Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой. Содом и Гоморра, или Города окрестности сей

О чем задумался? – наконец спросил Ролинс.

Сдается мне, что за здорово живешь нам с тобой отсюда не выбраться.

Ролинс кивнул. Они смотрели, как в свете прожекторов двигаются фигуры заключенных.

А все из-за одной чертовой лошади, буркнул Ролинс.

Джон-Грейди наклонился вперед, сплюнул между расставленных ног, потом снова прислонился к стене.

Лошадь тут ни при чем, сказал он.

Ночью они лежали в камере на железных койках и прислушивались к тому, что происходит вокруг. Тишину нарушало храпение кого-то из соседней камеры, да где-то вдалеке пролаяла собака. Потом стало так тихо, что они слышали дыхание друг друга.

А мы-то тоже… Возомнили себя крутыми ковбоями, произнес из темноты Ролинс.

Есть немного.

А они могут убить нас в любой момент.

Тоже верно.

Два дня спустя папасоте прислал за ними человека. Это случилось вечером, когда они сидели во дворе. Высокий худой мексиканец пересек двор, подошел к ним, нагнулся, сказал, чтобы они шли за ним, потом выпрямился, повернулся и пошел. Он даже не оглянулся, чтобы проверить, идут ли они следом.

Чё бум делать? – спросил Ролинс.

Джон-Грейди кое-как поднялся, отряхнул рукой штаны и сказал:

Поднимай свою задницу.

Хозяина звали Перес. Его «особняк» имел лишь одну комнату, в центре которой стоял складной металлический стол и четыре стула. У одной стены железная кровать, напротив буфет, полка с посудой и газовая плитка с тремя конфорками. Когда они вошли, хозяин стоял у окна и смотрел на тюремный двор. Затем он повернулся, щелкнул пальцами, и провожатый тотчас исчез за дверью.

Меня зовут Эмилио Перес, представился хозяин. Прошу вас, присаживайтесь.

Они отодвинули стулья, сели. Доски пола, как оказалось, не были прибиты гвоздями, а просто лежали на поперечинах, одна к другой. Блоки, из которых были сложены стены, не были скреплены известковым раствором. Потолок состоял из неокоренных жердей, на которых лежали листы кровельного железа, придавленные по краям кирпичами. Двое или трое мужчин могли за полчаса разобрать и снова собрать все сооружение. Тем не менее в домике имелось электричество и даже газовый обогреватель. На одной из стен висел ковер, на других – картинки из календаря.

Вы еще очень молоды и, по-моему, любите подраться, так?

Ролинс собрался что-то ответить, но Джон-Грейди быстро перебил его.

Да, сказал он. Есть такой грех.

Перес улыбнулся. Это был мужчина лет сорока с седеющими волосами и усами, стройный и гибкий. Он отодвинул третий стул, с показной легкостью перебросил ногу через спинку и сел, поставив локти на стол и чуть подавшись вперед. Стол был покрашен малярной кистью, через зеленую краску проступало название пивоварни. Перес сложил руки вместе.

Давно вы тут, драчуны? – спросил он.

С неделю.

И как долго собираетесь пробыть?

Для начала, мы сюда вообще не собирались, отозвался Ролинс. Так что наши планы тут ни при чем.

Американцы в этой тюрьме долго не задерживаются, с улыбкой произнес Перес. Проводят тут пару-тройку месяцев. Потом покидают нас. Здешняя жизнь им не по душе.

А вы можете сделать так, чтобы мы отсюда убрались?

Перес развел руками и чуть пожал плечами:

Ну разумеется. Конечно.

Тогда почему вы сами здесь загораете? – спросил Ролинс.

Перес снова улыбнулся, откинулся на спинку стула, а руками сделал такое движение, словно прогоняет птиц. Этот жест плохо сочетался с его общей невозмутимостью, но, возможно, он счел, что американцам так будет понятнее.

У меня есть политические противники. Что еще? Буду с вами откровенен. Не думайте, что я тут живу припеваючи. Чтобы договориться насчет себя, требуются деньги, и немалые. Это стоит дорого. Очень дорого.

Тогда вы копаете не там, где надо, сказал Джон-Грейди. У нас денег нет.

Перес грустно посмотрел на них:

Если у вас нет денег, то как же вы собираетесь обрести свободу?

Мы думали, вы нам расскажете.

Рассказывать тут нечего. Без денег на свободу лучше не рассчитывать.

Значит, мы отсюда никуда не денемся.

Перес пристально посмотрел на своих гостей. Он чуть подался вперед и снова сложил руки. Казалось, он размышляет, как лучше начать.

Все это очень серьезно. Вы не понимаете здешней жизни. Вы, наверное, считаете, что она сводится к борьбе за разные мелочи. Шнурки для ботинок, сигареты. Это наивный подход. Вы меня понимаете? Вовсе не в этой ерунде главное. Нельзя оставаться здесь и сохранять независимость. Вы себе не представляете, как тут все устроено. Вы не знаете здешнего языка.

Он знает, кивнул Ролинс на Джона-Грейди.

Нет, покачал головой Перес. Никто из вас его не знает. Может, через год вы кое-что начнете понимать. Но год для вас слишком много. У вас времени в обрез. Если вы не докажете, что верите в меня, я ничем не смогу помочь. Понимаете? Я не смогу вам предложить свою помощь и поддержку.

Джон-Грейди посмотрел на Ролинса.

Ты готов, приятель? – спросил он.

Вполне.

Они отодвинули стулья и поднялись из-за стола.

Перес посмотрел на них:

Садитесь, пожалуйста.

Мы уже и так засиделись, сказал Джон-Грейди.