– Звучит как рецепт катастрофы, – сказала она.
До ее отъезда каждую ночь они проводили вместе.
Весь оставшийся второй курс они созванивались в скайпе как минимум трижды в день. Они забирались в постель с ноутбуками и так и засыпали. После того, как Клайв проваливался в сон, Сэм еще занималась. Она смотрела на него спящего и чувствовала такую тоску, какую не испытывала никогда прежде. По утрам она приходила работать на кухню, и Габи, оглядывая с усмешкой ее всклокоченный вид, говорила: «О, да ты попала».
Когда Клайв, этот мужчина, которого она видела пять раз за жизнь, сказал Сэм, что любит ее, ей показалось естественным ответить: «Я тебя тоже». Когда он предложил ей приехать к нему на лето, Сэм знала, что поедет, даже когда говорила:
– Я никак не могу.
– Почему нет? – допытывался он. – Моего соседа не будет до конца июля.
– Я не смогу работать, – приводила она аргументы.
– Мы тебе что-нибудь найдем, – уговаривал он. – Просто скажи «да». Это будет потрясающе.
С самого детства Сэм была очень рассудительной. Ко всему относилась ответственно, опасаясь, что иной подход испортит ей жизнь. Но сейчас речь шла не о ее жизни. Только об одном лете.
Ее мать была в ярости. Сэм понимала, что за гневом скрывается страх.
– Если ты уедешь, ты уже не вернешься, – протестовала она. – Сначала тебе нужно закончить колледж.
– Я вернусь, – успокаивала ее Сэм.
– Мы даже не знаем, кто он такой, – упиралась мать. – И ты собираешься жить с ним?
Сэм стало ее жалко. Три года назад во власти ее родителей было запретить ей приводить Санджива в спальню и закрывать дверь или идти на вечеринку, пока они не поговорят с семьей приглашающего. Теперь Сэм сама решала, может ли она пересечь океан, чтобы жить с парнем.
– Мы не будем жить прям вместе. Его соседа по комнате не будет, и это квартира с двумя спальнями, так что…
Она не договорила, позволяя матери самой додумать окончание фразы.
Клайв снимал первый этаж дома в Уолтемстоу со старым другом по имени Йен, чей акцент Сэм разбирала только примерно в сорока процентах случаев. В первый месяц пребывания Сэм Йен жил на Ибице. Пока его не было они дурачились, готовили и танцевали на кухне; ходили по дому голыми; читали колонки «Гардиан», валяясь на диване.
Он показал ей свои любимые британские комедии: Peep Show, Spaced и The Inbetweeners. Когда Клайв ее обнимал, его подбородок идеально ложился ей на макушку.
За домом был небольшой сад. Предыдущий жилец посадил там тимьян и орегано. Сэм поливала их и срезала в салат, чувствуя себя более взрослой, чем когда-либо прежде. Она задавалась вопросом, может ли человек, уже живущий одной жизнью, просто переехать в новое место и начать там другую. Как-то раз в дверь позвонила соседка. «Я нашла этот журнал у себя в почтовом ящике, но, думаю, это вашего мужа», – сказала она.
Сэм была поражена. Женщина, ясное дело, видела их вместе и решила, что они женаты. Год назад соседка по дому приняла Сэм за ее сестру Кейтлин, которой в то время исполнилось двенадцать.
Было невозможно отделить ее чувства к Клайву от чувств к самому городу. Сэм была влюблена в обоих. Уолтемстоу был так далек от Лондона Изабеллы, насколько это только возможно. Впервые Сэм почувствовала, что принадлежит к тому месту, о существовании которого ее подруга даже не подозревала, а не наоборот.
На главной улице находился рынок под открытым небом, ряды палаток ломились от фруктов и овощей, платьев и сумок, банок с орехами и специями размером с барабан. В пределах одного квартала она видела женщин в бурках, женщин в сари, женщин в рваных джинсах – всех сразу. Она могла остановиться и услышать, как говорят на полдюжине языков одновременно.
