Прощай, Берлин

– Не знаю. Наверное, мне просто лень.

– Сколько ты платишь хозяйке?

– Восемьдесят марок в месяц.

– Включая завтраки?

– Нет, по-моему, нет.

– Что значит «по-моему»? – рассердился я. – Ты ведь должна знать наверняка.

Салли отозвалась как-то вяло:

– Ну да, наверное, с моей стороны это глупо. Но, видишь ли, я просто даю старухе деньги, когда они заводятся, а потом не разберешься, сколько и за что.

– Боже мой, Салли, я за свою комнату плачу всего пятьдесят марок в месяц, включая завтраки, но разве их можно сравнить!

Салли кивнула и продолжала извиняющимся тоном:

– Есть еще одно «но», дорогой Кристофер. Я просто не знаю, что бы фрау Карпф стала делать, если б я ее бросила. Ей ведь ни за что не найти другого жильца. Кто еще вынесет ее безобразие, вонь и все остальное. Она уже задолжала владельцам дома за три месяца. Если бы они узнали, что у нее нет ни одного квартиранта, то вышвырнули бы ее в два счета. А этого она не переживет.

– Все равно не понимаю, почему ты должна жертвовать собой ради нее.

– Да ничем я не жертвую, правда. Мне нравится тут. Мы с фрау Карпф понимаем друг друга. Она более или менее такая, какой я буду лет через тридцать. Добропорядочная домовладелица меня бы и недели не держала.

– Моя хозяйка тебя бы не выгнала.

Салли, наморщившись, улыбнулась.

– Как тебе кофе, дорогой Крис?

– Лучше, чем у Фрица, – сказал я уклончиво.

Салли рассмеялась.

– А разве Фриц не мил? Я его обожаю, особенно когда он говорит: «Хотел я плевать».

– Черт, хотел я плевать, – попытался я изобразить Фрица. Мы расхохотались. Салли закурила еще одну сигарету: она непрерывно дымила. При свете лампы бросалось в глаза, какие у нее старые руки: нервные, с выпуклыми венами и очень худые – руки взрослой женщины. Зеленые ногти казались тут чужими, случайными и напоминали маленьких уродливых жучков с яркими спинками.

– Смешно, – задумчиво промолвила Салли, – я никогда не спала с Фрицем.

Она помедлила, потом спросила с нескрываемым интересом:

– А ты думал, мы спали?

– Пожалуй, да.

– А вот и нет. Ни разу… – Она зевнула. – Теперь уж, наверное, никогда и не будем.

Несколько минут мы молча курили. Потом Салли принялась рассказывать о своей семье. В Ланкашире у ее отца была мельница, а матери по наследству досталось поместье. Когда мать, мисс Боулз, вышла замуж, они с отцом соединили свои фамилии.

– Отец – жуткий сноб, – продолжала Салли, – хотя притворяется, что нет. Моя настоящая фамилия Джексон-Боулз, но, конечно же, для сцены это не годится.

– А Фриц говорил, кажется, что твоя мать француженка.

– Что за чепуха! – Похоже, Салли ужасно разозлилась. – Фриц идиот. Вечно он что-то выдумывает.

Еще у Салли была младшая сестра Бетти.

– Сущий ангел. Я ее обожаю. Ей уже семнадцать, но она сама невинность. Мама ее воспитывает как благородную барышню. Узнай Бетти, что за потаскуха ее сестра, она, наверное, умерла бы со стыда. Она о мужчинах понятия не имеет.

– Салли, в кого же это ты такая уродилась?

– Не знаю. Во мне, наверное, много от папаши. Тебе бы понравился мой папаша. Ему на всех ровным счетом наплевать, но делец он потрясающий. Примерно раз в месяц напивается в стельку и распугивает всех мамашиных благопристойных друзей. Это он разрешил мне поехать в Лондон и учиться играть на сцене.

– Школу небось бросила совсем девчонкой?

– Вот чего я всегда терпеть не могла. Я так подстроила, чтобы меня оттуда выгнали.

– Как ты ухитрилась?

– Взяла и сказала директрисе, что у меня будет ребенок.

– Не может быть, Салли.

– Честно, так и сказала. Был ужасный скандал. Они специально пригласили врача, чтобы он меня осмотрел, и послали за родителями. А когда оказалось, что ничего такого нет, все возмутились, что я их надула. Директриса сказала, что девушка, способная только помыслить о такой мерзости, не может оставаться в школе и совращать учениц. Так я вырвалась из школы, а потом стала капать папаше на мозги, чтобы он отпустил меня в Лондон, пока он наконец не сдался.

В Лондоне Салли обосновалась в дешевой студенческой гостинице. Несмотря на строгий надзор, ей удавалось проводить большую часть ночей у мужчин.

– Первый мой соблазнитель не понял, что я девственница, я ему потом призналась. Человек он был потрясающий, я его обожала. К тому же в комедийных ролях ему не было равных. Он еще прославится когда-нибудь.

Через некоторое время Салли стала сниматься в массовках и наконец получила небольшую роль в гастролирующей труппе. Потом она встретила Диану.

– А в Берлин ты надолго? – спросил я.

– Бог его знает. Работа у «Леди Уиндермир» всего на неделю. Я туда попала через человека, с которым познакомилась в «Иден Баре», он сейчас в Вене. Надо бы еще раз позвонить людям с киностудии. Есть еще один старый противный еврей, который иногда вытаскивает меня в свет. Все время обещает контракт, но на самом деле хочет только переспать со мной, старая свинья. Мужики в этой стране просто омерзительны. Ни гроша за душой и при этом считают, что ты им отдашься за плитку шоколада.

– И что же ты думаешь делать, когда теперешняя работа кончится?

– Ну, немного денег мне присылают из дома. Мамаша уже припугнула меня, что перестанет помогать, если я в скором времени не вернусь в Англию. Родители, разумеется, думают, что я здесь с подругой. Если бы мамаша только знала, что я осталась одна, ее бы точно хватил удар. Как бы то ни было, скоро у меня будет достаточно средств, чтобы себя прокормить. Для меня тянуть из них деньги – просто нож острый. Из-за кризиса дела у отца тоже плохи.

– Послушай, Салли, если у тебя будет совсем туго с деньгами, дай мне знать, хорошо?

Салли засмеялась.

– Очень мило с твоей стороны, Крис. Спасибо за заботу, но у друзей я обычно не одалживаю.

– Разве Фриц тебе не друг? – вырвалось у меня.