Звезда Маир

– Очень, очень мило! – похвалила мама.

Повернувшись к дочери, она сказала:

– Поиграйте немного; а через пол часика зови всех к столу.

Девочки отправились в комнату Анжелики, а мама занялась последними приготовлениями к чаепитию. Потянувшись к полке за сахарницей, она неожиданно ощутила новый приступ дурноты. Сердце замерло на несколько мгновений, а потом тяжело затрепыхалось в груди, словно умирающая птица. В висках застучали противные молоточки, в глазах потемнело. «Нет, определенно со мной что-то не то сегодня!» – подумала мама. Она ощупью отыскала стул, присела и сделала несколько глубоких вздохов. Дурнота понемногу ушла, но слабость не отпускала. Наконец, собравшись с силами, мама вошла в комнату. Анжелика, Василевская и Подповетная, усадив на колени своих кукол, играли в «званный обед». Одна только Колмогорова не участвовала в общей игре. Она сидела чуть в стороне и, приоткрыв рот, вслушивалась в названия «блюд», которыми подруги потчевали своих питомиц. Подаренная ею «Барби», небрежно брошенная на пол, валялась в углу. Анжелика о ней совсем забыла. «Ну что ты с ней будешь делать!» – про себя упрекнула мама дочку, но вслух ничего говорить не стала. Да и что можно было сказать? Как дешевой «Барби» тягаться с дорогим сервизом? И это притом, что обеспеченной Подповетной подарок ровным счетом ничего не стоил, а бедняжка Колмогорова (которой родители, конечно же, не дали денег) преподнесла в дар, быть может, свою единственную куклу. Увы, ее дочь едва ли способна оценить жертву подруги. И кто в этом виноват? «Наверно, я!» – с грустью сказала себе мама. Она ушла на кухню и некоторое время прислушивалась к долетавшим до нее обрывкам разговора. По ним она заключила, что Готи имела сногсшибательный успех, и ее первый выход в свет ознаменовался подлинным триумфом. Даже «зазнайка» Подповетная с завистью призналась, что очень хотела бы заполучить на свой день рождения такую же куклу.

Улыбаясь, мама достала из холодильника торт, украсила его десятью зажженными свечами и торжественно внесла в комнату. При ее появлении девочки оставили игру и расселись вокруг стола.

– Попробуем, что у нас вышло, – сказала мама, – а заодно узнаем, какая из Анжелы выйдет стряпуха. Тесто она сама делала, я ей только чуточку помогла.

– Совсем, совсем немножко! – воскликнула польщенная Анжелика. – Да могла бы и не помогать! Я и так все знала!

Она набрала полную грудь воздуха и изо всех сил дунула на свечи. Девять из них сразу потухли, но одна, самая дальняя, только мигнула в ответ. Огонек пропал, однако, через мгновение вновь затеплился на кончике свечи.

– Эх! – расстроилась именинница, – теперь желание не сбудется!

Мама вынула из торта погасшие свечи и разрезала его на части. Следующие четверть часа разговоры почти прекратились. Слышалось только позвякивание ложек о тарелку. Торт всем понравился, и гости не скупились на похвалы. Анжелика и Колмогорова съели по два куска, а Подповетная целых три.

Напившись чаю, девочки вернулись к своим играм, а мама собрала чашки с блюдцами и ушла на кухню мыть посуду. Здесь, у раковины, ее внезапно настиг новый приступ дурноты, сопровождавшийся на этот раз острыми коликами. Боль возникла где-то под ложечкой, но почти сразу стала отдавать в грудь. Быстро нарастая, она сделалась вскоре нестерпимой. Ощущение было такое, будто ей в сердце вонзили раскаленную иглу. Мама выронила из рук чашку, оперлась спиной о дверцу шкафа и тихо сползла по ней на пол. Кухня завертелась перед глазами. Свет померк…

Мама почувствовала, что проваливается в глубокое, страшное болото и отчаянно барахтается в окутавшем ее со всех сторон липком, холодном мраке. Поначалу она была одна, но потом, то справа, то слева от нее, прямо сквозь струящуюся темноту стали проступать гадкие, наполовину человеческие, наполовину звериные лица. Неведомые чудища пялились на нее со всех сторон, ощерив в мерзкой ухмылке рты, а некоторые тянулись к ней длинными и гибкими, словно змеи, языками. Раз за разом мама старалась вырваться из окружения этих жутких тварей, но странное бессилие парализовало ее члены, а мрак между тем продолжал засасывать ее все глубже и глубже… И вот вдали замаячила еще одна фигура – женщина с ног до головы закутанная в белые одежды, лицо которой было скрыто под низко опущенным капюшоном… Потом перед ней возникло странное, изрезанное морщинами лицо маленького мальчика с огромной, совершенно лысой головой. Оно показалось маме знакомым, словно она видела его прежде в каком-то давнем, полузабытом сне. Но сколько она не напрягала память, ничего определенного ей припомнить не удалось. Кивком мальчик поманил ее к себе, и она уже готова была двинуться следом, но тут откуда-то издалека до нее донеся слабый крик дочери: «Мама! Мамочка! Не уходи!». С трудом, словно превозмогая чье-то ожесточенное сопротивление, мама начала подниматься вверх. Страшные физиономии призраков отступились от нее. Окружающая темнота, растворяясь в потоках падавшего сверху света, утратила над ней свою власть. Будто всплывая из глубины навстречу яркому солнцу, мама поднималась все выше и выше, и, наконец, вырвалась из-под власти наваждения…

Первое, что она увидела, открыв глаза, было лицо дочери, все залитое слезами.

