Наскоро протерев рукавом рубашки глаза, я заметила Стаса, стоящего в одной из кабинок напротив. Он приподнял руку, чтобы привлечь мое внимание. Я нашла в себе силы помахать ему в ответ и подняться, чтобы выглянуть наружу и найти до смерти перепуганных подруг.
София стояла в центре комнаты, с необычайной нежностью поглаживая деревянную спинку электрического стула. Она рассматривала нас всех по очереди так, будто мы были ее домашним зверинцем. Я бы хотела назвать ее человеком, но меня не покидало ощущение, что это всего лишь оболочка, под которой находится запрограммированная машина. Разве можно поверить, что есть люди, поступающие подобным образом? Как она вообще смогла до такого додуматься? А мы? Чем мы думали, когда сюда ехали?
Время тянулось пугающе медленно. Ситуацию усугубляли громко тикающие на стене часы. Несмотря на тринадцать игроков, шесть охранников и Софию, в комнате стояла оцепенелая тишина. Это мучительное безмолвие напоминало могильное молчание.
А потом кто-то заметил трупы убитых ночью людей.
Несмотря на поднявшийся шум и крики, внутри моего тела наступил странный покой. Словно из меня разом выжгли все эмоции.
Глядя на остальных, я примечала детали их поведения, пыталась определить их роли. Сама не заметила, как отключилась от реальности и погрузилась в игру. Стала ее частью.
– В материалах дела есть информация, что все убитые тобой игроки не сопротивлялись, – читает вслух детектив, – но ты это никак не объяснила.
– Я ничего не помню, – напоминаю я ему.
– Верно. Как только наступала ночь, тобой овладевала вторая личность.
– Овладевала? – я не могу не закатить глаза. – Речь не о демонах, если что.
– Как только наступала ночь, вторая личность брала исполнительный контроль над вашим телом, – поправляет коллегу младший следователь.
– Спасибо, – я награждаю его легкой улыбкой, – все так и было.
– Мы почти уверены, что охранники держали игроков, пока их убивают, – объясняет детектив.
– Боюсь, что скоро вы все сами увидите, – я киваю на экран телефона, на которой ведущий игры неспешными шагами меряет подвал.
– Далеко не факт, Аделина, – опустив голову, говорит младший следователь.
– Думаете, что успеете их спасти еще до начала игры? – я с подозрением рассматриваю их лица и понимаю: что-то не так.
– Не совсем.
– В чем дело? – я невольно подаюсь вперед.
– Перед тем, как мы вернулись в допросную, – сообщает детектив, – нам пришло еще одно письмо.
– От организаторов?
– Да. И, к сожалению, оно касается вас. – Он будто специально выдерживает паузу, опасаясь моей реакции. – Дело в том, что они не начнут игру, пока мы не доставим вас в назначенное место. На это у нас есть двадцать четыре часа. После этого мы и впрямь станем свидетелями очередной трагедии.
– И что? Вы собираетесь сделать меня приманкой?
– Вы злитесь? – он прищуривается.
– Это не злость, детектив, а ярость, – честно признаюсь я.
– Мы не собираемся. Да и как это сделать без вашего согласия? К тому же, у нас нет уверенности, что это действительно поможет спасти запертых в кабинах игроков, – тяжело вздохнув, он поднимается с места. – Попробуйте успокоиться. Я вернусь через пятнадцать минут.
– Как будто у нас есть эти минуты.
– У вас, Аделина, есть минуты всего мира, а вот у этих людей… боюсь, что нет.
Когда он уходит, хлопнув дверью, младший следователь отодвигает от меня телефон с трансляцией.
– Он прав, вам нужно прийти в себя.
– Вы же это не серьезно? – я сама не замечаю, как хватаюсь за края стола. – От меня зависят жизни тринадцати человек. Вы бы смогли успокоиться?
– Следователь вместе с нашими специалистами уже изучают ваши переписки трехлетней давности с другими игроками. Мы точно выйдем на чей-то след.
– Вы напрасно тратите время.
– Остается только надеяться.
– Простите, но мою надежду отобрали в том подвале.
– Мне жаль, – кажется, искренне говорит он.
– Я не стану приманкой.
– И не придется. Мы найдем их раньше.
– Я только начала жить.
– Конечно, Аделина, – успокаивает он меня. – Никто не собирается отнимать вашу жизнь.
– Мне нечем дышать, – я задыхаюсь. Прямо как тогда на игре, когда на панели отобразилось имя моей подруги.
Тогда я склонила голову набок и с недоумением вгляделась в текст.
Что значит: Анна убита? Нет-нет-нет. Это ошибка. Я быстрыми шагами направилась к ее кабинке, желая, как можно скорее убедиться, что она в порядке.
– Анна, ты…
Даже заметив лежащую на полу подругу, которая после четырех пуль не издавала даже предсмертных хрипов, я все равно не поверила, что ее больше нет. Я помню, как попыталась ее поднять, но окровавленное тело беспомощно падало после каждой тщетной попытки.
– Нет… нет… – я не прекращала надеяться на чудо, даже поднимала ей веки.
Может быть, она умерла не сразу, но, когда я ее нашла, в ней уже не осталось ни малейших признаков жизни. А ее глаза… Они были такими же пустыми, какими, должно быть, стали мои собственные в тот момент.
Осознав, что потеряла ее навсегда, я плотно зажала рукой рот, чтобы не сорвать голос от рвущегося наружу крика.
На стене в гостиной родителей Анны всегда висели ее фотографии. Если хорошенько присмотреться к их цветовой гамме, то можно заметить, что они образуют радугу.
Первая фотография – маленькая Анна в ярко-красном платье. На ее маленькой рыжей голове золотая корона, у девочки нет переднего зуба, но она улыбается во весь рот, совершенно не стесняясь своих изъянов.
Вторая – Анна чуть постарше: она сидит за столом и держит в руках огромный апельсин, ее карие глаза широко распахнуты, будто она впервые видит этот фрукт.