Гонки на маршрутных такси

Миша достал из пиджака носовой платок и вытер выступивший на лбу пот.

– Да Вы не горячитесь так, Михаил Юрьевич, – Штатский встал из-за стола и, сунув руки в карманы, прошёл к окну. – Ваша версия очень интересна, но уж такая у меня работа – всё подвергать сомнению. Может, кофейку попьём?

– Я не пью кофе – сердце пошаливает, – Миша приложил руку к левой стороне груди. – А вот водички, конечно, не помешало бы… – он устало вздохнул.

– Кипячёная подойдёт? – Семён Борисович налил из стоящего на подоконнике электрочайника воды в одну из двух больших фарфоровых кружек.

– Да-да, только кипячёная! – поспешно подтвердил Миша. – С моим желудком пить сырую… – Шахов обречённо махнул рукой.

– Вот смотрю я на Вас, Михаил Юрьевич, – Штатский поставил кружку с водой на стол перед журналистом. – Здоровье у Вас, судя по всему, не ахти… – он вернулся к подоконнику и включил чайник.

– И не говорите! – Миша взял кружку двумя руками и осторожно сделал маленький глоток.

– Физической силой Вы тоже не отличаетесь… – следователь окинул сгорбленную фигуру Шахова, сиротливо примостившуюся на казённом стуле. – Но зато какая сила духа и ума!

– Да ладно Вам, Семён Борисович! – Шахов глотнул ещё немного воды.

– Нет, Михаил Юрьевич, я не шучу, – Штатский взял с подоконника банку растворимого кофе и насыпал оттуда в другую кружку две чайные ложки. – Другой бы в подобных экстремальных ситуациях давно бы стал жалким терпилой…

– Кем?! – Миша чуть не поперхнулся.

– Ну, так на жаргоне уголовников именуется потерпевший, – пояснил Штатский, ожидая закипания чайника. – А Вы всегда и везде проявляете мужество, помните о своём профессиональном долге. Такое в наше время редко встретишь.

– Почему редко? – Шахов допил воду и поставил кружку. – Вы ведь, Семён Борисович, тоже о нём не забываете. И Ваша, и моя профессии сопряжены с опасностью.

– Тоже верно, – следователь, наконец, дождался закипания чайника и заварил себе кофе. – Как и то, что работа и журналиста, и следователя требует нестандартного мышления, – он медленно помешал ложкой кофе. – Ваша версия, Михаил Юрьевич, несомненно заслуживает внимания… Но в любом преступлении должен быть мотив. Как Вы думаете, что движет Вашей чёрной кошкой или, учитывая, что это всё-таки мужчина, чёрным котом? Ведь никакой материальной, да и вообще выгоды от своих преступлений он не получает?

Задав столь непростой вопрос, следователь смачно хлебнул горячий напиток.

– А какую выгоду, Семён Борисович, получает тихий омут оттого, что в нём водятся черти? – тихо спросил Миша.

– Значит, всё-таки маньяк!.. – Штатский слегка стукнул ложкой о фарфоровый обод кружки.

– Каждый человек немного маньяк, – спокойно рассудил Миша. – Я, например, маньяк своей работы…

– Да-да, конечно… – погрузившись в собственные мысли, кивнул следователь. – А Вы сможете опознать чёрного кота по голосу?

– Попробовать можно… Эх, жаль, конечно, что я его тогда не рассмотрел! – журналист шлёпнул себя ладонями по коленям.

– Благодаря Вашей помощи, Михаил Юрьевич, – глаза Штатского загорелись какой-то идеей, – Мы его в ближайшее время все рассмотрим!

– Вы полагаете, что это кто-либо из Ваших прежних «клиентов»? – скептически поинтересовался Миша.

– Кстати, о клиентах! Чуть не забыл… – оставив кофе, Штатский быстро подошёл к столу и достал из ящика небольшую пачку фотографий. – Посмотрите, пожалуйста, на этих людей и, если в ком-либо узнаете…

– Но ведь я его не видел! – выпучил глаза Шахов.

– Да я про бандита с пистолетом! – следователь разложил фото на столе. – Бандита-то Вы хорошо запомнили…

Миша поочерёдно взял в руки каждую фотографию, внимательно вгляделся в запечатленное на ней лицо, но в итоге отрицательно покачал головой:

– Нет, его здесь нет…

– Нет – так нет! – словно предвидя отрицательный результат, Штатский столь же быстро убрал фотографии в стол. – Спасибо Вам большое, Михаил Юрьевич! Успеха в работе, и берегите себя, – он протянул Шахову руку.

