Собаки

Наступившие первые летние сутки принесли с собой непогоду. Проснувшись около четырёх, он услышал шум дождя.

Когда здесь шёл дождь, его словно накрывало войлочным колпаком. Пока было темно, а сегодня темно будет дольше, это был даже колпак в палатке.

Он вышел в тёмный сад. Где-то там за тучами с минуты на минуту будет восход солнца. Он же вышел в своём колпаке из палатки и сел на скамью. Хороший козырёк, снова подумал он. Ему нравилось смотреть, как дождь идёт в его саду. Ему нравилось, что это его сад. Конечно, он его не планировал, не садил. И не он решил когда-то, что и где, рядом с чем и в какой последовательности. Он поселил здесь только три растения. Но он пришёл сюда заботиться о нём. Пришёл радоваться ему и радовать его. Так что это был его сад. Здесь он чувствовал себя дома. Причём именно вот здесь, именно в этом месте – на границе дома и сада.

Угольный ветер с графитовыми искрами унёсся прочь. Он вздохнул с облегчением. Что там начнётся сейчас – непонятно, но предыдущие сутки были тяжеловаты. В безветрии дождь остался за хозяина и зашумел громче. А он сидел и думал – хорошо. Вся прошедшая неделя и половина предыдущей прошли совсем без дождя. И сегодня точно ничего не надо будет поливать. Хотя это было несложно и нравилось ему, однако дождь он уважал не в пример больше водопровода в этом качестве.

Сад шелохнулся под первыми порывами нового ветра. Запахло вишней. Такой вишней-вишней, аж варенья захотелось. Его вишни исправно цвели с ним уже третий раз, он их собирал уже дважды, и в том году даже один раз сварил варенье. Тогда он потешался сам над собой. Зато сегодня он будет завтракать тостами с маслом и своим вишнёвым вареньем. Оставив дождь и вишнёвый ветер договариваться о том, кто в его саду главный, он ушёл спать.

К его удивлению, собаки совсем не против оказались позавтракать хлебом и вареньем. Он вообще не очень разбирался в собачьей еде. Но появившаяся в своё время реклама многочисленных собачьих кормов от лица медиа-кинологов всего мира внушала, что человеческая еда со стола для собак – сущий яд. А вон поди ж ты – уминают за все свои четыре собачьи щёки и варенье, и ореховую пасту, и пироги, и омлеты. Это, конечно, не показатель. Но, если судить по настроению, плохо видным ему зубам, лучше видным ему глазам, ушам и шерсти – всё отлично. И если ещё принять во внимание, что дома они ничего кроме и не едят, то пусть уж сами выбирают – или да, или нет. Если что – на корм ему хватит, хотя он не склонен был согласиться с тем, что его меню – яд для кого бы то ни было. Разве что для рыбок, и то не для всех. Чего-нибудь сварит им, если в один прекрасный день они решат, что больше не в силах выносить пытку блинами и пирогами из здешнего магазина.

Как он и предполагал, завтрак прошёл в кухне, но перед уходом собаки уселись на скамейку. Понравилось. Втроём они сидели и смотрели, слушали дождь в саду. Мир и покой. А вот собакам сейчас придётся идти через мокрую траву в мокрый лес, через мокрый лес в мокрую траву. Ох, знать бы – чего ради?!

Наступившее некоторое время назад уверенное спокойствие таяло с каждым сном, которые теперь и сдвигались как будто бы, но на какой-то миллиметр, и не приносили ровным счётом никакой ясности и определённости. Ничего нового. Нетерпение мало-помалу опять набирало вес. Он повернул голову и увидел, что собаки смотрят на него.

– Ну вот так, – развёл он руками. – Ничего не попишешь. Я ж не собака. Человек всего лишь.

Меньшая при этих словах улыбнулась. Или я уже поехал крышей от всего этого, решил он. Собаки спрыгнули на мокрую дорожку, и он, накинув не спасающий капюшон кофты, пошёл проводить.

Собаки по-прежнему предпочитали сами открывать и закрывать себе калитку и дверь в дом. Поэтому он, чаще всего, только присутствовал, махал рукой и принимал ответные махи хвостами. Или виляние, как сегодня.

