Молитвы Розы

Ираклий попал в Сочи, а именно в Красную Поляну не как переселенец. По его скудным рассказам сыну, Александру, отцу Георгия об этапировании через Гюмри (Армения), карантин, потом долгая дорога по Грузии, наконец они с матерью и с братом достигли Батуми, где, как они думали ждал дядя, бывший военный, который воевал за русских против османских турков, и в числе первых христиан по приказу императора был эвакуирован и спасен. Однако дяди там не оказалось. Георгиос Александридис, дядя Ираклия скончался от не чистой болезни.

Спустя месяцы, Ираклий потеряв мать и младшего брата от тифа, с большим трудом перебирается в Абхазию, после, узнает о греческих поселениях в Красной Поляне добирается один и обретает наконец-то дом а позже и жену. Георгий очень любил дедушку. Он был единственным внуком, а его отец единственным сыном Ираклия.

Так вот о фамилии Георгия. 1907 году, осенью, в поздние сроки сбора урожая картошки, в начале октября, родился маленький грек в маленькой греческой семье. Когда спустя полторы недели, уладив дела на поле, Александр пошел регистрировать сына в метрической книге, уже престарелый служитель последние две буквы написал неразборчиво. Спустя 10 лет, когда вышел один из первых декретов ВЦИК от 18 декабря 1917 г. «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния» была введена новая система регистрации рождения, брака и смерти, ввел новые правила регистрации рожденных и умерших. А с 1918 года, все, кого хватало грамотности ходили получать документ из метрических записей со времен царской России, так поступил и отец Георгия. Тридцати четырехлетний Александр, не призвавший в армию ни разу, даже во время первой мировой войны, уверенно полагал, что причина в его не русской фамилии. Увидев в журнале не Александридис а что-то похожее на Александридос. В заговоре с ответственным лицом ловко с букве «с» прибавил закорючку превратил в букву «в» и метрика Георгия под новой, русской фамилией Александридов.

До самой смерти Ираклий не узнал о проделанной махинации сына. Александр хотел военную карьеру сыну, его наивный поступок спустя 19 лет, в конце 1937г спасет его единственного сына от депортации в Казахстанские степи.

Впрочем Георгий в армии послужил, и вернулся рядовым. И на войну призвали, но вскоре отменили призыв, как единственному кормильцу несовершеннолетней Розы. Он уже пять лет был вдовцом. Его служба во благо победы над фашистами заключался службой в тылу.

В феврале 1929 года отец скончался, ему тогда было 12 лет. Мать София, вскоре после потери мужа, оставляет маленького Георгия и перебирается в Сочи, передав сына в надежные руки семьи сводного брата Ивана.

Хоть и семья Ивана была хорошей, и очень тепло принимала Георгия, все равно это была не родная семья, там не было матери. Они его кормили, дали спать в лучшем месте в доме, но Георгий лишившись отцовской любви в самый нужный период жизни, лишился и материнской. София продала дом, отцовский дом, который должен был достаться Георгию. Семь лет Георгий проходя мимо своего бывшего дома глотал ком в горле, который годами обретет свинцовую тяжесть. Часто сидел через дорогу и смотрел подолгу. Внушал себе, что выкупит.

Меленькая землянка, которая при его жизни там обрела солидный вид дома до сегодняшнего дня снится Георгию. Также ему снится камень у дороги в Красной Поляне, на которой он сидел и ждал приезда матери почти каждый день пока не свыкся с чувством покинутости. София приезжала раз в несколько месяцев на один день, а позже, к 15 годам Георгия, вовсе перестала приезжать а деньги изредка передавала с односельчанами. Когда выяснилось что она сожительствует с мужчиной, Георгий тайно плакал, для него это было предательством. Когда мальчик повзрослел для самостоятельных поездок в город, решил перебраться к матери без ее ведома.

Я буду жить с тобой, найду работу, пожалуйста не прогоняй. умолял Георгий матери летом 1925го.

Я не смогу тебя прокормить, ты не видишь я сама на чужой шее…

Я найду работу, обещаю… В спину уходящей в комнату матери прокричал Георгий.

Сегодня переночуешь, завтра утром уезжай к дяде Ване, мне некогда за тобой смотреть. И вообще тебе уже 17 лет, скоро в армию, а ты к мамке переезжаешь.

Всю ночь он не сомкнул глаз, ему казалось сон приблизит рассвет, когда ему будет пора уходить, пока не спит ночь будет длинна. Услышав тяжелые шаги от сапог, Георгий прикрыл глаза претворяясь спящим. Он не хотел встретиться глазами с тем, кто отнял у него мать, как он думал.

Мишенька, ты только не злись, мой приехал, вон лежит, Шепотом, но слышно сказала София.

Приехал и хорошо, чего злиться. А что не дождался поздороваться со мной? Услышал ответ Георгий.

Вдруг голос тяжелых сапог обрел медовую мягкость, для Георгия, он захотел проснуться, но не стал.

Он завтра уедет, обещаю. Хотел с нами остаться, но куда нам его еще содержать. Сами еле концы с концами сводим. Звуки тело уткнувшийся в бархатную обивку салонного дивана не дошли до Георгия, лежа на левом боку в его ушах ритмично стучала сердце в такт маминых плюшевых тапок, которые бились об розовую пяточку.

Раз приехал пусть остается София, чего гоняешь, мы что один рот не прокормим? Голос Миши исходил из умывальной комнаты. Твой сын же в конце-то концов. Ты работаешь, тоже скоро кое-что получу…

Ну что ты Миша, не смей даже обременять себя моими проблемами. Пусть живет у дяди, ему те края ближе. Он охоту любит, на стройку с братьями ходит. А здесь кто его накормит и умоет. Тем более скоро в армию.

