Я хорошо помню, как начала кричать. Кричать навзрыд и что есть мочи. Помню, как сдавила дрожащими руками голову в надежде расколоть ее на части, лишь бы избавиться от навязчивой мысли, что еще несколько часов назад все было в порядке, а теперь мы в смертельной ловушке.
Взглянув на сидящих напротив мужчин, я понимаю, что как бы они не старались, уже слишком поздно. Никто не в силах избавить людей по ту сторону кабин от пожирающего внутренности страха.
– Правильно понимаю, что оружие уже находилось внутри? – уточняет следователь, возвращая меня к разговору.
– Да, в небольшом ящике.
– Вы осмотрели его, когда увидели?
– Нет.
– Почему?
– Потому что не имеет значения, каким ножом зарезать человека: охотничьим, боевым, перочинным, для разделки мяса или тем, которым намазывают масло на хлеб, – он все равно умрет.
– В прошлый раз вы были не столь откровенны с полицией, – отмечает детектив, видимо, просматривая материалы прошлых допросов.
– Можем поменяться, – предлагаю я. – Посмотрим, как вы будете отвечать на вопрос, который слышите в сотый раз.
– Нам очень жаль, но в этом деле слишком много пробелов, – объясняет младший следователь. – И сейчас мы пытаемся восполнить их с вашей помощью.
– Странно, что эти пробелы смутили вас только сейчас, когда похитили еще тринадцать человек. А где вы были, когда меня судили по нескольким статьям?
– Судили и оправдали, – не отступает он.
– Это случилось не благодаря вашей работе.
– Аделина, – встревает детектив, – мы можем вернуться к тому, что происходило на игре? Нас интересует, что произошло в самую первую игровую ночь.
Как только я слышу этот вопрос, с меня сбивается вся спесь.
– Наверное, тяжело вспоминать об этой, так сказать, точке невозврата, – колко подмечает следователь.
– Почему же? – я выдавливаю из себя кривую улыбку. – Именно та ночь помогла мне избежать тюрьмы.
Из-за звукоизоляции в кабине я не смогла услышать приближающиеся шаги и подготовиться к тому, что меня ждет. Когда на пороге раскрывшихся дверей появился мужчина, я приготовилась к смерти. И только потом заметила, что в его руках нет никакого оружия. Он стоял там совершенно один и не решался войти, пока я гадала, для чего он здесь.
– Ты же понимаешь, что я должен это сделать, чтобы выжить? – меня испугала его интонация. Слишком спокойная для того, кто стал частью этого ада.
– Сделать что? – спросила я, все сильнее забиваясь в угол.
Не знаю, как так вышло, что он пришел именно ко мне. Но как только он двинулся в мою сторону, я сразу все поняла. В голове в ту же секунду зазвучали слова ведущей игры: «Любовница/любовник: самая пикантная роль. Выбирает с кем провести игровую ночь, тем самым лишая возможности игрока сделать ночной ход. Может ходить к одному и тому же участнику только две ночи подряд». Две ночи подряд, подумала я. Столько мне точно не выдержать.
Он грубо схватил меня за волосы, заставив тем самым подняться. Как только его руки заскользили по моей спине, я решила зажмуриться в надежде потерять сознание. Но его это не устроило.
– Смотри! – заорал он, отвесив мне хлесткую пощечину.
Против воли я раскрыла расширенные от страха глаза. Он прижал меня к стене, навалившись всем телом, а его холодная, напоминающая мокрого слизняка, рука скользнула по животу.
– Пожалуйста, не надо, – заскулила я, умоляя его остановиться, но это не помогло.
Он расстегнул мои шорты и одним резким движением сбросил их на пол.
– А теперь ложись, – тихо велел он мне.
Не уверена, что плакала в тот момент, когда он припечатал меня щекой к земле и сел сверху, чтобы обездвижить. Но я хорошо помню, как заметила лежащий под рукой маленький прямоугольный ящик. Аккуратно сняв с него крышку, я взглянула на покоящийся внутри нож.
– Что ты там делаешь? – он снова дернул меня за волосы и продолжил возиться с одеждой.
Как только рядом с моим лицом упали его штаны, у меня потемнело в глазах. А уже в следующее мгновение я очнулась сидящей на трупе.
– В материалах дела указано, что вы не помните, как нанесли ему двадцать три ножевых ранения, – зачитывает детектив. – Правильно понимаю, что с тех пор ничего не изменилось?
– Если вы читали дело, то знаете, что я не могу этого помнить.
– Верно. Судебно-психиатрическая экспертиза подтвердила наличие у вас раздвоения личности, возникшего за несколько лет до игры. Полагаю, вы благодарны своему другу за то, что он дал показания в суде?
– А вас тоже насилуют друзья, детектив? – я опускаю руки под стол, чтобы никто из них не заметил, как сильно они дрожат от одного только упоминания этого человека.
– Тем не менее, если бы не его признание, присяжные бы никогда не поверили в теорию вашего адвоката о раздвоении личности.
– Теория? Пусть так, – я пожимаю плечами, – как это поможет текущему делу?
– Как, по-вашему, Аделина, это все совпадение? – уточняет младший следователь.
– Что именно?
– Смотрите сами: среди игроков оказывается ранее судимый насильник, ему достается роль любовника и в первую же игровую ночь он идет к девушке, подвергшейся изнасилованию в прошлом.
– Нам кажется, что в этой игре все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд, – поясняет детектив. – Полицейские, расследовавшие это дело три года назад, пришли к тому же выводу, но не смогли связать всю информацию в единую картину. Потому что это просто невозможно без вас. Скажите честно, вы хотите помочь этим людям?
Я бросаю взгляд на трансляцию и вспоминаю, как тащила тело убитого мной мужчины в его кабинку. Никогда бы не подумала, что способна волочить по земле чей-то труп, словно мешок с картошкой.
– Я хотела, чтобы помогли мне. Чтобы кто-то вытащил меня из того подвала. Но никто не пришел, – впервые за все время допроса у меня по щеке скатывается слеза. – Никто не пришел.
4 глава
Иногда я не понимаю, какое из собственных решений вызывает у меня наибольшее чувство вины.
За несколько недель до выписки из психиатрической лечебницы мы с Евой, моим врачом, заговорили о том, как мы с друзьями оказались в том злополучном подвале.
– Ты знаешь, почему погибли твои подруги и парень? – спросила Ева, внимательно наблюдая за моей реакцией.
– Из-за игры, – отвечая, я вспоминала их мертвые лица и не могла поверить, что их больше нет.
– Кто конкретно предложил сходить на эту игру?
– Кажется, это была я, – признаваться в том, что по моей вине их затянуло в эту смертельную воронку оказалось слишком сложным.