– Он умер? – спросила Ким.
– В этом хаосе? Вполне вероятно. Мы потеряли связь сразу после разговора о лечении.
– И сколько ты держал меня в той комнате?
– Все свое бессознательное время ты провела там. Для меня это длилось долго… бесконечно долго.
Девушка приложила ладонь ко лбу.
– Что с тобой, доченька? – взволнованно произнес Рон.
– Голова.
– Опять? Сейчас принесу таблетки.
Отец отдал лекарство, и перед тем, как запить водой, она загнала языком две таблетки под щеку и сделала вид, что проглотила.
– А головные боли – это побочка от лечения?
– Верно. Но по сравнению с тем, что тебя могло ожидать, это пустяк, мелочь. Сейчас ты практически здорова, и это самое главное. Я так рад, что могу с тобой говорить. Я долго ждал этого момента.
– Я тоже рада этому, – с натяжкой улыбнулась Ким, пытаясь игнорировать головную боль.
Он ухмыльнулся в ответ и произнес:
– Давай закончим с сантиментами. Дела никто не отменял. Я схожу в оранжерею, а ты пока помой, пожалуйста, посуду.
– Хорошо.
Он встал со стула и лениво зашагал в комнату. Ким тут же выплюнула таблетки в ладонь. Они успели немного рассосаться во рту, о чем сообщал их внешний вид и соответствующий привкус. Девушка положила таблетки в карман и направила кресло в сторону кухни.
Спустя несколько дней Ким занималась тем же, что и всегда: читала книги, смотрела фильмы, прибиралась, где могла. Во время выхода отца на поверхность она чувствовала себя свободнее. Одной ей было спокойней. Подозрения, что Рональд выдает себя не за того, кем представляется, никуда не делись, и бальзамом на душу в такие моменты служили разные догадки. Например, она думала, что отец… хм, отец, она действительно привыкла называть его папой, ведь он врал наверняка из лучших побуждений, и та забота, которой он ее окружил, говорила о попечении без ожидания какой-либо отдачи. И хоть иногда он вел себя странно, Ким реагировала на это с пониманием. Она представляла себя на его месте, осознавала, что он, будучи практически стариком, заботится об инвалидке и при этом не падает духом. Это достойно уважения. Ну а срывы…Это нормально, ведь люди не роботы, иногда им надо вымещать негативную энергию. Но все же Ким иногда противопоставляла бережному надзору его мотивы: зачем человеку преклонных лет забота о ком-то чужом, ведь ему самому скоро будет нужна постоянная помощь? Порой сумбурные мысли Ким не давали ей покоя. В такие моменты девушка представляла отрицательный образ отца. Она неоднократно воображала, что Рональд все выдумал, выдумал мир, о котором так часто ей говорил, выдумал родственную связь, выдумал ее болезнь. Доказательств для причины ее затворничества было мало, оттого сомнений в отце становилось больше. Хороший Рон или плохой, Ким не могла понять до определенного момента…
Однажды у Кимберли проявилась чувствительность ног. Она ощущала прикосновения выше колен. А вскоре ей и вовсе удалось пошевелить пальцами на ногах. Таблетки, которые Рон давал каждый день, вредили ей. Теперь она была уверена в этом.
Когда Ким пошевелила пальцами впервые, она не поверила, так как в этот момент не смотрела вниз. Просидев несколько секунд с открытом ртом от удивления, девушка решилась наклониться и визуально убедиться в их движении. Усилие. И пальцы вновь шевельнулись.
– Господи, – с воодушевлением произнесла она вслух. – неужели я могу…
Голову моментально посетила ошеломляющая мысль о том, что она все-таки может оказаться ходячей. Но в эту же секунду ее лицо изменилось. В ней закипела злость. Ведь восстановленная чувствительность служила доказательством, что отец подавляет ее способность ходить. Таблетки атрофировали мышцы всего тела, на ногах это сказалось больше всего. Спустя месяц отказа от них она может чувствовать себя ниже пояса и шевелить пальцами. Рональд травил ее. Но для чего? Чтобы она не видела мир, о котором он рассказывал? Очередное вранье раскрыто, и оно куда серьезней, нежели возраст. А если сложить эти два раскрывшихся факта воедино, то получится совсем жуткая картина. Мысли о том, что Рон – психопат, держащий ее ради забавы, рвалась наружу и становилась все очевидней и очевидней.
Ким понимала, что скрывать изменения, пока она не сможет уверенно передвигаться, просто необходимо.
Через неделю, когда Рон вновь вышел в рейд, она попыталась подняться с кресла. Встать на ноги. Момент был волнительным, и девушке пришлось запастись терпеньем и смелостью. Ей приходилось учиться ходить заново без чьей-либо помощи. Подъем с кресла дался относительно легко. Пошатываясь, Ким попыталась перенести стопу, но нога тут же подвернулась и она оказалась на полу.
– Сдаваться не время, – прошипела она.
