Звезда Маир

Йосэф расстилает на камнях плащаницу. Мужчина в темно-синем плаще посыпает ее смесью мирры и ладана. Затем они подходят к кресту. К его ножке прислонено копье. Его длина около пяти локтей. У копья ясеневое древко и острие в виде лаврового листа. Йосэф протягивает руку и осторожно касается наконечника.

– Вот острие, пронзившее божественную плоть, – говорит он тихо. – Что может быть больше? Не хотел бы я стать тем, против кого его направят в следующий раз…

Тем временем солдаты извлекают гвозди из ног распятого пророка. Один из них встает на табурет и несколькими ударами молотка выбивает перекладину из паза ножки креста. Стоя внизу, мужчины принимают безжизненное тело. Едва колени умершего касаются земли, рана на его груди открывается, и из нее начинает капать алая кровь.

– Подержи учителя, брат Накдимон, – говорит Йосэф.

Накдимон застывает на месте, прижимая к себе перекладину с пригвожденными к ней руками казненного. Длинные волосы пророка, ниспадающие с его упавшей на грудь головы, почти касаются земли. Йосэф поднимает пустой кубок из-под благовоний и подносит его к ране, стараясь не упустить ни одной капли.

– Чудо! – шепчет он. – Смерть уже сокрушила плоть, но кровь по-прежнему жива.

– Кровь – вместилище души, – отвечает Накдимон…

Они ждут, пока алая струйка не иссякнет. Йосэф плотно закрывает крышку и прячет бесценный сосуд в своих одеждах. Вдвоем они кладут умершего на землю, клещами вытаскивают гвозди из перекладины и тщательно укутывают тело в плащаницу…

– Час Великого праздника приближается, – говорит Йосэф бар-Ионе. – У нас мало времени, брат. К счастью, моя гробница совсем рядом.

Они поднимают труп и несут его в сад, разбитый неподалеку от места казни. За садом начинается горный склон и здесь, прямо в скале вырублен искусственный грот. Минуя маленькие сени, Йосэф и Накдимон попадают в низкую тесную комнату, где на полу, в мягком камне вытесано углубление для тела. Они кладут пророка на погребальное ложе и, замерев на месте, читают про себя молитвы. На улице по-прежнему темно, и внутри гробницы сгущается настоящий мрак. Стоя плечом к плечу, они едва могут видеть друг друга.

– Пошли, – говорит Йосэф, – все остальное женщины сделают после праздника.

Они выбираются наружу и вдвоем с трудом подкатывают ко входу большой круглый камень…

В это мгновение плотная завеса туч неожиданно разрывается, так и не пролившись дождем. Появляется солнце, уже наполовину скрывшееся за храмовым холмом. Залитый его лучами Храм кажется багрово-красным, словно по его стенам струятся потоки крови. Йосэф и Накдимон замирают, пораженные этим необычайным зрелищем. Постепенно краски тускнеют. Последние лучи солнца сверкают на балюстраде, опоясывающей плоскую крышу Храма, и гаснут. До далекого Предместья долетает дружный крик, вырвавшийся из нескольких сотен глоток. Он обращен к Богу. «Услыши наш глас!» – взывают люди, собравшиеся на вечернюю молитву. В быстро темнеющем воздухе можно различить всполохи яркого пламени – это догорает жертва на храмовом алтаре. Йосэф бар-Ионе легко вызывает в памяти хорошо знакомую картину: сотни людей лежат, простершись на земле перед алтарем, и каждый просит у Бога здоровья, процветания и хорошего урожая. «Что-то ожидает нас теперь, после того как мы распяли Его Сына?» – думает он, и сердце его замирает в предчувствии грядущей беды…

Город тонет в ночной мгле…

Минута Вечности миновала…

Часть I

1. Кукла и зеркало

Все началось с куклы.

Анжелика подбежала к ней, едва они с мамой переступили порог магазина. Особенно удивляться здесь было нечему. Высокая, почти по пояс девочке, кукла стояла в ярко освещенной витрине и сразу притягивала к себе взоры всех покупателей.

Дома Анжелику дожидалось небольшое кукольное семейство, состоявшее из «Барби», двух «Кристин» и «Елены». Белокурые или золотоволосые, одетые в разноцветные яркие платьица, они в чем-то были неуловимо схожи между собой и взирали на мир одинаковыми ничего не выражающими глазами. Но эта кукла не походила ни на какую другую! Словно хищный зверек, она смотрела на вас дерзко, исподлобья. Ее маленькие, выкрашенные черной помадой губы, были твердо сжаты. На голове красовалась черная широкополая шляпа. Острый подбородок, длинная, нависавшая над самыми глазами челка, пушистые ресницы, и восковая бледность придавали лицу неповторимое выражение – одновременно загадочное и надменное. Одета кукла была так же необычно: в черную кожаную куртку на молнии и черную юбку ниже колен. Ее шею обвивала серебристая косынка, а на ногах красовались большие модные ботильоны на высокой платформе.

