя отмоешься чуток и поешь! Будешь как новенький!

– Спасибо! – улыбается сержант, – За неделю впервые нормальных людей встретил. Вокруг все ошалевшие. Не видят и не слышат ничего вокруг! Драпают… Каждый пытается спастись! А где? Тут ямка или приличный овраг – считай, подарок судьбы! При такой бомбежке…

– А Турецкий вал? – спрашивает Светлосанов, – Это же серьезное препятствие на пути фашистов! Как его не удержали?

– Фрицы его хитростью взяли… – отвечает Устрицкий, – Их бронетехника пристроилась в нашу отступающую колонну грузовиков – в облаке пыли не разглядели. А когда заметили, было уже поздно. Смели всю оборону.

– Что ж это творится такое? – восклицает Егоркин, – Три армии в наступление пошли. Народу – тьма! Настоящее Вавилонское столпотворение… И в какие-то часы все прахом пошло! Как дамбу темным потоком смыло!

– Война не всегда наступление! – замечает Гогитидзе, – Это как в нарды играть. Все может быть… Любая неожиданность. Где-то отошли, в другом месте ударили! Все выровняется…. Успех фашистов временный, это факт!

– У нас тут все какое-то неподступно многослойное закручивается! – озирается по сторонам Елкин, – чувствую, битва у нас особая начинается! Не так как всегда.

– Здесь с виду все просто, – добавляет Устрицкий, – а если приглядеться, очень даже заманчиво получается! Если использовать все прелести местной природы, можно фрица изрядно поплясать заставить на раскаленных камнях. Очень тут все обманчиво. Или лучше сказать – замаскировано, самой природой! Готовая цитадель…

– Где бы мы ни были, оккупантам покоя не будет! – горячо говорит Гогитидзе, – Мы этим шакалам такую бурю устроим, что они забудут и самих себя и зачем пришли!

– Пока что наша задача – держать этот участок! – окидывает взглядом позиции Светлосанов, – А как дальше сложится, поглядим… Хотя есть занятные мысли. Чтоб у фашиста земля из под ног ушла! Ну а пока… Опять эскадрильи черные наплывают! Так, огонь по центру 2, 4, 6 орудия – накрываем веером… 1, 3, 5, 7 держите фланги!

Из-за туч выныривают литые, поблескивающие на солнце, корпуса немецких самолетов. Советские зенитки неистово бьют по парящему черной сталью врагу. Два бомбардировщика вспыхивают, и коптя густым темным дымом срываются вниз к земле горящими металлическими кометами. Три «Юнкерса», отделившись от остальных, опускаются ниже и пикируют на сражающуюся батарею. Начинается жестокая дуэль скоростных машин и крутящихся во все стороны орудий. Пулеметные очереди взрыхляют землю, секут по бронированным щитам зениток, пробивают каски и человеческую плоть… Кровь брызгами летит на камни и стальные щиты. По периметру батареи падают сраженные свинцовым ливнем красноармейцы – кто за ручкой наводящего механизма, кто у ящиков с боеприпасами. Истошно завывая, сирены «Юнкерсов» рвут перепонки, давят на рассудок, выворачивают внутренности. Взрывы бомб рушат всякое основание под ногами – почва словно исчезает и все летит в пропасть… Земля подпрыгивает, и танцует в безумной пляске. Попадания авиабомб с воздуха разносят две зенитки и опрокидывают еще одну, огонь рвет все вокруг, выжигая все живое, в грохоте режут слух крики раненых. Столбы земляных фонтанов разрывов осыпают осколками камня и железа и застилают обзор… Кажется схватка уже идет по наитию, почти наугад… Сквозь вязкий дым молниями бьют огненные росчерки захлебывающихся в бешенном темпе стволов… Кабина одного из пикирующих бомбардировщиков разрывается в клочья – очереди секут дальше по фюзеляжу и фашистский стервятник, объятый пламенем, огромным факелом несется вниз. Второй с перебитым искрошенным крылом пытается выровнять полет в воздухе, но трепыхаясь, крутится на месте, и срывается в смертельный штопор. Третий, выпустив еще несколько пулеметных очередей больше для острастки, уходит под облака…

– Вот так вот! Господа арийцы, мать вашу… – смеется Светлосанов, – Получили огонька нашего! То ли еще будет!

– Хотели нас в ближнем бою испытать! – усмехается Гогитидзе, – Слабоваты вы бюргеры, с нами лицом к лицу тягаться!

– Опять фашист в зубы отхватил, – устало выдыхает Елкин, облокачиваясь на стальное тело орудия, – схватки все жестче становятся. У нас потери тоже серьезные…

В клубах дыма появляется политрук Кагин, закопченный и усталый.

– Что случилось, Николай? – спрашивает Светлосанов.

– Плохо дело, командир! – отвечает политрук, – Мы в окружении! Немцы отрезали нас от основных сил! Со всех сторон фрицы… Рядом с нами были какие-то пехотные части, но фашисты рассеяли их внезапной танковой атакой!

– Если прорвать цепь окружения? – предлагает младший лейтенант Елкин, – Наверняка линия обороны немцев сырая… Если сейчас, не мешкая, неожиданно ударить, можно восстановить связь с войсками!

– Кольцо очень плотное! – поясняет Кагин, – И силы несопоставимые… У них бронетехника и пехоты все больше стекается. Сразу закрепляются на позициях, все серьезно и грамотно. Там до горизонта все в фашистских касках!

