Вальс осени

– Да ничего страшного, – заржал Славка, – Замуж вышла, муж запретил.

– Когда цыганка выходит замуж, она должна вести себя скромно, – объяснил Штефан, – Да ты не бойся. Глаз у меня меткий. Данка вообще не боялась. И ты не бойся, красивая.

– Да, через три дня сворачиваем шатёр и уезжаем, – объявил Славка и пояснил Миле, – Это у вас в театре мёртвый сезон, а мы за лето должны как можно больше населённых пунктов объездить. Самое тяжёлое, Мила, тебе покажется не у щита стоять под прицелом ножей, а жить в фургоне и не иметь возможности помыться. Но заработок того стоит.

– Вячеслав сказал, тебя Мирела зовут? – поинтересовался Штефан, смотря на девушку бездонными чёрными глазами, а когда она кивнула, он снова спросил, – А ты знаешь, что это цыганское имя?

– Нет… – растерянно произнесла девушка и от чего-то смутилась, – Так назвала меня бабушка в честь своей подруги детства.

– Понятно, – серьёзно кивнул Штефан, – Значит, подругой твоей бабушки была цыганка. Это добрый знак, Мирела, мы сработаемся вместе.

Через три дня Мила уехала вместе с цирковой труппой в другой город, где они так же развернули шатёр и расклеили афиши с анонсом. Штефан не звал Милу на репетиции, тренировался один, очертив мелом силуэт девушки на деревянном щите, а перед выступлением зашёл к Миле в фургон и принёс бутылку водки.

– В первый раз выпей, но немного. Важно в первый раз себя преодолеть, потом будет выходить легче.

Мила с благодарностью приняла бутылку, выпила полстакана водки, больше просто не смогла и, чувствуя, как её подташнивает то ли от страха, то ли от алкоголя и немного раскачивает из стороны в сторону, забралась на помост, служивший ареной. Под тревожную музыку Штефану завязали глаза чёрной повязкой и вкатили столик с остро наточенными ножами. И когда Штефан взял в руки нож, и острое лезвие сверкнуло в лучах софитов, Мила почувствовала, что теряет сознание от ужаса. Она зацепилась ногтями в деревянную стену так, что под ногти больно впились занозы, зажмурила глаза. Музыка смолкла, и девушка услышала такую тревожную тишину в зале, что зазвенело в ушах. Но ещё секунда, и Мила поняла, что это нож пролетел в нескольких сантиметрах от её уха и вонзился в деревянный щит. Публика восторженно ахнула, а Штефан взял второй нож…

«Еже еси на небеси, да светится имя твоё, да пребудет царствие твоё…» – Мила шептала молитву застывшими губами, от животного ужаса, охватившего её, забывая слова. Нож пролетел и вонзился в деревянный шит с опасной близостью, но не задел девушку. Сердце бешено застучало в груди. «Мама… Мамочка!!!» – девушку сковало от страха, она не открывала глаз, слышала только стук ножей о дерево и восторженно – испуганные выкрики публики. Наконец, ножи кончились. Снова заиграла музыка, раздались громкие аплодисменты, свист и улюлюканье. Штефан сорвал повязку с глаз, приблизился к девушке, взял её за дрожащую липкую от холодного пота руку.

– Как ты, девочка? Жива?

– Вроде да, – прошептала Мила срывающимся голосом.

Таких громких восторженных оваций Миле ещё ни разу не приходилось слышать, уходя со сцены.

Мила догадывалась, что Штефан просто жалеет её и бережёт её нервы. Как – то Славка обмолвился, что Данка и на репетициях служила мишенью, но сейчас Штефан тренировался один, он тренировался каждый день и подолгу. Мила восхищалась его упорством, но так как на репетициях задействована не была, то быстро заскучала и попросила директора цирка задействовать её где-нибудь ещё.

– Лике нужна помощница в номере с голубями, – предложил он.

В обязанности ассистентки входило открывать клетки с птицами и вовремя подавать кольца, шарики и другой инвентарь. Номер был очень красивым. Лика, в светло голубом струящемся платье, сама как большая светлая птица, держала на руках голубей и раскачивалась на качелях.

