Мир и война в жизни нашей семьи

Для укрепления кооперативной торговли выдвинули Савину Шуру и Ермолаева Семена.

В это время я был очень активным. Состоял членом бюро комсомола, членом лавочной комиссии, членом редколлегии стенгазеты, членом всех обществ – и МОПРа, и Осоавиахима, и Союза воинствующих безбожников. Ячейка поручила мне также в нагрузку быть пионервожатым.

Летом организовали футбольную команду. Я играл средне – беком (защитником), полузащитником и иногда нападающим. Помню, что хорошо играл Ваня Страхов. Он хорошо бил с левой и был нападающим.

В ячейке Осоавиахима проводилась работа по изучению противогаза, по стрельбе из малоколиберной винтовки, производилась стрельба на звание Ворошиловского стрелка. Выбившему из 50 возможных очков не менее 40 очков присваивалось такое звание. Я его получил. Проводились соревнования по шахматам. У нас разрядов никто не имел. Участникам соревнований в случае получения более 50 % очков от возможных присваивался 4 разряд шахматиста. Я таковой получил. В дальнейших квалификационных матчах не участвовал.

Был дружинником и входил в Осодмил – Общество содействия милиции.

Организовал и был председателем ячейки ОДР. Непосредственно мною была создана радиотрансляционная сеть на 40 точек. Материалы – штыри, проволоку и изоляторы я получил в областном управлении связи, которое размещалось в ныне снесенном двухэтажном здании на Кировской улице напротив метро Кировская. (Тогда метро еще не было и улица называлась Мясницкой, затем Первомайской, а после похорон Кирова – Кировской.)

Радио тогда только-только начало внедряться в нашу жизнь. У меня был собственного изготовления детекторный приемник. Один раз я поймал передачу из Политехнического музея, где состоялось выступление В. В. Маяковского. В то время многие не принимали Маяковского, и когда он вышел на трибуну, его встретили шиканьем, криком и свистом. И вот слышу его громовой голос: «Меня не перекричите!»

Помню, за радио я получил первый заработок. Я устроил антенну Никитиным. После опробования приема радио на детекторном приемнике мне была вручена матерью Володи зарплата – рубль серебряный.

После устройства радиотрансляционного узла и трансляционной сети мне управлением связи было предложено выступить на радиостудии перед микрофоном Всесоюзного радио, которое размещалось в здании телеграфа на Тверской. Адрес тогда был Тверская, 17. Я предупредил наших владельцев точек и в один из дней в 16.00 выступил с приветствием и поздравил с открытием трансляционной сети.

Меня ввели в небольшую комнату, где стены и потолок были задрапированы материей. Комната без окон. Небольшой стол и перед ним стул. На столике стоял микрофон. На подставке прикреплено металлическое кольцо диаметром 30 см, а посредине коробочка примерно со спичечную коробку с решеткой. Коробочка прикреплена четырьмя пружинками к кольцу. Меня пригласили сесть на стул, приблизили ко мне микрофон. Микрофон был на уровне рта, на расстоянии 30–40 см. Меня предупредили, чтобы я говорил нормальным голосом, и перед этим сказали, что я должен говорить. Диктор объявила: «А сейчас будет говорить житель села Павшино, активист Георгий Зубков».

Речь моя продолжалась, наверное, 1–2 минуты. После этого я часто выступал на комсомольских собраниях. И постепенно научился выступать с речами.

Мы, ребята, часто ходили на Баньку, в клуб, в кино. До клуба идти минут 30. Пока мы шли, то часто рассказывали какие-нибудь анекдоты, смешные рассказы из журнала «Красный лапоть».

Я часто пересказывал рассказы Зощенко и других. Язык разрабатывался. Один раз мне даже поручили сделать доклад перед собранием взрослого населения. Помню, я сделал доклад о международном положении в день годовщины начала Первой мировой войны. Готовился я очень долго, это был мой первый доклад. Говорил я с большим подъемом. Передо мной были тезисы, но я в них почти не заглядывал. На одном, можно сказать, дыхании говорил примерно минут 25. Говорил так, что мне самому понравилось, думаю, что и слушателям.

Международная обстановка была напряженная. В газетах много писали о событиях в Германии, там зашевелились фашисты. На Дальнем Востоке возник конфликт на КВЖД.

С учетом всей обстановки у нас разворачивали свою работу ячейки МОПРа, Осоавиахима и даже Союза воинствующих безбожников.

В газете «Беднота» целыми подвалами печаталось «Евангелие без изъяна евангелиста Демьяна» Демьяна Бедного.

Один раз перед вечером я был на дворе, мне кричит мама:

– Егор! Иди сюда, вот сказали передать тебе.

И дает мне конверт. Ей его передал только что какой-то мальчик. В конверте записка, написанная от руки, но четко и ясно:

Повестка. Комсомольцу………. (далее вписаны другим почерком моя фамилия и инициалы) явиться в 19.00 в Военисполком в комнату военкома, иметь при себе кружку и ложку.

