Чернильная кровь

– А в полицию она позвонила?

– Нет. Она говорит, что в полиции все равно ей не верят.

– И все же нужно туда позвонить и назвать приметы Басты. Вы ведь сумеете его описать?

Нашел о чем спрашивать! Мегги пыталась забыть лицо Басты, но оно, видимо, отпечаталось в ее мозгу до конца дней с фотографической точностью.

– Слушай, Мегги! – Может быть, на самом деле Мо только делал вид, что спокоен. Голос его звучал непривычно. – Я выезжаю сегодня же. Скажи это Элинор и маме. Самое позднее завтра утром я буду дома. Задвиньте засов и держите окна закрытыми, ясно?

Мегги кивнула, забыв, что Мо не мог увидеть ее кивок по телефону.

– Мегги?

– Да, я поняла.

Она пыталась говорить спокойно и храбро, хотя чувствовала себя совсем иначе. Ей было страшно, очень страшно.

– До завтра, Мегги!

По его голосу она поняла: он выезжает сию минуту. Мегги представила себе ночное шоссе, и вдруг ей пришла новая страшная мысль.

– А ты? – с трудом проговорила она. – Мо! А если Баста поджидает тебя где-нибудь на дороге?

Но отец уже повесил трубку.

Элинор решила разместить Фарида там, где спал когда-то Сажерук: в комнатке под самой крышей, где ящики с книгами громоздились вокруг узкой кровати на такую высоту, что каждому, кто там спал, снилась обрушивающаяся на него гора печатной бумаги. Мегги было поручено проводить Фарида в его комнату. На ее «спокойной ночи» он только кивнул с отсутствующим видом. Он выглядел сейчас таким же потерянным, как в тот день, когда Мо вычитал на кухню Каприкорна его – безымянного худого мальчишку в тюрбане на черных волосах.

Прежде чем лечь спать, Элинор еще несколько раз проверяла, включена ли сигнализация. А Дариус взял старый дробовик, из которого Элинор иногда палила в воздух, завидев у птичьего гнезда в своем саду бродячую кошку, и уселся с ним перед входной дверью в широченном оранжевом халате, подаренном Элинор к прошлому Рождеству. Он уставился на дверь с видом полной боевой готовности, но, когда Элинор во второй раз вышла проверить сигнализацию, ее помощник уже крепко и безмятежно спал.

Мегги долго не ложилась. Она посмотрела на стеллаж, где стояли раньше ее блокноты, провела рукой по пустым полкам и наконец опустилась на колени перед красным сундуком, который Мо в незапамятные времена соорудил для ее любимых книжек. Уже много месяцев она его не открывала. Туда уже не влезало ни одной новой книги, и возить сундук с собой тоже стало невозможно – слишком он был тяжелый. Поэтому Элинор подарила ей для новых любимых книг целый книжный шкаф. Он стоял рядом с кроватью Мегги, застекленный, украшенный резным орнаментом из листьев, так что темное дерево, казалось, не желало забывать, что было когда-то живым. Но и полки за стеклянными дверцами были уже битком набиты – ведь теперь книги Мегги дарил не только Мо, но и Реза, и Элинор. Даже Дариус время от времени притаскивал ей что-нибудь. А старые друзья – книги, принадлежавшие Мегги до того, как она поселилась у Элинор, – продолжали жить в сундуке, и, когда она откинула тяжелую крышку, ей показалось, что оттуда раздались почти забытые голоса, глянули знакомые лица. До чего они все зачитаны… «Правда странно, что, если книжку прочитать несколько раз, она становится намного толще? – сказал Мо, когда они в последний день рождения Мегги вместе рассматривали эти ее старинные сокровища в сундуке. – Как будто при каждом чтении что-то остается между страницами: чувства, мысли, звуки, запахи… И когда ты много лет спустя снова листаешь книгу, то находишь там себя самого – немного младше, немного не такого, как теперь, будто книга сохранила тебя между страницами, как засушенный цветок, – и знакомого и чужого одновременно».

Немного младше, верно. Мегги взяла одну из лежавших сверху книг. Она прочла ее раз десять, если не больше. Там была одна сцена, которая в восемь лет ей особенно нравилась, а в десять лет она отчеркнула это место на полях красным карандашом – в знак восхищения. Она провела пальцем по кривой черте – тогда еще не было Резы, не было ни Элинор, ни Дариуса, только Мо… Не было тоски по синим феям, воспоминаний о покрытом шрамами лице, о рогатой кунице, о босоногом мальчике, о Басте и его ноже. Другая Мегги читала эту книжку, совсем другая… и она осталась между страницами, сохраненная там, как памятная вещица.

Мегги вздохнула, закрыла книгу и положила обратно. За стеной слышались шаги матери, ходившей взад-вперед по комнате. Наверное, она, как и Мегги, все время думает о той угрозе, которую прокричал Баста вслед Фариду. «Надо пойти к ней, – подумала Мегги. – Вместе будет не так страшно». Но в ту минуту, как она поднялась, шаги смолкли и в соседней комнате стало тихо-тихо, как во сне. Пожалуй, уснуть было бы неплохо. Мо не приедет быстрее оттого, что Мегги не станет спать, дожидаясь его. Если бы можно было ему позвонить – но он вечно забывал в дороге включить мобильный телефон.

Мегги тихонько закрыла крышку сундука, словно опасаясь разбудить стуком Резу, и задула свечи, которые зажигала каждый вечер, хотя Элинор ей это запрещала. Только она стянула с себя футболку, как кто-то тихонько постучал в дверь. Она открыла, уверенная, что там мама, которой все же не удалось заснуть. Но это был Фарид, залившийся краской до ушей, когда увидел ее в одной нижней майке. Он пробормотал «извини» и, прежде чем Мегги успела ответить, поковылял прочь на своих израненных ногах. Она снова натянула футболку и побежала за ним.

