Тихоня для босса. (Не) фиктивная беременность

От собственной внезапной мягкости коробит. Поэтому бросаю резче, чем стоит:

– Шевелись!

Вижу, как вспыхивает очередной враждебный огонек и ловлю себя на дикой мысли, что мне нравится выбивать эту тихоню из проторенной колеи. Наблюдать за тем, как хорошую девочку обуревают совсем не хорошие чувства. И все-таки Дарья сдерживается.

Всю дорогу до больницы проводим в молчании. Я раскрываю ноутбук и погружаюсь в работу настолько глубоко, что даже не замечаю, чем занимается сидящая по правую руку девчонка. В отделении сперва решаю вопросы с бабушкой Дарьи, затем, пока они объясняются, собирают вещи и готовятся к переезду, заглядываю к своей. Алевтина Федоровна благосклонно кивает и дозволяет войти. Даже в обычной бесплатной палате на четверых моя бабушка смотрится императрицей. Царственная осанка, мудрый и даже слегка покровительственный взгляд, прекрасные манеры.

– Евсей, – приветствует она и строго смотрит. Как будто насквозь меня видит. В детстве я до дрожи боялся этого взгляда, особенно если было из-за чего. Благо сейчас я уже взрослый мужик и нарастил такую броню, какую никто не в состоянии пробить.

Но все же от бабушки выхожу выжатый, как лимон. Я, который выходил победителем из таких переговоров, что большинству даже и не снилось, добрый час распинаюсь перед дамой в преклонных летах и все равно не остаюсь полностью уверенным, что бабушка довольна. Алевтина Федоровна, конечно, делает вид, что полностью верит мне, даже в бумаги заглядывает для вида, но ее фраза, брошенная напоследок, что-то переворачивает в душе.

– Не в деньгах счастье, Евсей, – со вздохом качает она головой. А меня так и тянет добавить, что в их количестве. Стиснув зубы, молчу. Морщинистая рука, украшенная перстнями, ложится мне на бородатую щеку, возвращая в далекое детство. Туда, где высокие деревья казались недостижимой вершиной, а любовь и авторитет старших был путеводной звездой. – Единственное, чего я боюсь, что ты поймешь это слишком поздно, родной. Отец с дедом сделали из тебя того, кто ты есть, и ты замечательно справляешься на своем месте, я горжусь тобой. Но сейчас жалею, что мы с твоей матерью вложили в тебя недостаточно любви, больше заботясь об оценках, успеваемости и твоих достижениях. Все это хорошо для бездушного робота, и меньше всего я желаю тебе стать таковым, зациклившись лишь на одном.

– Все в порядке, ба, – я кладу ладонь на сухую ручку, что так и лежит на моей щеке. – Я не живу ради одних только денег и ничто человеческое мне не чуждо.

– Дай Бог, – устало роняет она и долгим печальным взглядом изучает мое лицо перед тем, как отпустить.

Выхожу в коридор и не понимаю, как так сложилось, что мой гениальный план с отчуждением компании не приносит должных результатов. Вместо того, чтобы закономерно порадоваться и отпустить меня с миром, Алевтина Федоровна поселила в душе такую сумятицу, что я уже сам не рад затеянной авантюре. От претензий в свою сторону я не избавился, а головную боль в лице странноватой девчонки нажил.

– Дерьмо! – рычу, не сдерживаясь, и натыкаюсь на осуждающий взгляд голубых глаз.

Дарья в компании незнакомой старушки сидит неподалеку. Возле ее ног большая клетчатая сумка с вещами, а в руках пальто явно с чужого плеча.

– Все готово? – рявкаю агрессивнее, чем следовало бы.

Старушка осуждающе поджимает губы, а вот Дарья вскакивает на ноги, из прищуренных глаз в меня летят молнии.

– Может быть мы сами до места доберемся, чтобы не беспокоить вас? – цедит на грани раздражения и вежливости.

Так и тянет проучить.

Глава 9. Дарья

– Бабушка, это тот самый благотворитель из фонда, о котором я рассказывала, – представляю Евсея и стараюсь звучать приветливо, хотя внутри все клокочет от возмущения.

И так еле-еле удается уговорить бабулю на переезд в другую больницу и заверить, что я не продала ради этого душу дьяволу. Хотя на самом деле так оно и есть! Если сейчас из-за Зарецкого ба откажется, то получится, все зря, и я напрасно подписала те бумаги. Сжимаю руки в кулаки и призываю все смирение, которое еще осталось внутри.

– Евсей Анатольевич, спасибо за ваше участие, – улыбаюсь благожелательно, хотя губы так и сводит. Хочется поджать их или выплюнуть какую колкость. Обличающие слова так и рвутся наружу, но вместо них я произношу другие, ради бабушки: – Мы понимаем, как сильно вы заняты, и очень ценим вашу помощь. Если у вас возникли какие-то дела, мы с бабушкой готовы подождать или вовсе отправиться на место самостоятельно.

– Если так цените мое время, – цедит миллиардер, буравя меня сталью взгляда, и я не знаю, как удается продолжать сидеть с вежливой улыбкой на губах, – то поспешите к машине, а не зубы мне тут заговаривайте. Вещи я помогу донести. Валентина Игнатовна, – Зарецкий переводит внимание на мою бабушку. Надо же, даже имя ее откуда-то узнал и потрудился запомнить! Его лицо меняется мгновенно: перестает быть пугающим и выражает спокойное почтение. – Прошу прощения за собственную несдержанность, очень нервная работа. Рад познакомиться и помочь вам.

