Как отыскать Драконий Камень

«Топ-ТУК, топ-ТУК, топ-ТУК, топ-ТУК…» – стучали шаги по внезапно смолкшему двору.

Холодные щупальца ужаса сдавили сердце Иккинга: чьи-то ноги подошли и остановились прямо перед ним, так близко, что он мог бы потрогать их.

Одна нога была настоящая, человеческая. Вторая – выточенная из кости.

Жаль, Иккинг не мог видеть остального, ибо Элвин Вероломный, Будущий Король Дикозапада, выглядел весьма впечатляюще. Злодей в расцвете своего злодейства, усыпанный бородавками, будто дерево плодами. Татуировки в виде змей и скелетов густо вились по его гигантским мышцам и всем прочим частям тела, которые еще оставались человеческими.

А человеческого у него оставалось не так уж много. На сегодняшний день у Элвина не хватало руки, ноги, носа и глаза. Все это Будущий Король заменил изящными протезами из самой лучшей слоновой кости, золота и железа, на какие только смог наложить лапу посреди войны.

За стуком и шарканьем шагов Элвина послышался ужасный шелестящий звук, будто шорох крысиных лап, и по двору побежало что-то похожее на большую костлявую белую псину.

Но это была не собака.

Это была белая, как коралл, ведьма.

Ведьма, передвигавшаяся на всех четырех, как животное.

Ведьма Экселлинор, мать Элвина Вероломного.

Ее отравленные железные ногти скрежетали по каменным плитам двора, порождая тот самый крысиный звук.

Она резко остановилась перед Иккингом… медленно, словно робот, повернула голову… и уставилась… прямо Иккингу в глаза.

6. Ведьма Экселлинор слегка недовольна. Ой-ой…

Сердце Иккинга замерло, когда пустые ведьмины глаза уставились прямо на него. Старуха была тощей, как скелет, за спиной у нее волочилась седая грива, все человеческое в ней давно умерло. Двадцать лет жизни в темноте древесного ствола вытянули из нее весь цвет, и она сделалась белее слизня и злее змеи. Тесная тюрьма согнула ее спину в дугу.

Иккинг и драконы оказались у нее как на ладони. Застуканные на месте преступления.

Весь последний год она только и делала, что пыталась отловить Иккинга, весь Дикозапад перевернула, чтобы его найти.

И вот он сидит под столом, меньше чем в шаге от ее подергивающегося белого носа, и кормит драконов, что строжайше запрещено. Оба малыша зависли в воздухе, оцепенев.

Ведьма потянула носом воздух раз, другой…

– Драконы… – прошипела она в ужасе. – Драконы…

Она смотрела прямо на него и лаяла, как собака.

Но ведьма едва видела дальше своего носа. Она не разглядела их. На таком расстоянии она могла только чувствовать движение.

«Не шевелись, Беззубик, – мысленно умолял Иккинг, стиснув зубы от страха. – Не шевелись…»

Ведьма продолжала смотреть на них, казалось, целую вечность. Затем ее длинный, острый как нож нос дернулся от отвращения.

– Странно, – презрительно заметила старуха. – Мне показалось, я учуяла драконов, но это всего лишь рабы. Ну и вонь.

И – шмыг-шмыг – двинулась прочь, сопровождаемая «топ-ТУК, топ-ТУК» Элвина.

Тор, благослови слизь дракона-вонючки!

Дрожа от облегчения, Иккинг засунул Одинклыка обратно за пазуху. Бородавка на кончике носа отвалилась, и он едва успел подхватить ее, пока Беззубик не слопал. Глубоко потрясенный, мальчик прилепил бородавку на место, затолкал Беззубика к Одинклыку и вылез из-под стола.

Девочка с черными волосами и большими глазами теперь сидела на его месте. О боги, эти большие, полные отчаяния глаза изрядно беспокоили его.

– Долго же ты просидел под столом, – серьезно заметила девочка.

– Я это… отдыхал, – только и смог придумать Иккинг.

– Меня зовут Эггингарда, – представилась малышка.

– Приятно познакомиться, Эггингарда, – произнес Иккинг, устало пожимая ей руку. – Послушай, Эггингарда, а что это за Поиск такой и как люди становятся Пропавшими?

– Мы, рабы Янтарных Рабовладений, выходим на Поиск каждый день. – Эггингарда говорила очень по-взрослому для такой маленькой девочки. – Как только начинается отлив, трубят рога, и мы выходим на красные пески искать янтарное Сокровище. Оно нужно ведьме и ее сыну Элвину, но его там нет. Я выходила на пески каждый день, сколько себя помню, и точно могу сказать тебе, что Сокровища там нет.

Здорово…

– Потом трубит второй рог, – продолжала Эггингарда еле слышным испуганным шепотом, – и мы возвращаемся в Черное Сердце. Если только…

– Если только?

– Нас не уносит прилив или… – Эггингарда остановилась и распахнула глаза еще шире, – или что-то еще.

Черные глаза девочки выглядели очень знакомо, она кого-то напоминала Иккингу, вот только кого?

– Эггингарда, – спросил он, – сколько ты уже здесь?

– Сколько себя помню, – сказала девочка.

Бедная Эггингарда.

Сколько себя помнит.

А это долго.

– Все нормально, – сказала Эггингарда. – Я не боюсь, потому что я Странница, а Странники дикие.

Эггингарда натянула капюшон, растопырила пальцы, согнув их в когти, и зашипела.

Иккинг притворился, будто испугался. Эггингарде понравилось. Она аккуратно сняла капюшон медвежьего костюмчика и доверительно прошептала:

– Иногда я сама себя боюсь…

– Не сомневаюсь, – ласково сказал Иккинг. – А у тебя, случайно, не было очень страшной бабушки?

– У Странников все бабушки страшные, – ответила Эггингарда.

Ведьма вспрыгнула на Высокий Стол, выпрямилась и открыла рот. Это выглядело так же жутко, как если бы собака внезапно встала на задние лапы и заговорила по-человечески.