Миле понравилось бывать на репетициях, репертуар цирка очень разнообразный, кроме клоунов и жонглёров, были номера с огнём, девочка с огромной коброй, эквилибристы показывали своё мастерство в воздухе, Микола Бабич, мускулистый силач, под громкое улюлюканье публики разрывал руками цепи, когда его опутывали ими. Фокусник разрезал ящик, в котором находилась красивая девушка, пополам, а два дрессированных пуделя – Жиля и Диля, любимцы детворы, с удовольствием фотографировались со всеми желающими после представления. Крупных животных, не считая трёх пони, не было. Как объяснял Славка, их трудно было перевозить с места на место в таком напряжённом графике. И верно, каждый день они давали представление в разных местах. Тяжелее всего, как Славка и предупреждал, была невозможность помыться и постирать бельё. Вечером Мила кипятила чайник, чистила зубы и подмывалась водой из кружки. Это всё, что можно было сделать в походных условиях. Как-то раз Штефан уговорил директора цирка остановиться в дешёвом придорожном отеле. В ту ночь Мила впервые за несколько недель спала на мягкой кровати и мылась в душе. Правда, вода оказалась холодной, и девушка даже чуть не заплакала от разочарования и обиды, но всё-таки помыла голову холодной водой и смыла многодневную усталость с тела. Как подозревала девушка, Штефан сделал это ради неё, после того, как Мила обмолвилась, что не мылась много дней. После отдыха в отеле появились новые силы, и дорога уже не казалась такой монотонной и утомительной. Мила стала замечать, как Штефан посматривает на неё бездонными чёрными глазами, но встретив её взгляд, торопливо и смущённо отворачивается. Часто в своём фургоне, который она делила вместе с Ликой и другими женщинами, стали появляться букеты полевых цветов. Сначала Мила не придала этому значения, но Лика усмехаясь, объяснила ей, что до появления Милы, в их фургончик цветы не приносили.

Вообще, отношения цирковых артистов сильно отличались от тех отношений, к которым Мила привыкла в театре. Если в театре кипели бесконечные интриги, зависть и сплетни, то среди цирковых взаимовыручка была главным правилом. Артисты страховали друг друга, действовали чётко и слаженно, на каждодневных репетициях так физически выкладывались, что на всё остальное просто не хватало времени и сил.

И когда гастроли подошли к концу, Мила вдруг неожиданно для себя обнаружила, что ей становится грустно, когда она думает о том, что скоро придётся расставаться с труппой.

Из гастролей Мила вернулась в конце лета. На автовокзале её встречала Аля, выглядевшая посвежевшей и даже поправившейся, чего нельзя сказать о её старшей сестре. Когда Иван увидел Милу, он ужаснулся, девушка, и без того стройная, ещё больше похудела, выглядела усталой и измученной.

– Ты кровь для Рейха сдавала, что ли? – раздражённо спросил он.

– Нет, просто дорога вымотала. Сначала города, потом небольшие деревеньки и сёла, каждый день в пути. Иван, извини, я с вокзала домой, мечтаю принять ванну. Весь месяц мечтаю. Буду мыться много часов.

Аля засмеялась, а Иван подхватил сумку Милы и повёл девушек к своей машине.

И действительно, как только Мила оказалась в своей квартире, сразу же закрылась в ванной комнате, где долго лежала, блаженно закрыв глаза, в горячей воде с морской солью и ароматной пеной.

– Приготовь сестре поесть, я продукты привёз, – велел Иван.

– А ты не останешься? – спросила Аля, бросив кокетливый взгляд на парня из под полуопущенных ресниц. Всё-таки, какие они разные, в который раз заметил Иван. Вся красота досталась Миле, Аля же была полноватой и какой-то невыразительной в чертах лица.

– Нет. Мила устала. Мы с ней встретимся завтра, – и он вышел на лестничную площадку.

– Жаль… – вздохнула Аля, – Жаль, что не останешься.

Театр создает иллюзию близкого знакомства с незнакомым человеком;

отсюда великие страсти, которые возбуждают актрисы.

Жерар де Нерваль,

французский поэт

Евгений Подольский, режиссер театра, достаёт распечатанную на листках пьесу и читает ремарки автора.