Бабуля окидывает Евсея проницательным взглядом. Уверена, ни нахрапистый, бескомпромиссный характер бизнесмена, ни его циничность и запредельное самомнение не остаются для нее секретом. Моя бабушка как рентген, только просвечивает не внутренности, а саму человеческую суть. Если она дает кому характеристику, то можно смело ей верить.

– Спасибо, сынок, – просто кивает ба, к моему удивлению, и поднимается.

Зарецкий спешит помочь и подает ей руку. Хмурится, окидывает нас взглядом, а потом бросает короткое:

– Ждите здесь, я сейчас, – и уходит куда-то.

Растерянно хлопаю глазами, смотрю на бабулю, и ее одышка и неестественная бледность не укрываются от моего внимания.

– Ты в порядке? – спрашиваю с беспокойством. Я готова отменить поездку и послать Зарецкого лесом, если ба признается, что чувствует себя нехорошо и прямо сейчас ей лучше прилечь.

– Защемило что-то, – слабо выдыхает она. – Скоро отпустит.

Бабушка откидывается на спинку металлического стула и дышит глубоко и часто. Глаза прикрывает. Я топчусь рядом и чувствую себя настолько растерянной и беспомощной, что готова вот-вот расплакаться от бессилия. Не успеваю. Евсей возвращается в компании медбрата, толкающего перед собой инвалидную коляску. Острое чувство благодарности к Зарецкому за его внимание и поступок все-таки выбивает из моих глаз слезы.

– Спасибо, – шепчу и шмыгаю носом. Тут же получаю по нему щелчок.

– Все хорошо будет, – уверенно обещает бизнесмен, на краткий миг превращаясь в обычного человека.

Поездка в частный медицинский центр полностью стирается из моей памяти. Все время, что мы едем, я смотрю на бабулю и пристально оцениваю ее состояние. Евсей сам сидит за рулем и то и дело бросает на нас взгляды через зеркало заднего вида.

– Он неплохой человек, этот благотворитель, которого ты нашла, – шепчет мне бабушка, когда мы оказываемся в медицинском центре, и Зарецкий отходит куда-то с документами. За время поездки ей становится лучше, что не может меня не радовать. – Не прогнил изнутри, хотя большие деньги способны испортить кого хочешь. Только характер тяжелый.

– Угу, – хмыкаю, впервые не соглашаясь с характеристикой от бабули, но спор развязывать не желаю. Чем меньше она будет знать о Зарецком и моих с ним делах, тем крепче будет спать по ночам.

– Ты на его грубость не смотри, дочка. Ты глубже смотри, – качает головой ба, легко считывая мое не озвученное мнение.

Разговор приходится свернуть из-за возвращения Евсея. Он приходит в компании доктора и представляет нам его. Потом помогает переместиться в палату, но не уходит все то время, пока я помогаю бабушке обустроиться. Персонал в этом месте отзывчивый, тактичный и профессиональный, так что я оставляю бабулю в надежных руках после беседы с лечащим врачом, хотя на сердце и не спокойно.

– Вы с бабушкой не найдете места лучше, – косится на меня Зарецкий уже в автомобиле, пока я стараюсь утопиться как можно глубже в сиденье из красной мягкой замши. Лишь бы не чувствовать так ярко и близко давящего присутствия миллиардера. Его запах снова обволакивает, а энергетика заставляет тонкие волоски на коже становиться дыбом. На редкость тяжелый тип.

Автомобиль Евсею очень идет. Низкий, спортивный, с агрессивным дизайном снаружи и невероятной мощью под капотом. Я могу это чувствовать по сытому, сильному урчанию мотора и сверхлегкой динамике, с которой иномарка поглощает каждый десяток метров дороги.

– Верю, – отзываюсь спустя время. – Но все равно не могу перестать нервничать. Кроме бабушки у меня никого нет. А даже если бы и были, то ближе стать бы просто не смогли, – зачем-то раскрываю душу бизнесмену, у которого и сердца-то наверняка нет. Или же оно заковано в броню.

Стальной, идеально сбалансированный мотор молотит внутри грудной клетки, а калькулятор в голове непрестанно просчитывает варианты и выгоды. Не человек – робот. Зарецкий бросает на меня странный взгляд, в котором я различаю толику сочувствия и – что уж совсем невероятно – восхищения, и мне кажется, что собирается сказать что-то важное, но внезапный телефонный звонок прерывает нас. Автоматически включается громкая связь, и Евсей рявкает недовольно:

– Да!

– Евсе-е-й… – тянет глубокий женский голос. А меня от глубокой интимности его интонаций бросает в жар. – Соскучился по мне? – интересуются игриво на том конце.

Глава 10. Дарья

– Ближе к делу, Алина, – холодно отвечает мой деловой партнер, не ведясь на заигрывания. В динамике раздается разочарованный выдох и томное:

– Нам нужно встретиться.

– Мы расстались, если ты забыла. Все прощальные подарки я тебе подарил, так что не вижу повода, – отвечает он совсем не заинтересованно. И почему-то я чувствую удовлетворение от этого факта. Отмахиваюсь от странной реакции – анализировать я не в настроении.

– Ну пожалуйста-а-а, Евсей, – начинает противно ныть незнакомая мне Алина. – Это очень важно. Я бы не стала беспокоить тебя по пустякам, я…

– Где? – недовольный голос Зарецкого обрывает девушку на полуслове. Но та не теряется и отвечает уже спокойно:

– В нашем любимом ресторане.

– Через полчаса буду, – обещает и, не дожидаясь ответной реакции, отключается. – Придется тебе съездить со мной на одну встречу, – бросает уже мне.