– Мама! – кричала Анжелика. – Ты меня слышишь?

– Слышу, солнышко, – тихо отвечала она, с трудом двигая языком.

– Ах, как ты меня напугала, мамочка, – сказала девочка, – что с тобой такое?

– Наверно, я упала в обморок, – медленно проговорила мама, – мне еще с самого утра нездоровилось…

В кухню, тяжело отдуваясь, вбежала Подповетная. Следом за ней семенила соседка по площадке Галина Николаевна.

– Вам плохо? – участливо спросила она.

– Пустяки, – прошептала мама, – всего лишь небольшой обморок.

Она оперлась рукой о стул, однако боль в груди помешала ей подняться.

– Лежите, лежите! – испуганно проговорила соседка. – Я уже вызвала «скорую». Врач сейчас приедет.

– Чепуха какая… – начала, было, мама и замолчала.

Она хотела сказать: «Не надо мне никакого врача!» Но язык отказался ей служить. Встав на колени, Колмогорова поднесла к ее рту чашку с водой. Мама сделала несколько глотков и перевела дух.

– Долго я была без сознания? – спросила она.

Девочки переглянулись.

– Не-не знаю, – с запинкой произнесла Подповетная. – Минут пять назад я зашла в кухню и увидела, что вы сидите на полу.

– Ах, мамочка, как ты меня напугала! – повторила Анжелика, целуя ее мокрыми губами в щеку.

– Ничего, доченька, все уже позади, – отвечала мама. Но сама она далеко не была в этом уверенна. Боль не отпускала. Каждое слово и движение давались ей с большим трудом.

Соседка, выходившая зачем-то на площадку, вернулась на кухню.

– Галина Николаевна, – попросила мама, – позвоните Веронике Павловне. Скажите ей обо всем. Пусть она возвращается из Москвы как можно скорее.

Соседка кивнула и ушла к себе в квартиру.

– Если меня заберут в больницу, – сказала мама Анжелике, – поживешь некоторое время у бабушки. Хорошо?

Вместо ответа девочка прижалась лицом к ее груди. Мама ласково погладила ее по волосам.

– Ну-ну, – моя хорошая, – прошептала она, – все образуется.

Следующие пять минут все просидели в безмолвии. Между тем вернулась соседка и сообщила, что Вероника Павловна выезжает из Москвы первым же поездом.

– Она будет в городе завтра утром, – сказала Галина Николаевна.

– «Скорая» приехала! – взволнованно сообщила Василевская.

Соседка пошла открывать дверь. Звякнул замок, и послышался приглушенный голос Галины Николаевны, которая о чем-то торопливо говорила врачу. Вслушиваясь в разговор, Анжелика оторвала лицо от маминой груди и устремила напряженный взгляд в прихожую. Через несколько секунд вошел плотный мужчина с бородкой. На нем был белый свитер и расстегнутая синяя куртка с белыми полосами на груди и рукавах. В руках он держал два чемоданчика. Следом за врачом появилась молодая красивая женщина в такой же сине-полосатой куртке и брюках.

– Ну-с, – произнес врач внушительно, присаживаясь на корточки и приподнимая мамину руку, – что у нас здесь произошло?

Выслушав сбивчивый рассказ девочек, он быстро посчитал пульс и измерил давление, потом вставил в уши трубки фонендоскопа и долго прослушивал мамину грудь. Видимо, результаты обследования ему не понравились, потому что врач нахмурился и что-то проворчал себе под нос.

– Боль сильная? – спросил он.

– Да, доктор, – призналась мама, – не могу не вздохнуть, не пошевельнуться.

Врач опять сердито покачал головой, а потом кивнул медсестре, которая уже держала наготове шприц. Пока та закатывала маме рукав блузки, перетягивала руку жгутом и искала вену, он извлек из кармана маленькую рацию и приказал:

– Носилки в третью квартиру.

– Все так плохо, доктор? – спросила мама.

– Хорошего мало, – признался врач. – Но пока что ничего определенного сказать не могу. Более точный диагноз поставят в реанимации.

Мама обвела беспомощным взглядом кухню, словно прощаясь с ней навсегда. Потом она сжала ладонь дочери и сказала:

– Ты справишься! Ведь ты уже большая.

В глазах у мамы стояли слезы. Анжелике тоже ужасно хотелось плакать, но она сдержалась и даже попыталась улыбнуться.