Сибор, не промолвив ни слова, подошел к столу, где стояла светло-зеленая похлёбка неаппетитного вида, молча сел за стул и посмотрел вверх. Белые локоны девочки, будто ветви ивы, свисали вниз. Взгляды брата и сестры встретились, и на некоторое время в каюте повисла тишина, нарушаемая лишь шумом океанских волн и скрипом половиц.
– Пятнадцать ложек, – произнес Сибор и достал из кармана одну шоколадную конфету, нарочито положив ее на видном месте.
– Десять! – возразила Белка, надув губы.
– Двадцать ложек…
– Хорошо, хорошо! Пятнадцать!
Сибор довольно улыбнулся.
– Но только, если ты добавишь одну с рябиновым вкусом.
– По рукам. – Сибор встал со стула и протянул руку сестре, чтобы помочь слезть, но та, не обращая внимания на помощь брата, уже через миг оказалась на полу, ловко спрыгнув с балки.
– Тоже мне братец! Родная кровиночка! – возмутилась Белка. С мученическим выражением на лице она взяла деревянную ложку и начала ею скоблить по злосчастному супу, не отрывая глаз от двух ярких свертков, ожидавших ее в качестве награды.
– Что с твоей рукой? – Белка с любопытством коснулась повязки Сибора.
– Так, ничего… ешь, давай, тебе еще тринадцать ложек.
Белка что-то пробубнила про себя и снова с отвращением зачерпнула ложкой зеленую жижу. Оттягивая очередную порцию на подольше, ее взгляд упал на шкаф, из которого виднелся краешек бордового платья. Лицо девочки вдруг стало грустным.
– Ты чего? – Сибор заметил, как сестренка поникла.
Девочка ответила не сразу.
– Мама…скучаю по маме.
Сибор сел возле сестры, которая, казалось, вот-вот заплачет. Он обнял ее и прижал к себе. Это уже был не первый случай, когда Белка ни с того ни с сего впадала в хандру.
– Я тоже по ней скучаю… – сказал Сибор. – Но она видела Лик Единого и теперь обрела вечный покой.
Сестра посмотрела на брата блестящими от подступающих слез глазами, а затем снова его обняла. Воспоминания о погибшей из-за болезни матери всегда наводили на нее тоску, и поэтому Сибор знал, что нужно делать в такие мгновения. И это срабатывало, вот уже в который раз.
– Я рада, что ты мой братик, даже когда заставляешь меня есть похлёбку.
Сибор улыбнулся.
– Я тоже рад, что у меня…
Но вдруг его прервали. Приглушенный, но узнаваемый голос наблюдателя из вороньего гнезда эхом раздался по всему кораблю.
– Человек за бортом! – кричал голос. – Человек за бортом!
Понадобилось несколько матросов и одна шлюпка, чтобы вытащить из воды вцепившуюся мертвой хваткой в сломанную доску девушку на борт «Освободителя». Она была без сознания, маленькая грудь вздымалась в такт дыханию. Короткая неопрятная стрижка, белые, как молоко, волосы и многочисленные рунические татуировки на руках сразу дали подсказку, кем была эта особа…
– Райданка… – произнес один из моряков и вытащил кинжал из ножен.
– Погодите! – Сибор выступил вперед, внимательно осматривая чужестранку. Нежное, без единой морщинки лицо. Пухлые щеки с небольшой розовинкой напоминали два яблочка. Она была совсем молодой, быть может, чуть старше самого Сибора. Впервые в жизни ему удалось вблизи увидеть представительницу народа, с которым они воевали вот уже сотни лет.
Родиной райданцев были земли Нордхаль, что на Севере. Их кожа была такой же бледной и холодной, как снег, среди которого они обитали много тысяч лет. Глаза напоминали ярко-синие кристаллики льда, и среди силуитов часто ходили слухи, что если долго в них смотреть, то превратишься в ледяную статую. Правда, не известно ни одного подтвержденного случая.
Никто уже и не помнит, почему началась война между райданцами и силуитами Много лет утекло с тех пор, но единого ответа на вопрос «С чего все началось?» так и не дано.
– Посмотрите на ее одежду… – сказал Сибор, указывая на мокрую тунику. – Не похоже, что она из воинов, больше похожа на простолюдинку…
– Все райданцы воины, сударь… – вежливо возразил капитан Киль, держа кисть на рукоятке свое кремневое ружье. – Не важно, нагие они или в обмотках. Они рождаются с мечом в руках, и умирают с ним, уж я то знаю. Будет лучше, если мы…
– Нет, – сказал Сибор, заранее зная ответ капитана. Он грозно посмотрел на Киля и на миг вдруг понял, что хотел бы одним лишь своим видом устрашать людей, как это делал отец.
– При всем уважении, государь, это мой корабль, и пока вашего отца нет на борту…
– А я сын своего отца, капитан Киль… – произнес Сибор. – Вы знаете, на что способен мой отец.
У капитана застрял комок в горле. Он открыл было рот, но смолчал.
– Уведите ее на гауптвахту, – сказал Сибор. – Возможно, она сможет нам рассказать что-нибудь полезное.
Не сразу, но Киль кивнул матросам, и те утащили пленницу в трюм.
– Учтите, сударь, – в голосе капитана Киля слышалась настороженность. – Оглянуться не успеете, как ваш отец вернется с «Триумфа», и тогда…
– Знаю, – сказал Сибор и нервно сглотнул. – Я поговорю с ним.
Райданка очнулась спустя несколько часов. Ее холодные, с синим отблеском глаза с любопытством осматривали помещение корабля, что вызвало мурашки по телу Сибора, уж очень странным казалось ее поведение. Будто бы девушка совершенно не испытывала страха перед местом, в котором оказалась.
Один из моряков небрежно поставил горячую миску с похлебкой у ног закованной в цепях райданки, пролив почти половину содержимого.
– Сударь, позвольте, я… – начал моряк.
– Не нужно.
– Но сударь, она может…
– Ее руки закованы, матрос, – настаивал Сибор. – Я верю, что райданцы сильный народ, но уверен, что даже они не способны сломать голыми руками эбонитовые цепи.
Моряк не стал возражать, хоть и хотел. Он поклонился и направился к выходу.
– Пустое это дело. Ничего вам из нее не вытащить.
Сибор посмотрел на лицо райданки. Голубые глаза чужеземки завораживали, но уж точно не были способны превратить его в ледяную статую.
Девушка словно бы не замечала присутствия Сибора, продолжая осматривать окружающие ее цепи и ящики. Царевичу вдруг пришло в голову, что девушка, едва очнувшись, уже продумывала план побега.
– Кушать? Еда? – Сибор поднес деревянную ложку к своему рту, изображая поедание воображаемой пищи.
К сожалению, среди силуитов было мало людей, владеющих языком райданцев – он имел множество гортанных, тяжело произносимых звуков, которыми было трудно овладеть. Да и среди райданцев не было тех, кто желал обучить посторонних своему языку.