Из армии георгий вернулся круглой сиротой. Мать его не встретила, так же как и не провожала. На первом сочинском кладбище, в одном из четырех участков, который именовался греческим, стоял одинокий деревянный крест без таблички, со свежо насыпанной горкой земли. Софию не отвезли в Красную поляну, она долго болела малярией, Миша похоронил ее на греческом участке, как и просила София, а после смерти написал в краснаполянский сельсовет, чтобы сыну передали место захоронения.

Почему ее не похоронили рядом с отцом дядя Ваня? Спросил Георгий стоя с дядей у могилы матери. Они ведь нормально жили, как теперь, она здесь он там?

Сынок, у Сони была тяжелая жизнь, кто знает любила она Сашку или нет? Иван краем глаза посмотрел на Георгия, ожидая вопроса.

Мне кажется я забыл как она выглядит. Передо мной только ее серые глаза и седые волосы…

Смуглянка наша. Соня мне мать заменила. Ты ведь многое не знаешь Георгий.

Расскажи про нее.

Пойдем, темнеет.

Они повернулись к выходу и через армянское, потом русское кладбище продолжили путь. Иван начал свой короткий рассказ о своей сестре по отцу.

Мать твоя в твои годы уже седая на всю голову была.

Она не рассказывала о своей жизни никогда. Как отца встретила, почему седая такая? Только отвечала «не спрашивай, не хочу вспоминать».

Они шли по сырой тропинке, после осеннего дождя а на встречу шла траурная процессия. Глинистая мокрая земля скользила под ногами Георгия, но он не смотрел под ноги перебираясь травянистыми участками на земле для безопасного прохождения по склону. Он смотрел на худую фигуру в толпе скорбящих. Силуэт напоминал умершую мать.

Елена несла сумку в которой звенело что-то стеклянное для последнего тоста в последний путь ушедшего. От холода ее руки посинели.

Георгий оглядывал фигуру так похожу на фигуру матери, он вернулся в то детство когда наблюдал за матерью что выходила из автобуса и шла к камню, где он ее ожидал. Со лба девушки собранные назад волосы впустили в свои ряды белую полосу, которая придавала зрелости молодому иссохшему лицу Елены Константиновны Христофоровой.

Она посмотрела в сторону двух мужчин идущие им на встречу. Георгий оглянулся по сторонам, не смотрит ли она мимо них, но нет, она смотрела на него с дядей, на кого точно, не разобрать.

Дядь Вань, девушку знаешь? Не успел он договорить, как Иван поднял руку и помахал Елене, та кивнула, ее руки были заняты. Откуда? Она нам родня?

Нет, она в госпитале работает санитаркой, ухаживает за малерийниками. Кажется кого-то из врачей хоронят Георгий, раз все работники собрались. Эта болезнь всех забрала. Как она с Соней схожа, погляди. Да, что скажешь, времена голодные, сейчас все бабы одинакова бледные и худые.

Георгий задумался и добавил:

Может тоже пойдем с ними?

Иван без удивления посмотрел на племянника.

Если уж охота за девушкой идти, так иди, чего ждешь? На станции вокзала тебя ждать буду, долго не ходи тут.

Георгий даже не оглянулся на Ивана, побежал вперед, почти уже достигших их Елене. Он взял у нее сумки и пошел рядом до русского участка на кладбище.

Она в профиль похожа на Софию, только глаза темнее, черты лица не столь схожи с чертами матери, у той губы пухлее, ресницы темные, подбородок округленный. На исхудалом лице Елены выпирали костлявые скулы, острый подбородок придавал угловатости. Но вот горбинка носа точь в точь как у Софии, а глаза проваливавшиеся вглубь действительно темнее чем матери, у той пепельно-серые под угольно-черными ресницами.

Чего нам здесь стоять, похоронили уже вашу «дохтуршу», замерзните тут, может пойдем?

Елена промолчала, потом кивнула в сторону дороги.

До Елены смысл слов доходило позже чем должно было, это оставляло на Георгия впечатление вдумчивости, ему казалось она думает перед тем, как сказать или действовать, а она всего лишь туго соображала от недоедания и недосыпа. Выбирать себе измученных жизнью женщин родовая наследственность Александридисов.

Мать Георгия, София, также со своим отцом была в бегах, наполовину турчанка, наполовину гречанка не была своей нигде. Только в России они с отцом греком по национальности из Понта, смогли скрыть ее происхождение, чтобы влиться в крепкую греческую диаспору. Отец Софии во второй раз женился на русской похожей по характеру мать женщине, мягкой и доброй, он хотел заставил забыть Софию прошлые скитания и частичной принадлежности к вражеской для понтийских греков нации. Вот она и не вспоминала и не рассказывала, как ее насиловали свои же турки когда ей было 15 лет, об убийстве ее матери своими же греками, во время эвакуации российскими кораблями. Ее не пустили на борт карабля, озлобленные лишенные турками домов и родных греки. Бедную ни в чем не виноватую женщину избили до смерти, даже крест на шее не помог.

Георгий шел держа руки в карманах телогрейки, пустая сумка висела на его запястий. Елена держала синие пальцы подмышками скрестив руки на груди обхватывая шаль, что единственное грело ее. Благо осень была тёплой.

Может ты вс-таки возьмешь мою телогрейку, замерзнешь ведь.

Та покачала головой.

Ты не из Сибири как вижу, холодно тебе в нашу осень. ответа нет. Ну а как давно живешь здесь? С семей? Чем они занимаются? Переселенцы или как?

Говорить о своем происхождении никак нельзя, кто знает, откуда он явился. В двух словах и не расскажешь, как измывались над ней партийные работники, после расстрела семьи. Мысли об этих дня заставляли жалеть, что и ее не расстреляли.