Проводив собак, он задержал взгляд на калитке и решил её покрасить. Как обычно, тут же усмехнулся он. Когда болеешь – решаешь бегать и обливаться, когда объешься – задумываешься об ограничениях и разумном подходе. А когда с неба льёт – непременно надо покрасить калитку.

Сегодняшняя вишня в воздухе дополнялась бледно-розовым сиянием, благодаря которому непрекращающийся дождь казался вкусным и даже тёплым, особенно когда утренние сумерки уже сменились дневными. Поэтому он надел куртку и вышел из дому.

По пути ему почти никто не встретился, и площадь была пуста. Какая удача, он благодарно подставил дождю ладонь. Без солнечного света бирюзовые искры сверкали не так ослепительно, но всё равно сверкали, а в сочетании с бледной вишней получалось ещё красивее. Сегодня это уже была не просто горка для ветра, а настоящий аквапарк. Сколько раз он здесь бывал с момента открытия – каждый новый ветер с удовольствием скользил по металлическому шёлку шарфа, явно ускоряясь ближе к краю. Пока все не накатаются… Интересно, подумалось ему, а повторится ветер – так же будет резвиться или уже не так?

И не приедается, правда? Глава инициативного комитета, должно быть, обладал феноменальным чутьём. Он вот как раз выходил из кафе. И он ведь каждый раз, верите, каждый раз так и смотрит на памятник. Это шедевр, поистине. Глава сиял даже под дождём. А что ребята? Художники, добавил он. Ребята? О, у них выставка в городе. Да, в рамках какого-то там фестиваля по городам и весям. Он стартует в сентябре. Сейчас везде приготовления, а потом поедет автобус обозревателей и деятелей культуры и искусства через всю нашу необъятную Родину. Всё-всё посмотрят, всех-всех оценят, и потом, по итогам, в столице, в тамошнем Центральном Доме художника, будет гала-выставка. Вот там уже будет народу побольше. Думаю, наши ребята обязательно там засветятся. Он согласился и сказал, что на городской осенью побывает обязательно.

Вечером, поужинав, он сел на скамью. Когда он в последний раз проводил вечер перед телевизором? Вот, что неважно так неважно. Дождь некоторое время назад перестал, небо начинало проясняться, и верхушки деревьев уже подсыхали на показывающемся вечернем солнце. Скоро звякнула калитка, и на дорожке показались мокрые собаки. В некоторой нерешительности они, такие красивые, остановились перед скамейкой. Но он, не раздумывая, сделал приглашающий жест. Меньшая благодарно вздохнула, и они взобрались на свою половину. Он заметил, что собаки сесть – сели, но как-то выжидающе на него смотрят, а большая вообще пришла не с пустыми руками. Точнее, пастью. Он вопросительно мотнул головой, и тогда она положила ему на колени шишку. Он посмотрел на подношение и снова вопросительно уставился на большую. Собаки переглянулись и посмотрели на него так, как будто ждали чего-то. И, по-видимому, это что-то напрямую касалось этой шишки. Он взял шишку в руки покрутил перед глазами. Обычная. Сосновая. Сосновая? Ну да. Вроде, сосновая… Сосновая?!

– Это что?! Это что, от тех сосен?! Серьёзно?! – он не верил своим глазам и глядел то на сокровище в своих руках, то на собак.

Большая опустила голову. Кивнула? А меньшая истово завиляла хвостом.

– Но погодите, – вдруг спохватился он. – Но ведь сегодня вишня. Вишня? – он на всякий случай принюхался. – Ну да, вишня. А как же хозяйственное мыло?

Собаки переглянулись и снова уставились на него.

– Погодите, погодите. Сейчас, сейчас, – он стал соображать. – Шишка – шишкой, тут всё так. Но и мыло нужно, так? – собаки явно обрадовались. – То есть, это как пригласительный? Он же заранее вручается, вроде… – меньшая протиснулась между большей и спинкой скамьи и лизнула его в щёку. – Ого! – он был польщён. – Вот это признание! Ну хорошо. Спасибо вам, собаки, за шишку! – он церемонно поклонился, и они ответно завиляли хвостами. – Это ведь огого! Это ж… Это ж, подумать только… – он откинулся на подушку и стал разглядывает свой пригласительный. – Это ж ведь от тех сосен… Уму непостижимо.