К 19.00 у Военисполкома собрались почти все комсомольцы. Нам объявили: «Вы все знаете, что произошел конфликт на КВЖД. Срочно требуется помощь нашим пограничникам. Формируется комсомольское воинское соединение. Скоро на станцию Павшино прибудет воинский эшелон. Обмундирование получим в Москве». Вот мы строем по два человека в ряд выходим и отправляемся на станцию. Пришли на станцию. Военком сказал, что будем ждать поезд. Сам пошел к начальнику станции. Ждем, военком несколько раз выходил от начальника и объявлял нам, что поезд опаздывает. У нас настроение напряженное. Некоторые стали говорить, что ничего не знают родители. Надо им сообщить. Военком сказал: «Не волнуйтесь. Как только отправитесь, всем родителям немедленно сообщат».

Каждый из нас, конечно, в этот момент много передумал, но никто виду не показывал, как бы его не признали трусом. Если бы был каждый в одиночку, а то ведь все вместе. И никто грусть не показывал.

Долго мы ждали поезда. Никто не дрогнул. Все приготовились быть достойными защищать родину. Нас пригласили в вокзал. В это время поезда не ходили, поэтому пассажиров никого не было. Мы ждали специальный воинский эшелон.

И вот уже, наверное, через час выходит в зал начальник станции и объявляет, что поступило сообщение: воинского эшелона сегодня не будет. О его формировании будет сообщено через день. Военком говорил с секретарем комсомольской ячейки и объявил нам, что сегодня можно расходиться, а завтра в 18.00 состоится внеочередное комсомольское собрание.

На собрании сообщили, что и сегодня эшелона не будет. И началась проработка Кости Клопова: он вчера не явился, однако оправдался. Хотя он приехал вчера из Москвы в 18.00 и мог бы к 19.00 прийти в военисполком, но он ничего не знал.

Оказывается, повестка была вручена его матери, а она очень любила Костю и следила за всяким шагом его. У нее под контролем были все его действия. Конверт она вскрыла, прочла повестку и сожгла ее, ничего Косте не сказала.

Затем, закрывая собрание, нам сказали, что это была проверка комсомольцев. И никакого эшелона не будет. Все комсомольцы – молодцы. Достойные патриоты, они доказали свою преданность идеям комсомола.

Ищу работу. В то время партия призывала комсомол укреплять военно-морской флот. Был призыв к комсомольцам поступать в военные училища. Я также решил быть военным, подал заявление в военное училище. И вот я стою перед медицинской комиссией в Москве. Отбор был строгий. Я был здоров, но при моем росте мне не хватало по весу 2 кг. Если бы не хватало хотя бы 1 кг, то меня зачислили бы. Но по инструкции при недостаче 2 кг уже не подходил.

А вся беда в том, что, проснувшись, утром я сходил в туалет и на комиссию поехал, не позавтракав. Вот эти два мероприятия лишили меня военной карьеры.

В это время я постоянно искал работу.

Работая в лавочной комиссии, я познакомился с начальством сельпо, и, видя мою принципиальность и честность, мне предложили быть инкассатором. Но родители мне не разрешили. Это дело опасное. Затем предложили работать в хлебном магазине и следить, чтобы хлеб отпускался строго по талонам хлебных карточек. И вот я заметил, что работающий в сельпо возчиком мой дядя Клюев Александр Семенович получил две булки без отметки в карточке. Я его задержал. По-родственному я мог бы этого не заметить. Но я был честен и слишком принципиален. Мне тогда досталась проработка от мамы. Ведь дядя Саша был ее родной брат. С работы мне пришлось уволиться. Тогда мне предложили должность заведующего бойней. На бойне я проработал около 24-х месяцев. Но прекратилось поступление скота, и бойня закрылась. Другой работы в сельпо не было.

На бойне один раз был такой случай.

