Царь дрожащего творенья, –
ребенок воспроизвел ее так:
Царь, дрожащий от варенья.
Дикое это словосочетание было для ребенка гораздо осмысленнее, чем то, которое он услышал от взрослых.
* * *
В сказке царевна говорит жениху:
– Властелин души моей.
Услышала эту сказку трехлетняя Ира и пересказала восклицание царевны по-своему:
– Пластилин души моей.
* * *
Мать причесывает четырехлетнюю Люду и нечаянно дергает ее волосы гребнем. Люда хнычет, готова заплакать. Мать говорит в утешение:
– Терпи, казак, атаманом будешь!
Вечером Люда играет с куклой, причесывает ее и повторяет:
– Терпи, коза, а то мамой будешь!
* * *
Такое же влечение к смыслу, к наглядным словам и вещам сказалось в той великолепной бессмыслице, которую создал недавно один четырехлетний москвич. Услышав от взрослых стихи:
Скакун лихой, ты господина
Из боя вынес, как стрела,
Но злая пуля осетина
Тебя во мраке догнала… –
он сразу заучил их наизусть, причем последнее двустишие было им оформлено так:
Но злая рыба осетрина
Тебя во мраке догнала.
И здесь опять-таки эта бессмыслица для него гораздо более насыщена смыслом, чем то вполне осмысленное сочетание слов, которое дано ему взрослыми.
* * *
Четырехлетняя Галочка называла Дон-Кихота «Тонкий Кот».
* * *
Когда моя старшая сестра заучивала вслух стихотворение Пушкина:
Как ныне сбирается вещий Олег, –
я, пятилетний мальчишка, понимал эту строчку по-своему:
Как ныне собирает свои вещи Олег.
* * *
У Батюшкова есть такая строка:
Шуми, шуми волнами, Рона!
Известный языковед Д. Н. Ушаков говорил на лекции студентам, что в детстве эта строка воспринималась им так:
Шуми, шуми, волна Мирона![7 - Д. Н. Ушаков. Краткое введение в науку о языке. М., 1925, с. 41 – 42.]
* * *
Точно такое же словесное творчество можно наблюдать и в речи народа.
В лингвистике это ложное осмысление слов именуется «народной этимологией». Николаевские солдаты приспособили к своему пониманию иностранное слово «гошпиталь», придав ему ехидное прозвище «вошпиталь» (то есть питомник вшей).
Народное наименование пластыря – кластырь, бульвара – гульвар. Поликлинику в народе часто зовут полуклиникой, в отличие от клиники, то есть больницы.
Немецкое слово Profoss (так назывался когда-то военный полицейский служитель, исполнявший обязанности надзирателя и палача) стало в просторечии прохвостом.[8 - В. В. Виноградов. Очерки по истории русского литературного языка XVII–XIX вв. М., 1938, с. 52.]
Вспомним некрасовское:
– Как не понять! С медведями
Немало их шатается
Прохвостов и теперь.
Те древние египетские сфинксы, что стоят над Невой в Ленинграде перед Академией художеств, именовались в просторечии сфинками (то есть попросту свинками), что отмечено в одном из ранних стихотворений Некрасова:
Я мимо сфинок шел.[9 - Н. А. Некрасов. Полн. собр. соч. и писем, т. 1. М., 1948, с. 365.]
И в одном из рассказов Даля:
«…о набережной, на которой лежат две свинки, огромные».[10 - В. И. Даль. Повести. Рассказы. Очерки. Сказки. М.–Л., 1961, с. 56 и 448.]
Обыватели к этому народному творчеству всегда относились свысока, пренебрежительно.
В «Скверном анекдоте» Достоевского два чиновника высказывают это пренебрежение так:
«– Русский народ-с, по глупости, изменяет иногда литеры-с и выговаривает иногда по-своему-с. Например, говорят невалид, а надо бы сказать инвалид-с.
– Ну-да… невалид, хе-хе-хе!»