– Вот, главная героиня тонкая светлая натура, да у неё даже грудь маленькая. Об этом даже в ремарках указано!

– Ну и что? – пожимает плечами Ирина Савельевна, художник по костюмам, – Искусство опосредованно, ты это знаешь, Женя! Ну и что с того, что актриса будет худосочной блондинкой? Если она не понимает саму суть своего персонажа, то какая польза от её внешней эффектности?

– Ты всё-таки хочешь, чтобы я попробовал Мирелу Новак в образе Лауры Уингфилд? В моей постановке эту роль всегда исполняла блондинка. Вот, смотри «она сейчас словно кусочек стекла, которого коснулся луч света, и он заиграл мимолетным призрачным блеском», – зачитал ремарку Подольский.

– Хочешь, не хочешь, Татьяна Озерцева лежит с температурой и воспалённым горлом, я сегодня звонила ей. Бедняжка, даже говорить не может, – вздохнула Ирина Савельевна.

– Как она умудрилась заболеть ангиной в конце лета? Ладно, сегодня подгони костюмы на Новак. Придётся отдать ей роли Озерцевой на этот сезон. Надеюсь, что справится, – произнёс режиссёр, думая про себя, что рискует, давая роль актрисе, только что закончившей театральное училище.

– Справится, – улыбнулась Ирина Савельевна.

– Озерцева задействована сразу в двух пьесах, она играет полностью противоположных по характеру героинь. Маргарет Поллит и Лауру Уингфилд. Получится ли это у Мирелы Новак?

Когда Мила получила эти роли, несколько секунд она не могла дышать от распирающего счастья в груди. Девушка даже приказала себе: «Дыши! Дыши! Это правда!!!». Сколько раз девушка наблюдала из пустого зрительного зала репетиции, ловила каждое слова Татьяны Дмитриевны, которая в пьесах Теннесси Вильямса была просто бесподобна. Что до самой роли, то Мила, если уж совсем откровенно, не понимала Маргарет из «Кошки на раскалённой крыше». Зачем она покупала самые лучшие дорогие виски для спивающегося мужа, девушке не понятно. Если бы она сама оказалась в подобной ситуации, то старалась бы как-то бороться с этой пагубной привычкой мужчины. Когда Мила поделилась этими своими размышлениями с Иваном Покровским, звукооператором и своим другом, он усмехнулся:

– Ты, Милка, ещё молодая и глупая, тебе подрасти надо.

И больше ничего не стал ей объяснять. И что ей не хватает жизненного опыта и понимания действительности такой, какой её видит зрелая женщина, Мила тоже поняла на репетициях, когда читала наизусть монолог Маргарет Поллит:

– Всегда приходилось унижаться перед людьми, которых терпеть не можешь, только потому, что у них есть деньги и власть. Я была бедна, как церковная мышь. Тебе не понять… Когда я закончила школу, у меня было только два вечерних платья! Одно мама сшила по готовой выкройке, а другое перепало от богатой кузины, наглой девки. Как я её ненавидела! Ох, как я её ненавидела! А на свадьбу надела бабушкино подвенечное платье… Вот я и стала кошкой на раскалённой крыше!

Мила говорила монолог, а сама понять не могла, почему Маргарет так и не родила ребёнка от мужа, почему ненавидела родственников за их богатство. Почему, если кузина отдала своё платье, которое, наверно, было не дешёвым, раз кузина богатая, бедная родственница её ещё больше возненавидела? И почему идти под венец в подвенечном платье любимой бабушки – это такая беда? Мила считала, что её героиня просто не знала настоящей бедности, такой, когда даже двух вечерних платьев может не быть.

Но, так или иначе, а монолог юная актриса прочитала убедительно. После репетиции Иван заметил:

– Мила, тебе нужно почувствовать себя взрослой зрелой женщиной.

– Каким образом? – заинтересовалась актриса.

– Приди завтра на репетицию не в джинсах и маечке, а в красивом платье, на каблуках, сделай сложную причёску, – предложил парень, бросая выразительный взгляд на кеды, а потом на забавный хвостик на макушке девушки.

– И это поможет? – с сомнением спросила Мила и вдруг созналась, – Героиня борется за наследство, мне это… неинтересно.