– Что случилось? – испуганно прошептала она. – Ты что-то услышал внизу?

Фарид покачал головой. В руке он держал листок бумаги, обратный билет Сажерука, как ехидно назвала его Элинор. Мальчик нерешительно зашел вслед за Мегги в ее комнату и огляделся там как человек, не привычный к замкнутому пространству. Наверное, с тех пор как он исчез вместе с Сажеруком, ему приходилось в основном ночевать под открытым небом.

– Извини, пожалуйста, – пробормотал он, глядя на свои босые ноги, на которых отклеились два пластыря. – Уже поздно, но… – Он в первый раз посмотрел Мегги в глаза и снова покраснел. – Орфей сказал, что прочитал не все, что здесь написано. Те слова, которые отправили бы туда и меня, он просто пропустил. Он это сделал нарочно, но я все же должен предупредить Сажерука, и поэтому…

– Что «поэтому»?

Мегги подвинула ему стул, стоявший у письменного стола, а сама села на подоконник. Фарид опустился на стул так же нерешительно, как входил в комнату.

– Ты должна вчитать туда и меня, прошу тебя!

Он снова протянул ей испачканный листок, и его черные глаза смотрели при этом так умоляюще, что Мегги невольно отвела глаза.

– Ну пожалуйста! Ты можешь, я знаю! – бормотал он. – Тогда… той ночью в деревне Каприкорна… я хорошо помню, у тебя был такой же листочек, и больше ничего…

Той ночью в деревне Каприкорна. У Мегги и теперь начинает бешено колотиться сердце, стоит ей подумать о ночи, которую имел в виду Фарид, – той ночи, когда она вычитала Призрака и все же не решалась заставить его убить Каприкорна, пока Мо не сделал это за нее.

– Орфей написал эти слова, он сам мне говорил! Он просто не стал их читать, но они тут, на этом листке! Конечно, моего имени здесь нет, потому что иначе бы ничего не получилось. – Бормотание Фарида становилось все быстрее. – Орфей сказал, что в этом весь секрет: можно использовать только те слова, которые есть в той книжке, которую хочешь изменить.

– Он так сказал? – Сердце у Мегги на секунду замерло, словно запнувшись о слова Фарида.

«Можно использовать только те слова, которые есть в той книжке…» Так вот почему ей ничего, совсем ничего не удавалось вычитать из историй Резы: потому что она употребляла слова, которых не было в «Чернильном сердце»? Или все же только потому, что она не умеет толком писать?

– Да. Он воображает себя великим мастером чтения, этот Орфей. – Фарид выплюнул это имя, как сливовую косточку. – Хотя по мне, так ему далеко до тебя или твоего отца.

«Может быть, – подумала Мегги, – но Сажерука он вчитал обратно. И сам написал нужные слова. Этого ни Мо, ни я не умеем». Она взяла из рук Фарида исписанный Орфеем листок. Почерк нелегко было разобрать, хотя он был очень красивый, с необычными завитушками.

– На какой точно строчке исчез Сажерук?

Фарид пожал плечами.

– Не знаю, – смущенно признался он.

Конечно, как она могла забыть – он же не умеет читать. Мегги провела пальцем по первому предложению: «День, когда Сажерук вернулся, пах грибами и ягодами».

Она задумчиво опустила листок.

– Ничего не получится. У нас ведь даже книги нет. Что тут поделаешь без книги?

– Но Орфей же без нее обошелся! Сажерук отобрал у него книгу раньше, чем он стал читать этот листок!

Фарид оттолкнул стул и подошел к ней. Мегги смущалась, когда он стоял так близко, – ей не хотелось задумываться почему.

– Не может быть! – выдавила она.

Но Сажерук исчез. Несколько фраз, написанных от руки, открыли ему ту дверь между буквами, которую напрасно искал Мо. И эти фразы написал не Фенолио, автор книги, а другой человек… Человек со странным именем Орфей.

Мегги знала о том, что скрывается за буквами, больше, чем большинство людей. Она сама открывала двери, выманивала живые существа с пожелтелых страниц и видела своими глазами, как ее отец вычитал из арабской сказки мальчика, стоявшего сейчас рядом с ней. Но Орфей, похоже, знал об этом намного больше ее и даже больше, чем Мо, которого Фарид по-прежнему называл Волшебный Язык… Мегги вдруг начала бояться слов на грязном листке бумаги. Она положила его на стол, словно он жег ей пальцы.

– Пожалуйста! Ну попробуй, прошу тебя! – Голос Фарида звучал умоляюще. – Что, если Орфей уже вчитал Басту обратно? Сажерук должен знать, что эта парочка в сговоре! Он ведь думает, что в том мире Баста ему не страшен!

Мегги все еще смотрела на слова Орфея. Они звучали красиво, завораживающе красиво. Мегги захотелось почувствовать их на языке. Еще немного, и она начала бы читать вслух. Вдруг она испуганно зажала себе рот рукой.

Орфей.

Ну конечно, она знает это имя и ту историю, что обвивает его венцом из цветов и терний. Элинор подарила ей книгу, где об этом рассказывалось лучше всего.

«Тебя, о Орфей, оплакивают в печали птичьи стаи, и дикие звери, и неподвижный утес, и лес, так часто следовавший за твоей песней. Дерево сбрасывает листья, чтобы, обнажив голову, скорбеть о тебе».

Она вопросительно посмотрела на Фарида.