Он верил. Он верил в свои сны. Он каждый день своими глазами видел подтверждение тому, что всё это – на самом деле. Но шишка, эта сосновая шишка была настоящим артефактом.

– А зачем вообще мыло? – вдруг оторвался он от своих размышлений.

Собаки уставились на него, потом переглянулись, и большая, фыркнув, залаяла. Пролаяв несколько раз, она склонила голову на бок и посмотрела на него с такой иронией в своих собачьих глазах, что он расхохотался.

– Понял. Это как задавать вопрос с разговорником. Хорошо. Мыло – нужно. Почему? Потому что… за ним и только за ним идёт путеводный ветер? – собаки завиляли хвостами. – Ну всё понятно. Хотя в данной ситуации это неуместный комментарий, – он улыбнулся и вернулся к подарку.

Собаки немного посидели, потом потоптались на скамье, откланиваясь, и, спрыгнув, удалились в дом.

Он посидел на улице ещё немного, пока комары не загнали в дом и его. А когда лёг, покрутил в темноте перед глазами сосновую шишку, положил её на тумбу у изголовья и закрыл глаза.

И открыл их в туман. Нет, строго говоря, это был не туман. Просто дуло столько ветров, таких разнообразных цветов и оттенков, таких ярких, что невозможно было толком ничего рассмотреть вокруг. И ему стало ясно – он там, на поле за лесом. На него обрушивалась целая лавина запахов. И он стоял один. Как он здесь оказался – было непонятно. И куда делись собаки – тоже. Было, в общем, светло, но совсем ничего не видно. Он попробовал идти вперёд. Конечно, у него это получилось, но куда он идёт – он не понимал. Он шёл и шёл, и вскоре по обе стороны от него, примерно на одинаковом и одинаково большом, как он полагал, расстоянии потемнело. Впереди и позади было всё так же светло. Вот сверху как будто бы немного темнело, но как-то неявно и ненадолго, да и не ясно поэтому – темнело ли. Видимо, подумал он, он оказался посередине между чем-то и чем-то. Это было похоже на тоннель. Только как-то, похоже, без потолка. А он всё шёл и шёл. И скоро темнота по бокам от него закончилась.

Он открыл глаза в своей комнате, у себя в доме. Наверное, было уже недалеко до утра. За окном снова шумел дождь. В комнате, а значит, и во всём доме, уже прочно обосновался запах сегодняшнего огуречного ветра. В общем, ему понравилось. Сквозь приятный свежий аромат, занявший его мысли, потихоньку начал всплывать сон. Он машинально потянулся к тумбочке, взял шишку и стал крутить в руках, вспоминая детали. Странно всё-таки. Он не просыпался, не встречался с собаками, не шёл лугом, не пробирался через лес. Просто – бац! – и поле с ветром. И какие они там яркие! Здесь он видит их не такими, а то было бы трудно. А во сне вон как – не видно из-за них ничего. А может, это от юбиляра? Чтобы он не обрадовался раньше времени. Он задумчиво поскрёб подбородок. Может, и от юбиляра. Он лёг обратно, вернул шишку на тумбочку и спал до утра без снов.

Завтракали снова в кухне. Дождь уходить пока не думал. Но пить кофе и сидеть на скамейке они всё-таки вышли.

– Странный мне сегодня сон был, – не поворачивая головы к собакам, проговорил он, разглядывая малиновые кусты вдоль забора.

Собаки промолчали, но краем глаза он уловил движение – они обернулись к нему. Тогда он тоже посмотрел на них и продолжил:

– Я вдруг оказался прямо там. Сразу. Безо всех обычных прелюдий.

Собаки ждали продолжения.

– Ну, это, собственно, всё. Не видно ничего.

Собаки отвернулись и стали рассматривать малину. Он тоже вернулся к ней.

Малина начинала зацветать. В сухую погоду в кустах уже стояло мерное жужжание. Сейчас, в дождь, она была особенно молчалива.