Боец на бойне был крепкий здоровый парень и опытный мясник. Забой производился следующим образом. Корова или бык привязываются за рога в упор головой к столбу. Степан наставляет левой рукой кинжал с крестовиной к затылку и сильно ударяет кулаком правой руки по обхваченному кинжалу. Обычно с первого же удара кровь брызжет фонтаном, и скотина сразу подкашивается и повисает на привязи. На этот раз забивал он здорового быка, и несмотря на то, что бык был накрепко привязан головой к столбу, он не переставал брыкаться. При ударе кинжал немного сдвинулся с намеченного места, и острие, наверное, не совсем точно попало в солнечное сплетение. Бык взревел от боли, с неимоверной силой рванулся, и крепкая связка веревок оборвалась. Бык бросился на Степана. Вблизи находился я и еще один человек. Не знаю, как, но мы каким-то необъяснимым образом все трое моментально оказались взбирающимися на высокий забор, окружающий территорию бойни. Когда мы в разных местах были уже на верху забора, то почти одновременно оглянулись на быка. Он метался по территории, на него страшно было смотреть. Он был разъярен – кровь брызжет и заливает кровавые глаза. Он, наверное, нас не видит, бросается в разные стороны, ревет. Если бы ему подвернулось что-либо живое, то ничего не осталось бы. Иногда головой он касался земли, и тут же образовывался земляной фейерверк. В таком разъяренном виде минуты две… Мы сидели на заборе, как зрители на арене корриды. С замиранием сердца, бледные от страха, мы готовы были моментально спрыгнуть с забора на ту сторону в овраг. И вот кровавый фонтан из головы быка уменьшился. Бык стал передвигаться всё медленнее и медленнее и вдруг упал. Дрыгнул несколько раз ногами, склонил голову и замер. Мы еще какой-то момент посидели на заборе, а потом потихоньку стали спускаться с «безопасных мест трибуны». Первый побежал к быку Степан, дотронулся до его тела. Он еще раз, еле заметно вздрогнул. Степан говорит: «Не бойтесь. Подходите. Готов».

Мы в первый момент даже ничего не могли говорить. Испуг был большой.

Кровь стекала медленной струйкой. Степан подставил кружку, наполнил ее и со словами «за упокой» со смаком выпил до дна.

Степан всегда выпивал после убоя полную кружку теплой крови. Сырую теплую кровь я не пробовал, но жареную кровь ел очень часто. Жареная по виду и по вкусу она напоминает печень.

Временно прекратилось поступление скота, я опять остался без работы.

В стране происходит оживление. Начинают постепенно вступать в строй ранее остановленные предприятия. Недалеко от деревни Спас была неработающая фабрика. Решили в здании открыть чулочную фабрику. Приступили к переоборудованию. Я устроился учеником электромонтера.

Мой старший мастер – Морозов Николай из деревни Гольево, мастер он был опытный.

Мое дело пробивать в стенах и на полу штрабы для укладки кабеля (подводки к электромоторам), зачистка проводов и другие подсобные работы. Поступил я туда работать уже на заключительном предпусковом этапе. Вскоре необходимые электроработы закончились, другой работы для меня не нашлось, и я опять без работы.

Разворачивали работу по восстановлению неработающих предприятий, намечалось строительство новых предприятий и жилья. Требовались строительные материалы и конструкции. Шел разговор о возможном строительстве в Павшине завода железобетонных конструкций, потребных для строительства зданий: железобетонных плит, балок и других конструкций. Сырьем для этих конструкций служат железо, цемент и в основном песок и гравий. Песок и гравий можно брать из Москвы-реки. Но следовало установить, много ли в Москве-реке на дне и берегах этого сырья. Требовалось произвести обстоятельные изыскания для определения возможности получения сырья в должном объеме. Началось бурение дна и берегов Москвы-реки в районе Павшина. Я поступил рабочим в бригаду бурильщиков.

Мы зимой со льда бурили скважины и определяли толщину слоя песка, залегающего на дне реки.

Бурение было ручное, канатное, ударное. Моя работа в основном заключалась в том, чтобы вместе с двумя рабочими держать рычаг при подъеме ударника.

Бурение было примитивное. Механизмов никаких, обсадные трубы и штанги тяжелые. Работа тяжелейшая, за день мы проходили не более 5-ти метров. Я получил полное представление о бурении, хотя и примитивном. Но канатное, ударно-ручное бурение – отправная точка для развития бурильной техники, если не считать еще более ранней точкой шурфование. Мастером работал коренной житель Павшина – Вуколов Степан Степанович.

Изыскания – это начальная стадия всякого строительства. Я могу сказать, что был участником зарождения Павшинского завода железобетонных конструкций.

Изыскания закончены, я опять безработный. Ищу работу. Но ходить искать работу дело трудное. В Москве я видел у Красных Ворот в сквере спящих рабочих в обнимку с малярной и маховой кистью. У спящего на подметке ботинка мелом выведена цифра 3, это значит, что если вы хотите нанять человека что-либо покрасить или поклеить, то можете этого человека нанять, но заплатить ему должны не менее трех рублей за день работы. Это так называемая дикая биржа.

В поисках работы я часто встречался с такими же, как я, ищущими работу безработными и узнал, что в Москве есть биржа труда в Рахмановском переулке, напротив какого-то ресторана.

У меня было удостоверение, что я окончил школу с гидротехническим уклоном и имею специальность младшего гидротехника. Меня поставили на учет.

На бирже необходимо было регулярно отмечаться. И, чтобы получить работу, необходимо отмечаться как можно чаще.

На бирже, как на вокзале. Большой зал. Вдоль стены барьер, за ним за окошками сидят несколько регистраторов. К ним поступают заявки от организаций на требуемых специалистов.