Он тяжело дышал, руки дрожали от сводящей судороги. царевич поднял ладони и посмотрел на них…
– Дядя? – прошептал Сибор, и в голову врезалось воспоминание.
Он еще совсем маленький, только что подрался с одним из мальчишек во дворе. Последствия стычки были не из приятных – ему разбили нос и оставили синяк под глазом. Соперник был слишком силен и у Сибора не было даже надежды на победу.
Дядя Фаррел стоял рядом и промывал рану племянника. Добрые глаза царя успокаивали Сибора, но недостаточно. Остатки злобы после драки все еще кипели в его сердце, завывая от несправедливости.
– Я скажу своему отцу, как только он вернется, я…
Фаррел ухмыльнулся, словно бы Сибор сказал что-то забавное. Он опустил тряпку в миску с водой и коснулся лба племянника.
– Что наказал Единый всем разумным тварям, которых создал, Сибор?
Мальчик нахмурился и попытался вспомнить строчку из Священного Писания.
– Будь милосерден ко всему живому, не высказывай жестокости, ибо поглотит тебя пламя Единого, и никогда ты не увидишь Его Лика…
Фаррел, соглашается. Из-за полуседой бороды трудно разглядеть его улыбку, но Сибору это не нужно. Мальчик всегда чувствовал успокаивающее тепло от дяди, идущее прямиком откуда-то изнутри. Как же ему хотелось, чтобы дядя Фаррел был его отцом!
– Правильно, Сибор, – полушепотом отвечает царь.
– Но он ударил меня, дядя! Набросился на меня и…
– Да, это так, он сильно тебя потрепал. – Царь окунул палец в целительную мазь и нанес ее на ободранные костяшки пальцев племянника. – Ты же знаешь, что будет, если твой отец узнает имя мальчика, который тебя побил?
О да, Сибор хорошо знал своего отца, и то, на что тот был способен…
– Он убьет его, – тихо, будто бы опасаясь, что его подслушивают, произнес Сибор.
– Да. Убьет… – с грустью подтвердил Фаррел. – Но ты можешь не допустить этого, Сибор. В твоих руках прямо сейчас находится чья-то жизнь, чьи-то воспоминания, чья-то душа. Неужели ты способен вот так просто, одним лишь словом забрать все?
Сибор молчал, но Фаррел отчетливо видел ответ на свой вопрос на обеспокоенном лице племянника.
– У тебя добрая душа, Сибор. Пройдет время, и ты будешь великим царем силуитов, и все будут чтить тебя за твое милосердие, и самое главное – Единый будет с тобой. Всегда.
Фаррел положил руку на плечо племянника и пристально посмотрел на него.
– Для силутов грядут тяжелые времена, – начал Фаррел, – Наша земля умирает, превращается в безжизненную пустыню из-за нашей жадности и расточительности. Совсем скоро здесь не будет жизни, и всем нам придется искать новый дом. Всего этого можно было бы избежать, Сибор, если бы мы чтили законы Единого – не убивали бы друг друга, питая родные земли кровью наших братьев и сестер. Чтобы не допустить такого вновь, мы не должны нарушать законы Единого. Никогда.
Царь замолчал и посмотрел на каменную статую возле стены: Лико Единого, скрытое капюшоном. Фигура бога была в три раза выше царя. Единый стоял с распростертыми объятиями, словно бы желая обнять любого, кто подойдет. Не отрывая задумчивого взгляда от статуи, Фаррел произнес:
– Прямо сейчас силуиты нуждаются в милосердии. Нуждаются так, как не нуждались в нем никогда.
В зал вошел бирюч, обратив на себя внимание царя.
– Милостивый государь, пришло срочное послание от графа Джерома, с Новой Земли.
– Благодарю, дайте мне немного времени.
Бирюч покинул зал, и дядя продолжил:
– Прежде чем уйти, я хочу подарить тебе кое-что.
Фаррел снял со своей шеи подвеску из прочной нити и надел на шею племянника. Приглядевшись, Сибор увидел в символе очертания головы Единого, чье лицо было скрыто капюшоном.
– Твоя бабушка надела его на меня, когда я был примерно твоего возраста. Думаю, самое время и тебе носить его возле своего сердца.
Сибор потрогал приятную на ощупь нить железный символ. Подарок его восхитил
– Спасибо, дядя Фаррел…
– Поступи так, как считаешь нужным, дорогой племянник, но помни о словах, что я тебе сказал.
Царь поцеловал его в лоб и вышел из покоев, оставив Сибора наедине со своими мыслями. Слова дяди не давали покоя ему долгое время…
…и не дают до сих пор. Сколько лет прошло? Семь? Сейчас ему уже пятнадцать, и те времена казались ему чем-то неимоверно далеким.
Подвеска была при нем. Он так и не снял ее, ни разу.
«Чти заветы Единого, Сибор…» – повторил про себя юноша, и глубоко вздохнул.
В руке он сжал подвеску Единого, с закрытыми глазами прошептал про себя молитву, после чего обмотал тряпкой, лежащей на одной из ящиков, покалеченные пальцы и вышел из трюма, будто бы ничего и не было…
Наступил вечер.
Караульные ступили на пост, матросы спешили поскорее улечься в свои гамаки, изнуренные очередным тяжелым рабочим днем на корабле.
– Сударыня, сударыня! – запыханно говорила нянька Флида, пытаясь одновременно держать в руке миску с похлебкой из сельдерея и угнаться за Белкой. Девчушка прыгнула на стол, юрко забралась на соседний шкаф и уже через мгновение лежала животом на потолочной балке, нарочно свесив руки и ноги вниз.
– Вам нужно скушать все, суд…
– Сама ешь свою гадость! – прервала мольбы старухи Белка. – С голоду помру, но в рот эту дрянь не пущу!
– Настырная девчонка… – пробормотала нянька себе под нос и положила миску на стол.
– Я все слышала!
В каюту зашел Сибор. Заметив свою маленькую сестренку у потолка, он ни капли не удивился – подобные картины были частым явлением.
– Сударь! Хвала Единому…
Флида подошла к Сибору, скрестила руки на груди и умоляюще посмотрела на царевича.
– Еще немного, и ваша сестра своим упрямством заставит увидеть меня Лико Единого. Прошу вас…
– Я вас понял, Флида, – Сибор вежливо улыбнулся и отступил в сторону. – Ступайте, я поговорю с ней.
– Да хранит вас Единый, сударь… – Флида поклонилась и покинула каюту.