Виновен наполовину

– Да будет тебе, Иванович. Ты же знаешь, что мужик-то он хороший. Ну слегка заносчив. Но кто сейчас без характера? Тем более, он мужик видный. Да и вообще, он последнее время неважно выглядит, – защищала хозяина Екатерина Семёновна.

– Так чё ему мешает выглядеть лучше? Вон всё для этого есть. Пиши, когда удобно, спи скока хошь, а все несчастные. Мы вон всю жизнь пахали. Нам унывать некогда.

– Иваныч, прекрати возмущаться. Тебе-то что? Зарплату всегда вовремя платит, не хамит, да и ты разве не любимым делом занимаешься? Вон, глаза-то как горят, когда росточки твои принимаются, а когда цветы бутоны раскрывают, ты сам, как георгин, расцветаешь. Богатые тоже, как говорится, плачут. Да и вообще, мало ли что. Все мы люди. Может неприятности какие, или со здоровьем может чёт серьёзное, не дай бог, конечно. Я утром в дом зашла, а там… и ваза разбита, стёкла по всему дому валяются, шторы с петель сорваны, и вещи разбросаны по кабинету, но тут моя вина, конечно, память иногда того, шалит, вот я и забыла их там. И спать похоже, что он не ложился, кровать будто и не разобрана вовсе. А ещё уехал куда-то в такую рань, обычно ж спит ещё, а тут… Работал, может, всю ночь, да чего-то не получалось, вот и вырвались эмоции наружу. Ты словно молод не был.

– Так он уж и не молод, – бурчал садовник. – Пора бы уметь контролировать свои эмоции.

– Всё, Иваныч, будет тебе. По-моему, он сейчас опять к доктору ездит, а значит скоро всё наладится, – отвечала Екатерина Семёновна и вытряхивала вязаный белый плед.

Глава 3

Пока он открывал входные двери, по ту сторону лаяла Каштанка.

– Каштанка, тихо, свои. Тихо!

Дверь отворилась. Каштанка сунула нос в руку и приветственно махнула хвостом. Он вытащил из пакета только что купленные сосиски и дал ей одну. Собака аккуратно взяла лакомство и утащила его на лежанку.

– Дел невпроворот, а времени в обрез, так что постарайся не отвлекать меня, милый друг, ладно? – Договаривался он с собакой, направляясь к рабочему месту. Достал из сейфа ноутбук, отложил в сторону рабочие очки, открыл нужный файл и стал записывать текст, ловко набирая его на клавиатуре.

***

«Он знал, что уже через полчаса у Ирмы полностью перестанет биться сердце…» – перечитал он, чтоб освежить воспоминания о написанном.

– Ну, что ж, продолжим, – подбадривал сам себя Михаил Борисович.

«Снег ложился плотным слоем, покрывая лобовое стекло. Дворники не справлялись с навалившейся на них работой, поэтому ему приходилось останавливать машину и руками счищать снег со стекла. В машине было очень холодно, руки коченели, но, несмотря на всё, это был очень важный день в его жизни. Наконец-то сквозь пургу он разглядел высоченный забор. Достал из пуховика маленький пульт и нажал кнопку, ворота открылись. Он отстегнул Ирму и вышел из машины, открыл пассажирскую дверь и взвалил девушку себе на плечо. Поднялся по заснеженным ступеням на порог и открыл входные двери. Из дома сразу повеяло теплом. Он занёс её в большую комнату, кинул на диван рядом с неподвижно сидящим мужчиной и добавил:

– Располагайся и чувствуй себя как дома. Давай я помогу тебе раздеться, так ты быстрее согреешься, дома очень тепло. Ну вот, так значительно лучше, – практически срывая пальто с Ирмы, заметил он. – Только какая-то ты лохматая, – добавил он, смеясь и приглаживая своей рукой её волосы. – Не волнуйся, я расчешу, подожди минутку, – сказал он и метнулся в прихожую за расчёской. – Вот, сейчас сделаем тебе укладку, только ты сядь поудобнее, а то мне не с руки так, – говорил он и тянул её за одну руку, усаживая на диван. Ирма постоянно сползала и падала лицом в подушки. – Ну поднимайся же, что ж такое… – Нервно говорил он. – Поставь ноги на пол, вот. Теперь сиди ровно!

Ирма сидела, опершись на спинку дивана и опустив голову вниз. Он спустил её чуть ниже и зафиксировал голову так, чтобы она смотрела прямо на него, и принялся медленно её расчёсывать.

– Забыл, – испуганно произнёс он. – Сейчас, – и скрылся на кухне. В скором времени он вернулся с серебряным подносом в руках и поставил его на журнальный столик возле дивана. На подносе стояли три чашечки с горячим чаем, хрустальная маленькая ваза с крекерами, креманка с облепиховым вареньем и тюбик губной помады. Он сел возле Ирмы и предложил ей попробовать бабушкино варенье. Потом заботливо смахнул пылинки с её изумрудной водолазки, расправил от складок оранжевую шерстяную юбку, взял с подноса помаду морковного цвета и накрасил Ирме губы.