– Ух, ты! – воскликнула пораженная Анжелика.

Если бы мне позволили прибегнуть к высокому поэтическому стилю, я бы сказал, что она была «просто вне себя от восхищения».

Но маме незнакомка не понравилась.

Еще меньше понравился ей приклеенный к стеклу ценник.

– Не пойму, что ты в ней нашла! – пожала мама плечами. – Она вся какая-то… черная. И, по-моему, совсем не добрая.

– Ах, мамочка! – не согласилась Анжелика. – Ты ничего не понимаешь! Она такая… такая неприрученная! И ужасно, ну просто ужасно мне нравится! Такого подарка на день рождение у меня еще никогда не было!

Собственно, за подарком они сюда и явились. Завтра Анжелике исполнялось десять лет, и в преддверие первого в ее жизни юбилея мама пообещала купить дочери любую, понравившуюся ей куклу. Разумеется, как это водится у всех мам, их устное соглашение было обременено (выражаясь взрослым языком) целым рядом существенных условий. Анжелика должна была хорошо себя вести, должна была исправить тройку по математике и, наконец, должна была выучить за месяц сто пятьдесят новых английских слов. Так что девочке пришлось потрудиться, дабы приблизиться к заветной цели. Вдохновляло Анжелику то, что слово «любая», фигурировавшее в их с мамой договоре, изначально не подразумевало никаких исключений. Следовательно, она могла «захотеть» все, что угодно.

Кому-то может показаться, что маме следовало хорошенько подумать, прежде чем давать свое обещание. Однако, по правде говоря, она не сильно рисковала. Магазинчик, в котором предстояло выбирать подарок, был так себе, торговали здесь дешевым ширпотребом и китайскими подделками под известные бренды. Осторожно прощупав почву, мама убедилась, что наибольшими симпатиями дочери пользуется большеглазая длинноволосая «Ликка» в кимоно. А эта покупка вполне укладывалась в ее довольно ограниченный бюджет. Неожиданное появление новой куклы, чья стоимость выражалась пятизначным числом, стало для нее неприятным сюрпризом.

Смутившись, мама подошла к продавщице, которая лениво перелистывала за прилавком глянцевый журнал, и поинтересовалась: есть ли у них что-нибудь «в том же роде, но подешевле»?

– Что вы такое говорите, женщина? – отвечала та с деланным удивлением, – Это ведь «готика» штучной работы. Такую вещь задешево не продают.

Мама и сама об этом догадывалась. И, тем не менее, нотка высокомерия, прозвучавшая в голосе продавщицы, задела ее за живое. Она нахмурилась и, повернувшись к дочери, сухо произнесла:

– Вот что, на эту куклу у меня денег нет. Поищи что-нибудь другое.

Подобного поворота событий девочка никак не ожидала.

– Но ведь ты обещала! – напомнила она.

– Обещала, – не стала спорить мама. – Только я не волшебница! Истратим все деньги, что потом будем делать?

– Ну, мамочка!

– Пойми, доченька, – попыталась урезонить Анжелику мама, – это безумие выбрасывать кучу денег за игрушку. К тому же мы хотели устроить стол для твоих подружек.

– Не надо мне никакого стола!

– А как же праздник?

– Не надо мне никакого праздника! – упрямо твердила Анжелика.

– И куртку тебе надо к зиме купить.

– Не надо мне никакой куртки! – топнула ногой девочка. – Хочу эту куклу! Ты обещала!

В глазах у Анжелики блеснули слезы. Привлеченные шумом покупатели начали с любопытством оглядываться на них. Дело принимало скандальный оборот, а скандалов, особенно публичных, мама не терпела.

– Прекрати! – строго сказала она. – Выбери другую куклу.

Что-то в мамином голосе подсказало Анжелике, что спорить дальше бесполезно.

– Не надо мне ничего, – сварливо отвечала она.

– Тогда пошли домой!

Бросив последний взгляд на стоявшую за стеклом красавицу, девочка молча направилась к двери. Мама хотела взять дочку за руку, но Анжелика вырвала свою ладонь. Прощать такую обиду она не собиралась.

Вот так неожиданно печально закончился их поход в магазин, о котором обе мечтали целый месяц!

«И почему так случилось?» – думала мама, наблюдая за дочерью, которая была мрачнее тучи и молча шагала рядом, засунув руки в карманы. Лоб девочки пересекала гневная морщина, увы, слишком хорошо ей знакомая. «Папины гены, – со вздохом сказала про себя мама, – тут уж ничего не поделаешь!» Всерьез сердиться на дочь она не могла. Ведь Анжелика действительно очень старалась: ни одного замечания за месяц не получила, математику подтянула, и слова английские выучила, как обещала. Классная руководительница на родительском собрании очень ее хвалила.