– Так значит! – зло бросает Светлосанов, -Пока мы здесь сражались, наш тыл разбежался, как и все остальные! Прорываться? Куда? Только людей зря положим… Здесь более менее удобная позиция. Скалы выступают, низины и овраги есть. А там, в степи на открытых дорогах мы долго не протянем.

Я вот что думаю… Под нами катакомбы – глубокие и протяженные. Отличная база для ведения борьбы, пока обстановка не выровняется! Поэтому слушай мой приказ… Переносим матчасть, все что можно унести – в каменоломни. Особенно продукты и боеприпасы. Будем обживаться там… Валериан Сафронович! (обращается к Гогитидзе) Возьми людей и займись эвакуацией дивизиона под землю… Проследи, чтоб все шло надлежащим образом! Врагу ничего не оставлять! И поторопитесь, времени, судя по всему, у нас, не так много…

– Есть! Все сделаем, в кратчайшие сроки! – козыряет комиссар Гогитидзе.

– А орудия? Что с ними? – переживает Елкин.

– Расстреляем боезапас и взорвем, – холодно чеканит Светлосанов, – Спаренные пулеметные расчеты возьмем с собой. Фашисту ничего не останется, кроме черных могил и капканов.

– Вот это поворот! – восклицает сержант Егоркин, – На все 180 градусов! Аж до головокружения… Это что же мы теперь подземные зенитчики? Кого же сбивать будем из недр земных? Небо то, каменное будет!

– Не стальные машины, а живого земного фрица будем сбивать, Алексей! – поясняет Светлосанов, – Также снизу, из темноты ночной, только из пулеметов и винтовок. Не наш формат, но что поделаешь… Зато сюрприз для фашистов будет исключительный. Они явно этого не ожидают. А фактор внезапности на войне многого стоит…

– Раз так, теперь мы их за нос хорошо поводим! – радуется Гогитидзе, – Эти каменоломни как бурное море – зашел и неизвестно что с тобой дальше будет. Фашисты тут лезгинку будут танцевать на огненных камнях! Булганак им врежется праведным клинком!

– Катакомбы – это интересно! – подхватывает Устрицкий, – Я о них слышал, о том, что они очень большие, глубокие и почти непроходимые. Фриц побоится туда лезть…

– А фашист то не дремлет! – прерывает всех Кагин, глядя в бинокль, – Гляньте-ка, товарищи! На нас танки идут, десятка два точно… Причем со всех направлений! И их все больше. Зажимают кольцо.

– У нас только зенитки! – размышляет Елкин, – Хотят нас в камни вмять, и с воздуха и с земли давят! Просто тайфун какой-то из огня и железа… Со всех сторон!

– А чем наши зенитки хуже полевых гаубиц? – подмигивает Светлосанов, – Калибр позволяет… Сейчас мы им устроим праздничный фейерверк! Четные орудия по воздушным целям, нечетные разворачиваем прямой наводкой бьем по танкам! Пулеметные пары опускаем – будем сечь пехоту… Все, выполнять!

Из степи нарастает зловещий гул моторов. Немецкие танки, уверенные в своем превосходстве, черными бронированными монстрами, ползут все ближе…

Серия взрывов прокатывается по позициям красноармейцев. Начинается жестокий бой… Надвигающиеся стальные чудовища открывают огонь уже с дальнего расстояния, прощупывая оборону. Сверху завывают сирены пикирующих бомбардировщиков. Кажется все – земля, железо, воздух и людская плоть и кровь, горит и плавится как в огромной доменной печи. Несколько зенитных орудий разлетаются на куски от прямых попаданий снарядов и бомб. Рядом падают убитые и тяжелораненые…

В неравной схватке батарея продолжает сражаться… Несколько самолетов, тускло блеснув черными фюзеляжами, сорвавшись с высоты, и оставляя за собой густой темный шлейф дыма, стремительно идут вниз в полыхающую степь…

Танки останавливаются. И ведут огонь с дальней дистанции. Больше половины наступающих машин горит огромными коптящими факелами в изорванной взрывами степи. Некоторые танки поворачивают назад… Немецкая пехота, залегшая на сопках, в траве, под шквальным огнем крупнокалиберных зенитных пулеметов, медленно отползает…

– Ну, вот, еще одну атаку на сегодня отбили! – Светлосанов устало снимает каску, вытирая от пота закопченное лицо, – Пока мы… Здесь, фашист будет гореть красным пролетарским пламенем! Немало их тут останется… Не видать им Баварии, Швабии или что у них там еще есть?

– Сутки, максиму двое, мы еще на этих позициях протянем, – говорит Кагин, проверяя казенную часть орудия, – А потом они свою тяжелую артиллерию подкатят. И начнется мясорубка из огня, крови и железа! И в небе самолетов больше чем у нас осталось стволов. Соотношение один к десяти, если не к двадцати. Такая вот у нас получается кровавая арифметика и бесшабашная драка!

– Ну, мы к тому времени будем на другом плацдарме, – улыбается Елкин, – в запутанных тоннелях под землей – путь нас поищут…

Глава 2. Кочующий госпиталь

Часть 1

В первых числах мая 1942 года, медико-санитарный батальон 396-й горно-стрелковой дивизии 51-й армии, располагается в районе Феодосии, на хуторе Минарели-Шибань.