Когда они втроём двинулись под дождём к калитке, большая обернулась к нему и привычно уже фыркнула. Это было личное её развлечение – смотреть, как он ходит в дождь. Он старался не наступать на дождевых червей. И не то, чтобы он их как-то особенно нежно любил и выделял среди прочих обитателей сада, он бы так не сказал. Но просто как-то раз, уже довольно много лет назад, он шёл под дождём по дорожке через один парк. Долго шёл. И всё время за одним и тем же человеком, который ещё в самом начале дорожки наступил левым ботинком на червяка. Почти посередине. Половина червяка распласталась по подошве ботинка, основательно прилипнув к каблуку, а другая никуда не делась, осталась висеть. И вот этот человек шёл и всю дорогу поднимал на ботинке этого несчастного получервяка. Вверх-вниз, вверх-вниз. Взлетит – шмякнется, взлетит – шмякнется. Впечатление у него осталось глубокое. На рыбалке он бывал, копал, насаживал, скармливал рыбам. В саду, случалось, перерубал лопатой – не горевал. Но вот те полчервяка засели в памяти накрепко, и он в дождь всегда, если мог, смотрел под ноги и не наступал на них.

Посреди дня дождь внезапно перестал. Словно вылился весь. Раз – и всё. Полные водой облака ходили по небу ещё весь день, но солнце нет-нет да и выглядывало.

Вечером, сидя в саду, он смотрел на небо. Низкие тяжёлые облака открывали широкую полосу чистого голубого цвета над горизонтом. И он наблюдал, как в эту полосу постепенно опускается солнце. Он подумал, насколько всё приблизительно выходит на словах. Вот взять небо сейчас. Лиловое золото. А ведь так и есть. А из чего состоят облака? Из клоков, обрывков, кудрей, барашков… Всё это по краям отливало почти слепящим прозрачным каким-то золотом, сквозь которое угадывался цвет, следующий за ним – лиловый. А лиловый потом переходил в сизый. Как неуклюже и неповоротливо это звучит. А на самом деле – невероятная красота. Недолгая, ускользающе-переменчивая даже в своей почти полной неподвижности. Впереди и над ним облака и солнце нарисовали целый мир. Он встал со скамейки, чуть отошёл по дорожке от дома – так и есть, его дракон смотрит аккурат в лес. Вот почему ему кажется, что облака стоят на месте. Сев обратно, он вернулся к картине. Он увидел там реку, русло которой прихотливо петляло между холмов. Ему в голову пришли строчки из песни:

Высоко протекает река,
По которой плывут облака.

Красиво. Песня дальше шла довольно дурашливая, но начало было красивое. Справа между холмов река разливалась в огромное озеро, посреди которого был остров с городом и лесом вокруг него.

Стоило ему начать рассматривать какую-то увиденную деталь, как рядом он видел ещё и ещё, подробности появлялись одна за другой, словно на фотографии в ванночке с проявителем. Это занятие поглотило его совершенно. Вернувшиеся собаки подсели к нему на скамейку и в том же благостном настроении присоединились к разглядыванию небесной панорамы.

– Это невероятно, – покачал он головой.

Большая что-то солидарно проворчала, а меньшая, не отрываясь от неба, постукала хвостом по скамье.

– Не завтра? – вдруг спросил он, большая фыркнула, и он добавил: – Ну, не завтра так не завтра. Подождём послезавтра.

Солнце скрылось, и облака постепенно погасли. Все трое ушли в дом. Собаки протопали под стол, и он ушёл спать.

Улёгшись, он, однако, понял, что сна ни в одном глазу. Вот надо было ему спросить. Теперь каждый день будет спрашивать? Тикать, как часы. Ожидание, конечно, штука утомительная. Лучше всего – вообще не ждать. Как-нибудь так настроиться, что когда случится – тогда и случится. А то собаки перестанут с ним разговаривать, усмехнулся он в темноту.

Было уже далеко за полночь, когда он делал себе липовый чай, стараясь не шуметь в кухне. Потом он его пил у открытого окна. И снова думал о том, что как идёт – так пусть и идёт. Высоко протекает река. Пусть течёт. Он не станет поворачивать её вспять. Зачем? Да и кто он такой? Да и вообще, как будто это можно сделать, он улыбнулся. Вот и хорошо. Сейчас он полежит ещё немного, решил он, вертя в руках сосновый пригласительный, и пойдёт ждать новый ветер.