Для метро

Земля ощутимо задрожала, я приподнялась на локтях, увидела на рельсах отблеск. «Всё!» – словно кто-то другой за меня подумал, холодно и отстранённо. Сама же я была совершенно пуста, и лежала, не шевелясь, словно оцепенела. Один известный английский охотник писал в 19 веке, что не раз видел в Бенгалии, как безвольны ещё живые люди в зубах несущего их тигра. Комплекс жертвы.

Чьи-то руки грубо подхватили меня и швырнули вверх. Грохот локомотива всё нарастал. Сидя на полу, я обернулась, и до крови прикусила губу – тебя за руки вытаскивал на перрон какой-то человек. Я крепко зажмурилась, а мимо загрохотали вагоны, резко сбавляя ход. Ты стоял рядом на коленях, что-то шептал, гладил меня по голове. Я бросилась тебе на шею и разрыдалась.

Я стоял на коленях, обнимал тебя, а ты рыдала у меня на груди. По телу волнами пробегала дрожь. Вокруг столпились люди, что-то говорили – я лишь глупо улыбался в ответ. Появилась полиция, огромный мужчина виновато разводил руками, молодая девушка, прижав ладони к лицу, с ужасом глядела на нас.

– Всё хорошо, – сказал я почему-то именно ей. Спохватившись, поправил себя:

– Всешно же в порадку.

На голубоватое стекло, укрывавшее станцию, падали капли дождя. Они сливались, превращались в бесшумные ручейки, сбегавшие вниз, и так – по всему куполу. Это делало станцию чуть уютнее, несмотря на холод, пробиравший до костей.

Я отвёл тебя в кафе на третьем этаже, где заказал горячее вино, кофе, сливовицу и виски. На чёрном столе горела свеча в прозрачном стакане, ты смотрела на танцующий огонёк, мы молчали. Почти все места были свободны, нам никто не мешал.

Внизу пришёл поезд – ты вздрогнула.

– Боишься?

– Нет, наверное. Так, нервное…. Вот, стихами заговорила…. Просто странно – одна нелепая случайность – и всё.…Ни вина, ни свечи, – ты выпила виски, запила вином. – Если бы не ты.

– Если бы не я, ты бы вообще здесь не оказалась!

Ты помолчала.

– Это было бы страшное упущение в моей жизни. Которая и сама, скорее всего упущение.

– Перестань. Скажи лучше, ты не хочешь отдохнуть, поспать?

Ты улыбнулась:

– С тобой?

Я смутился:

– Я имел в виду твою гостиницу…. После всего этого…

– Жаль…. Меньше всего я сейчас хочу остаться одна в четырёх стенах. Лучше закажи ещё виски, а потом пойдём куда-нибудь. Всё равно куда – нервы лечить. И праздновать второе рождение!

Я слегка опешил:

– Ты меня поражаешь! Только что чуть было…. И вдруг – такая прыть!

– В 19 веке я, вполне возможно, слегла бы на месяц, а затем поехала бы лечиться на воды в Баден-Баден. Но сам понимаешь – космическая эра, постиндустриальное общество….

– И всё же…, – я сделал неопределённый жест, который должен был выразить восхищение пополам с изумлением, и заказал ещё виски.

Закурив, я вспомнил, что у меня в кармане с утра лежит буклет, который мне сунули в руки на каком-то перекрёстке. Я положил его на стол.

– Что это?

– Это реклама джазового фестиваля. Сегодня как раз один из концертов, – я взглянул на часы. – Примерно через час.

– Дорого?

– Нет. А тебе нравится джаз?

– Не знаю. Я его не слушаю. Вот и будет повод познакомиться! А тебе?

– Я – как раз твой случай! Будем знакомиться с ним вместе.

– Тогда поехали!

Мы звонко чокнулись, выпили, и, расплатившись, спустились на перрон.

Ты остановилась далеко от края, прижимаясь к перилам ограждения.

– Не бойся, – я тихо обнял тебя за плечи. Отпустив перила, ты прижалась ко мне, постояла так с минуту, а потом подняла голову. Я осторожно поцеловал тебя, и ты ответила. Это был очень нежный поцелуй. Первый наш.

Подошёл поезд. Взявшись за руки, мы вошли в вагон. Райска Заграда – вторая станция ветки, кроме нас пассажиров не было, мы сели рядом. После первого поцелуя обычно трудно остановиться. Мы не сдерживались. Мы искали понимание тел, которые, не зная друг друга, шли на ощупь осторожно и не очень, ошибаясь, путаясь, но продолжали и радовались, обретая. Твоё тело оказалось тонким и гибким, сила угадывалась под ладонью, эта сила не была явной, она обещала. Под всем городом – не отрываясь друг от друга и не говоря ни слова.

Когда объявили Карлово намести, мы с шальными глазами вывалились на перрон, немного постояли рядом, приходя в себя.

– На джаз? – сказала я, наконец. Мой голос звучал ниже, чем всегда. Ты улыбнулся, повёл меня наверх.

На улице уже совершенно стемнело – насколько это возможно в вечерней столице. Мы пересекли довольно оживлённую улицу, чтобы выйти на огромный, современной постройки мост через Влтаву. Чуть не дойдя до его середины, я остановилась, положила руки на холодные мокрые перила. Набережные, мосты, дома на обоих берегах были ярко освещены, отблески огней искрились на чёрной воде.

– Как здесь красиво! – сказал ты.

– Да…. Даже страшно подумать…. Точнее невозможно представить, что всё это могло бы быть без меня. И без тебя.

– Когда-нибудь обязательно будет.

Я засмеялась и хлопнула тебя по плечу:

– Да, ну тебя! Умеешь поддержать «в минуту тягостных раздумий»!

Взяв под руку, я потащила тебя через мост, словно знала дорогу.

– Ты только представь хоть на секунду, что всё вокруг есть, а тебя нет! Эта холодная река; там, за тучами – звёзды и луна; солнце где-то несётся в пустоте; эти фонари, перила, речные трамваи, машины – всё это существует, изменяется, живёт, а ты – нет. И нет никакого «ты». Даже тени твоей, воспоминания о тебе, даже места, где ты был – нет! Это даже не страшно, это…, – я остановилась, выпустив твою руку, подняла на тебя глаза. – Это очень обидно. Отчаянно обидно!

Ты молча обнял меня, а я опять разрыдалась. Ты осторожно гладил меня по голове и шептал что-то успокаивающе-утешающее, как маленькой. Наконец, слёзы иссякли, ты подал мне тёплый носовой платок, я вытерла лицо и высморкалась.

– Вот, развела тут слёзы-сопли! – улыбнулась ты заплаканными губами.

– Ты имеешь на это полное право.

– Ну, и ладно. Пошли, где тут джаз подают!

– Пойдём, – я взял тебя за руку.