Я буду помнить

Я буду помнить
Ксения Нихельман

«Он наверняка не знает, читает ли она его письма, осуждая за те или иные поступки, но он знает наверняка, когда пишет ей, то эти письма превращаются в долгую исповедь».Егор Матвеев, редактор небольшого издательства, получает анонимную рукопись сборника рассказов. Поддавшись любопытству, он вступает в переписку с автором, которым оказалась девушка. Они пообещали, что будут писать друг другу письма, настоящие бумажные письма радости.Вот только в жизни Егора радости было слишком мало. Книга содержит нецензурную брань.

Я буду помнить

Ксения Нихельман

«Плывут дома воспоминания,

Слова любви, слова признания.

Живут во мне воспоминания,

Живут во сне и наяву.

Они – тепло мое весеннее,

Моя мечта, мое везение,

Моя надежда и спасение,

Пока я помню – я живу!»

Роберт Рождественский «Пока я помню»

© Ксения Нихельман, 2020

ISBN 978-5-4498-2067-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Утро

Когда самолет зашвыряло, будто бумажный самолетик на ветру, она подумала, что ждала этой минуты давно.

Она точно знала, все происходящее в ее жизни являет собой тонкие нити сложного лабиринта: пальцами подцепив одну из них, ступила за ней в неизвестность. Вначале на неопытный глаз нить казалась приятной, затем под пальцами стали появляться шероховатости, узелки, много узелков; в одних местах нить утолщалась, в других, наоборот, истончалась, а где-то нить раздвоилась и она потеряла себя. Потеряла то, с чего начала. И сейчас в трясущемся самолете ей привиделось, словно она вновь держит ту самую нить, но до того худую, что вот-вот окончательно порвется.

Если мы разобьемся вдребезги, то, наверное, так и должно случиться. Ведь земная жизнь – ненастоящая, имеет значение только то, что будет после нее. Кажется, именно так многие утешают себя? Разумеется, она слышала про воздаяние. И, может быть, – она не знала наверняка, – ей тоже воздастся за добро и зло, зла в ее жизни было много. И если самолет рухнет в эту минуту, а там дальше… ничего нет. Ни воздаяния, ни смирения, ни прощения, лишь звенящие холод и пустота, то тогда зачем все это? Зачем хитрая нить привела сюда? Только для того, чтобы с коротким треском всего пережитого лопнуть в руках и разлететься в два конца: в прошлое, единственное, что у нее есть, и в будущее, которое уже никогда не наступит.

Последний раз на самолете она летала давным-давно. Еще девчонкой, под руку с Ромой – молодые и влюбленные, с блестящими глазами и полными больших надежд сердцами они поднимались по ступеням аэропорта Новосибирска. Это была их мечта. Почти американская, такая же глянцевая и такая же безнадежная. Казалось, это было вчера или позавчера, в крайнем случае. Она до сих пор помнила тот сладко-приторный запах мучных изделий, разливающийся по просторным залам аэропорта.

– Не выдумывай! Ничем не пахнет, – сказал в тот день Рома и сильнее ухватил ее за руку.

Но она прекрасно знала – пахнет. Пахнет столовкой. Школьной столовкой, в которую никогда не ходила, пока училась. Однако пахло не только школьной столовой, но и ее будущей столовой, где она будет работать, как обещал молодой муж.

Самолет снова тряхнуло, на этот раз сильнее, и она прикрыла веки.

– Вам страшно?

Разомкнув глаза, увидела широкое лицо старика, сидящего рядом с ней. Конечно, все это глупость, какой же он старик, лет шестьдесят? Лет на тридцать ее старше, может, чуть больше. Элегантно одетый, с серебристой проседью в волосах. Наверняка он повидал гораздо больше ее, да и полетал, раз держится так бесстрашно и спокойно.

– Боюсь, – призналась она.

– Богу нужно помолиться, когда страх одолевает.

Короткий кивок в ответ, лишь бы не вступать в спор. Порой так проще.

– Как вас зовут?

Она задумалась. Ее ничто так сильно не расстраивало, как этот глупый вопрос. Почему все обязательно хотят знать, какое у нее имя? Кому это нужно? А вообще, честно говоря, все женские имена ей не нравились. Возьми любое, гаркни им во всю глотку – и вот уже готова баба с базара: Надька из мясного, Валька из продуктового, Любка – буфетчица, Зинка из рыбного, Ольга через длинное и трескучее «хг» – эту «Ольхгу» всегда звал сосед, когда напивался до смерти и орал в маленькое оконце пивной, где Ольга разливала пиво в тяжелые стеклянные кружки его, пока еще трезвым, дружкам.

– Татьяна, – солгала она.

– Замечательное имя! – мужчина ответил, на удивление, таким восторженным тоном, что ему вняла сама стихия и успокоилась, краснея за содеянное: самолет выровнялся, гул стал приятно монотонным, а главное – безопасным.

Все оставшееся время полета она пыталась слушать мужчину, но на самом деле думала только об одном. О Захаре – о том мальчике. И о Егоре, и об Ульяне. Кого из них сегодня она встретит первым? Но она точно знала, кого из них не встретит больше никогда.

Глава 1

1

– Не стоит переваливать вину с отсутствия ума на нелюбимое имя! – ответила Ульяна и слабо толкнула ее плечом. Она не обиделась на злые слова подруги, поскольку, во-первых, они с Ульяной уже долгое время пребывали в серьезной ругани и толком не разговаривали, лишь изредка перебрасывались фразами, в основном когда дело касалось заказа или когда Ульяна опять кому-то нахамила. Во-вторых, Ульяна хамила всегда и всем. И в-третьих, Ульяна была права.

Ульяна первой узнала новость о ее скором замужестве с Цветковым Александром Сергеевичем, новым владельцем кофейни-кондитерской, в которой работали они обе. Первое время Ульяна постоянно шутила, что он без пяти минут Пушкин, правда, бездарный и помешанный на своем бизнесе.

– Пушкин двадцать первого века. Тот писал стихи, чтобы танцевать с жеманными барышнями, а этот ведет девушек в собственный ресторан.

Ульяна громко смеялась над неумелыми попытками ухаживания Цветкова, пока она не сообщила ей, что сказала ему «да».

– Что да? – уставилась Ульяна.

– Я сказала ему «да», – чуть слышно повторила она.

За ее словами на пол полетел дорогущий стакан, который Ульяна протирала мягким белоснежным полотенцем. Стакан разбился шумно и горько, прямо как все ее тридцать лет разом, когда она ответила согласием. Она хотела что-нибудь сказать теперь уже, наверное, бывшей подруге, что-нибудь возразить или доказать, как делала это всю свою жизнь, только никак не могла оторвать взгляда от переливающихся стекляшек под ногами. Стакан-то дорогущий, что придется Цветкову делать денежный вычет из зарплаты Ульяны. Нет, он не ценит и не уважает дружбу, ни женскую, ни мужскую, ни человеческую в целом. И да, он обожает партнерство. Прошлые выходки Ульяны остались забытыми, потому что она просила за нее, позволила Цветкову приблизиться к ней и чувствовать себя желанным, отчего он простил Ульяну.

– Дура! – заорала Ульяна на нее и швырнула еще один стакан об стену. – Какая же ты идиотка! Невыносимая, просто невыносимая дура!

– Стакан…

– Да пошла ты!

С того вечера они больше не разговаривали. Ульяна молча работала за стойкой, а она поглядывала на нее со стороны. И все же первой произнесла:

– Ульян, давай прекратим?

– Что именно?