– Буду рад, если смог помочь! – неуклюже взмахнув руками, вскочил Миша. При этом его портфель, прислонённый к стулу, опять шлёпнулся на пол. – Ой, извините… – Шахов резко наклонился и опрокинул стул. – Да что такое! Вот всегда так… – виновато улыбнулся он, приседая на корточки.

Когда порядок был восстановлен, хозяин и гость кабинета, наконец-то, совершили обряд рукопожатия.

Оставшись один, Семён Борисович тут взял телефонную трубку и приказал срочно составить фоторобот «чёрного кота». Уже через час арестованные наркодилеры, лохотронщики, торговцы палёной водкой и бомжи воссоздавали по памяти облик неуловимого преступника.

***

Алик Лунц выключил свет и раздвинул шторы. При свете луны источаемый его сигаретой дым казался туманом. Алик отвернулся от окна, подошёл к стене и сбросил с картины покрывало.

Созерцание портрета было для него свиданием, одновременно сладостным и мучительным. Далекое прошлое представало перед Лунцем, как вчерашний день. Алик вглядывался в чёрты лица, в прекрасные линии тела, и память уносила бывшего актёра в далёкое прошлое, именуемое простым словом «счастье». Изображённая на картине улыбалась ему, и он отвечал ей такой же грустной улыбкой. Знала ли эта великолепная женщина о своей судьбе? Предчувствовала ли её?

– Прости меня… – прошептал Алик.

Просьбой о прощении он начинал каждое свидание с портретом, хотя и знал, что увековеченная художником красавица ни в чём его не винит. Да и был ли он виноват перед ней?

Тихими шагами, словно боясь кого-то разбудить, Алик прошагал на середину комнаты, к журнальному столику, где стояла непочатая бутылка красного вина и два бокала. Он положил тлеющую сигарету на край пепельницы, наполнил бокалы до половины, взял один из них и, не спеша, вернулся к картине.

– Я поздравляю тебя с Днём Рождения… – ласково проговорил Алик и, сделав маятниковое движение бокалом, размеренно выпил.

Вглядываясь в портрет, он в сотый раз пытался разгадать тайну его героини. Кто и зачем совершил это преступление, надломившее жизнь Алика Лунца? Он вспоминал отвратительные газетные сплетни, тяжёлые официальные подозрения… Но содеянное так и оставалось нераскрытым. Может, виной всему портрет? Может быть, это он забрал молодую и цветущую женщину? Наверное, Алик смирился бы с обыкновенной смертью, но с убийством… «Убийство, убийство, убийство!» – пульсировало в его голове.

Лунц вернулся к столику и наполнил бокал до краёв. Он жадно затянулся почти догоревшей сигаретой и, выпустив густую струю дыма, выпил вино залпом.

– Хватит запираться, Лунц! – в его памяти снова зазвучал угрожающий голос. – Я понимаю, что Вам тяжело, но признайтесь мне в том, в чём Вы давно признались самому себе. Да, это было неумышленно, но ведь было?

– Это не я… – упавшим голосом ответил Алик. – Не я! Не я! Не я! – в отчаянии закричал он. – У меня алиби, – змеиная улыбка вдруг скользнула по его лицу. – Алиби, – повторил он спокойно и уверенно. – Проверьте.

Они проверили, и подозрения с Алика Лунца были сняты. Но иногда ему казалось, что бездушным словом «алиби» он предал свою любовь.

– Прости меня… – прошептал Алик, глядя невидящим взором перед самим собой. – Прости, пожалуйста, – повторил он, возвращаясь из мира воспоминаний в реалии комнаты. – Я не стану оправдываться, – Лунц повернулся к портрету, – потому что не могу оправдаться перед самим собой. Я не сумел уберечь тебя, и в этом, только в этом заключается моё страшное преступление. Может быть, оно даже страшней того, что сделал…

«Кто? Кто? Кто?» – запульсировало в висках Алика Лунца. Он поставил пустой бокал, схватился за голову и подошёл к портрету вплотную.

– Только ты знаешь, кто это сделал, – чётко произнёс Лунц, глядя в глаза рисованной собеседницы. – И когда-нибудь откроешь свою тайну мне, – Алик медленно провёл руками по лицу, будто вытирая его.

Наклонившись к картине, он чуть прикоснулся к ней губами, поднял лежащее на паркете покрывало и накинул на портрет.

Светившая в окно луна зашла за тучи, и в комнате стало совершенно темно.

***

Лондон был окутан туманом, и панорамный вид из кабинета Ричарда превратился в сплошную белую пелену. Помешав ложечкой чай, Ричард отошёл от окна и поставил чашку с блюдцем на свой стол.