Девушка встала на четвереньки, затем, приподняв туловище, ухватилась за cпинку дивана руками. Опираясь о мебель, она вновь встала на ноги и все же сделала шаг. Потом еще один. Было тяжело, но Ким сумела самостоятельно сдвинуть ноги с места. Ее переполняли яркие эмоции и чувство приближающийся свободы и самостоятельности. Из-за излишней эмоциональности продвижение дальше оказалось невозможным, настолько эффект от первых шагов повлиял на душевное состояние Ким. В глазах девушки проступили слезы. Несмотря на успех, ей пришлось вернуться в инвалидное кресло, чтобы успокоиться.
– Я смогла, – произнесла она, одновременно вытирая слезы и улыбаясь.
В этот же миг ее голову пронзил сильнейший спазм. Она прижала ладони к вискам.
– Как же больно, – стиснув зубы, пробормотала Ким.
Казалось, что в череп вбивали гвозди. После очередного такого удара она свалилась на пол и потеряла сознание.
Очнулась Ким в постели. Отец увидел ее пробуждение и сказал:
– Я нашел тебя лежащей на полу, дорогая. Что случилось?
– У меня сильно заболела голова, и, видимо, я потеряла сознание.
– Это… – Рональд хотел сказать «плохо», но передумал. – Это пройдет. Мне говорили, что выздоровление может оказаться болезненным, – успокаивал он.
– Скорей бы эти боли прекратились.
– Рано или поздно они закончатся. Ну ладно, лежи. Я принесу тебе воды, а затем разберу сегодняшнюю добычу.
Рон отошел, и Ким посмотрела на ноги. Она шевельнула стопой и подумала:
«Слава Богу мне не причудилось».
Восстановившись после потери сознания, Кимберли продолжала передвигаться по убежищу в кресле. Но как только Рон уходил, она вставала на ноги и пыталась их разработать, натренировать, приучить к ходьбе. Атрофия мышц ног была серьезной. Ким передвигалась по убежищу, держась за стены. Первым делом она посетила комнату Рона, оставив кресло у порога.
Девушка заглянула в те места, до которых не могла добраться, будучи сидячей. Она отодвинула тумбу. Ничего. Заглянула под картину, надеясь найти что-то вроде скрытого от глаз углубления в стене. Стена оказалась сплошной. Тогда, все еще тяжело передвигаясь, она принесла с кухни стул, встала на него и посмотрела в ранее недосягаемое пространство между шкафом и потолком. Там она обнаружил черный пакет. Он был в пыли. Видимо, Рон давно его не доставал. Ким неуклюже спустилась и открыла пакет. Внутри находился «Полароид». Она взяла его в руку, повертела и отложила в сторону. Также в пакете находился конверт. Девушка открыла его и увидела фотографию, судя по размеру, снятую на тот же «Полароид». Ким взяла ее в руку и замерла. На снимке была она. Но девушка не помнит, когда была сделано это фото. Следовательно, это еще до осознания. В этот момент Ким обрадовалась, что уже видела свое отражение. Ведь если бы тогда она не нашла зеркало, то не имела бы понятия, кто запечатлен на этом снимке. Не представляя, для чего нужен этот кадр, она положила его и почувствовала, что в пакете есть что-то еще. На самом дне находился телефон. Эта вещь заинтересовала ее больше всех. С него можно позвонить, но вместе с этим Ким понимала, что это невозможно сделать из-за толстых стен убежища и отсутствия сим-карты. Надеясь, что телефон ей скоро пригодится, она достала его. Интуитивно включила. Видимо, Рон однажды заряжал его. После загрузки на экране появилось лицо какого-то мужчины.
«Симпатичный», – подумала она, после чего принялась изучать содержимое устройства.
Через несколько минут Ким наткнулась на диктофонные записи. С ухода Рона прошло достаточно много времени, и он мог вернуться в любой момент. Поэтому девушка решила включить последнею запись. В динамике раздался дрожащий женский голос:
– Думаю, что нужно с-сделать запись, – девушка заикалась. – Меня зовут Клэр… И сейчас я еду к Д-Джеймсу. Я п-понимаю, что м-м-могу не успеть, но я должна поп-п-пытаться, – ее дыхание сбивалось, а речь была непонятной, и она… плакала? – Я люблю его и х-хочу, чтобы он знал об этом. Клэр, – обратилась неизвестная к самой себе, – гони. Гони так быстро, как только сможешь, и с-с-скажи ему, признайся, как сильно любишь его.
Ким отложила телефон. Задумалась.
– Клэр, – тихо раздалось из ее уст.
В голове проскользнула какая-та знакомая личность с этим именем. Она вновь включила начало аудиосообщения:
– Думаю, что нужно с-сделать запись…
Ким остановила. Через мгновение она включила диктофон и произнесла то же самое:
– Думаю, что нужно сделать запись.
Сохранив новую дорожку, девушка тут же включила ее.
Через несколько секунд она поняла, что голос… голос был одинаковый. Дрожь пробежала по всему телу. В голове ничего не укладывалось. Трясущимися руками она нажала кнопку повтора и еще раз прослушала обе записи.