– Мы так давно не виделись… – Он вскочил с дивана и отбежал на середину комнаты, посмотрел в видоискатель, проверил настройки, ещё раз глянул в экран камеры. – Вы прекрасная пара, – сказал он и установил таймер. Быстренько вернулся к дивану, поправил галстук сидящему справа от Ирмы мужчине и плюхнулся между ними. – Мам, пап, улыбайтесь будто мы счастливая семья, – произнёс он и широко улыбнулся. Прозвучал щелчок фотоаппарата. – Готово. Ну вот, – с грустью в голосе продолжал он, – вам пора уходить, вот так всегда, мы даже не успели ни о чём поговорить. Ой, подождите, не уходите, я быстро, – пообещал он и скрылся в соседней комнате. Вскоре он вернулся, держа в руках распечатанную фотографию. – Смотрите какие мы все красивые, – усевшись на диван, вырезал своё изображение с фотографии и после протянул фото Ирме и попросил беречь его.

– Я так рад, что вы нашли время и приехали ко мне. Это так важно для меня. Но, к сожалению, вам пора, – сказал он и принялся провожать своих гостей».

– О Боже мой, вот время летит. Пора мне убегать.

Он спрятал ноутбук в сейф, быстро спустился по лестнице, дружески хлопнул Каштанку по хребту: «Пока, я скоро вернусь, не грусти!» – и захлопнул входную дверь.

Глава 4

Телефон лежал на столе и почти без остановки вибрировал.

– Кому это я понадобился на ночь глядя?

Михаил Борисович вырвался из объятий мягкого кресла, заложил указательный палец между страниц, чтобы не потерять на чём он остановился, и подошёл к столу.

– Бороться и искать, найти и не сдаваться, – он положил книгу на стол, она тут же перевернула все страницы, оставив открытым только форзац, на котором было написано «Лучшему другу от Кольки».

– Колька, дружище… – При воспоминании о старом друге его голос делался мягким.

Михаил Борисович взял в руки ненавистный телефон и развернул список уведомлений на экране. Среди них было письмо от редактора, иллюстратора, от банков и турагентств.

Не мешкая, он проставил галочки напротив некоторых писем и отправил их в корзину.

– Нина, Нина, что ты хочешь мне сказать? – Бормотал он, открывая письмо от редактора.

«Михаил Борисович, всё прочитала, всё нравится, напряжение нарастает. Вы действительно гениальный писатель. В некоторых местах мне показалось, что это не ваш стиль, но так даже лучше. В общем, отличный ход. Жду продолжения и дальнейшей встречи. Вам бы чуточку поспешить.

С уважением,

Нина Геннадьевна».

– Нин, ты чё там, перегрелась? Какой текст, что происходит-то? Из всего, что ты написала, я согласен только с тем, что я гениальный писатель, – раздраженно размышлял он и запивал водой вечернюю пилюлю. – Эти женщины вечно взбаламутят, – он вернулся в кабинет с ноутбуком в руках. И только собрался включить его, как вдруг психанул и захлопнул крышку.

– Не хочу ничего. Завтра. Всё завтра, – сунул в сейф. – А что, если это серьезно? А вдруг провалы… Вдруг наследственное… А может возраст? Альцгеймер помолодел? Мне нет и шестидесяти! Но есть же случаи ранней деменции… или нет? Не хочу… не хочу об этом думать сейчас! – Выпалил он. – Но пока есть чем, может, стоит и подумать. Может, Биродзэ прав, надо сделать хотя бы эту электро… как её там? Энцефалограмму, о, вот вспомнил же вроде…

Михаил Борисович ухватился за телефон и настрочил Биродзэ сообщение: «Гриш, скажи, пожалуйста, ранняя деменция возможна? Если в анамнезе есть. У меня, похоже, опять провалы. Хотя я не уверен. Даже боюсь это проверять. Знаю, знаю, что скажешь. Я, наверное, уеду на пару дней. Ехать мне недолго. Если что, остановлюсь, отдохну. Извини за позднее сообщение. Как сможешь, набери, пожалуйста».

Следующее сообщение он адресовал абоненту «Марина дом».

«Марина, здравствуй. Извини, что слишком поздно. У меня форс-мажор. Завтра хочу выехать к вам, буквально на день. А то… на душе гадко как-то. На могилку надо, да и на дом гляну, что там с крышей, ты говорила. Как раз к дождям успеем подлатать. Благо в наших краях осень тёплая».

И неожиданно тут же получил ответ: «Ой, здравствуйте, ничего, я не сплю ещё, работаю, план пишу на учебный год. Конечно, приезжайте, я всегда вам рада. Если вдруг меня дома не будет, я до пяти на работе в школе, то ключик на крылечке под крышей на перекладине. В палисаднике груши ваши любимые поспели, съешьте обязательно, они в этом году особенно сладкие. Спокойной ночи. До встречи».

На улице моросил тёплый августовский дождь. Михаил Борисович приоткрыл окна и включил дворники. «Дождь в дорогу – это хорошая примета» – всегда говорила Мишке бабушка. Сосредоточившись на дороге, Михаил Борисович гнал дурные мысли и наслаждался концертом классической музыки на любимой радиоволне.

Вскоре идиллию прервал телефонный звонок.

– Алло, Миш, привет, ты ещё в пути?

– Да, привет. Уже меньше половины осталось и я на месте. Связь пропадает иногда, так что не теряй меня.