Выполнение повседневных задач в чужой стране казалось достижением. Маленькими победами было сесть на нужный поезд или запомнить непривычные названия в продуктовом магазине.
Сэм ходила во все музеи и трепетала перед городом, чувствовала себя младенцем, открывающим для себя мир. Иногда она ходила на экскурсии Клайва и притворялась кокетливой незнакомкой.
Сэм фотографировала Лондон, а затем, оставшись одна дома, рисовала по фото открытки. Она никогда не была одной из тех художников, которые могут поставить мольберт на улице и писать, пока незнакомцы заглядывают через плечо.
Девушка нарисовала старую церковь в Хэмпстеде, заколоченную, почерневшую от грязи и времени, со ржавыми неподвижными стрелками часов на фасаде. Изобразила бездомных, спящих под навесом, их набитые красные челночные сумки, выстроившиеся в одну линию. Она изобразила настоящую англичанку в шубе и шляпе, выгуливающую бигля с сорванным цветком в пасти. И нарисовала витрину шоколадной лавки и двухэтажные автобусы на Оксфорд-стрит.
Все открытки она отправила домой родителям.
Через три недели после приезда Сэм друг Клайва нашел ей подработку в юридическом бюро в Ковент-Гардене. Она должна была подменить чью-то заболевшую секретаршу. Замена нужна была всего лишь на день, но друг Клайва сказал, что если Сэм справится, это может привести к чему-то большему.
Весь день она сидела за столом простудившейся женщины, рассматривала фотографии ее детей в рамках и отвечала на звонки.
Офис Сейнт Джона Фостера. Нет, извините, его нет.
Офис Сейнт Джона Фостера. Могу я узнать ваше имя и номер телефона?
Парень за соседним столом дождался обеда, вскинул голову и заявил:
– К твоему сведению, это произносится как «Синджин».
Сэм рассказала об этом Клайву, когда вернулась домой. Они оба, вспоминая «Синджина», весь вечер заходились хохотом.
Еще один знакомый Клайва устроил Сэм интервью в агентстве по подбору нянь.
Она заполнила длинное заявление, отрицательно ответив на вопросы вроде «Трясли ли вы когда-нибудь ребенка от отчаяния?», «Нравится ли вам огонь?».
Собеседовавшая ее женщина рассказала о семье неподалеку. Они приехали из Торонто из-за работы отца, в Англии им оставалось пробыть еще два месяца. У них были полуторагодовалые мальчики-близнецы. Мать со дня на день должна была родить третьего, а их предыдущая няня уволилась без предупреждения.
– Мама там немного… сложная женщина, – сказала интервьюер.
У нее были кудрявые крашеные волосы цвета баклажана, и прямо во время разговора она ела чипсы со вкусом креветок, что Сэм находила отталкивающим.
– Позвольте мне перефразировать. Мама потрясена. Сможете ли вы встретиться с ними завтра?
Сэм ответила, что сможет.
* * *
Близнецы спрятались за матерью, когда она открыла Сэм дверь следующим утром.
– Эллисон, – представилась женщина, протягивая руку.
Сэм пожала ее, попутно останавливаясь взглядом на коврах. Интересно, как Эллисон удавалось сохранить их такими белоснежными?
Они прошли в гостиную, полностью обставленную белой мебелью.
Уже через несколько минут Сэм оказалась на полу с обоими мальчиками, играя с ними в кубики. Эллисон наблюдала за ними, сидя в кресле. Ее живот был таким идеально круглым, а сама она такой стройной, что казалось, будто в любой момент залезет под рубашку и вытащит оттуда баскетбольный мяч.
– В Канаде я руководила отделом из пятидесяти человек, – сказала она. – И тем не менее, я не могу справиться с этими двумя в одиночку.
Сэм ответила ей сочувственным взглядом и подумала, зачем же тогда было заводить третьего ребенка.
– У них трудный возраст, – поддержала разговор она. Сэм заметила, что матери говорят так о любом возрасте.