Мир и война в жизни нашей семьи

Во время спуска с горы лыжи дрожали, влияла мельчайшая неровность лыжни. Дрожание лыж передавалось человеку, и он должен был все эти толчки амортизировать. Если своевременно не среагировать на толчок, то теряешь равновесие и падаешь.

Надо научиться падать так, чтобы что-то не сломать и не ушибиться.

Катание с гор прививает человеку качества храбрости, смелости и любви к труду. Кататься на клепках можно только с гор, они катятся только с горы. На ровном месте на них не разбежишься.

Чтобы испытать удовольствие прокатиться, необходимо затратить труд, чтобы забраться на гору.

Любовь кататься с детского возраста сохранилась и у взрослых. И человек стал совершенствовать лыжи. В настоящее время лыжи доставляют не только удовольствие для катания, но и служат необходимым средством для передвижения человека: различают лыжи для охотников, лыжи в армии и т. д.

О конструкции всевозможных лыж и их назначении распространяться не буду. Остановлю внимание читателя на наиболее распространенных лыжах – прогулочных.

Для катания лыжи должны быть достаточно длинны.

Детские мои годы пришлись на первые годы становления советской власти. В стране царила разруха. В деревне бедность. В нашей семье тоже особого достатка нет. В многодетной семье кормилец один – папанька. Жили на его заработки.

Он работал в то время на Рублевской насосной станции. Мама занималась домашним хозяйством. Землю обрабатывали кое-как. Сельским хозяйством папанька занимался урывками. Но советская власть укреплялась. В деревенскую жизнь усиленно внедрялась культура. Большое внимание уделялось распространению печати. Мы выписывали газеты и журналы.

Где-то мы с Санькой (старшим братом) вычитали, как можно самим изготовить лыжи. Нас мама каждое воскресенье посылала в церковь молиться и давала мелочь, чтобы или купить свечку, или положить на тарелку. Из выданной нам мелочи мы кое-что оставляли себе – вернее, добрую половину. На скопленные от церкви деньги, купили сперва рубанок, стамеску, затем фугасок и стали сами делать лыжи.

Вначале мы попытались производить лыжи из досок щитов, которые устанавливались вдоль дорог для предохранения от заносов. Щиты эти изготовлялись из тонких досок, толщиной примерно 1,5–2 см, шириной примерно 10–12 см, длиною около 2 метров.

Доски эти очень подходили под размер лыж, но вся беда в том, что у нас никак не получался согнутый мыс лыж. Попытки наши не увенчались успехом.

Мы вычитали, что хорошо изготовить лыжи из дерева твердой породы – березы, дуба или клена. И вот мы спилили растущий у нас в палисаднике клен. С большими трудностями мы всё же изготовили лыжи. Правда, они были тяжеловаты и не очень гибкие, слабо пружинили. Но всё же кататься можно. Это все-таки не клепки от бочки.

Мечта наша приобрести лыжи фабричного изготовления в конце концов сбылась.

И вот я катаюсь на настоящих лыжах с палками из бамбука.

Экипировка лыжника состоит не из одних лыж. Должны быть у него и соответствующая обувь, одежда, а главное – надежные крепления обуви с лыжами, т. е. то, что связывает живого человека с неодушевленными деревянными досками в единое существо лыжника.

Экипировка лыжника всё время видоизменяется и совершенствуется. Первое время крепления устраивались в виде прибитой к средине лыжи ременной или брезентовой петли. Эта петля своими концами прибивалась гвоздями или прикреплялась шурупами к боковым стенкам лыжи. В петлю вставлялся мыс обуви.

Затем для крепления петли придумали прорезать в лыже отверстие и в него стали просовывать ремень. У ремня на одном конце была пряжка. Затем крепления, всё более и более усовершенствованные, были заменены на металлические с надежным и быстро разъемным замком.

Обувь тоже подвергалась усовершенствованию. Первое время человек катался в той же обуви, в которой он ходил зимой повседневно. Это были обычно валенки. Но могли быть и кожаные сапоги, а иногда и ботинки. Затем придумали специальную обувь для лыжника – пьексы. Пьексы – это кожаные ботинки, внутри с мехом или теплой подкладкой. Мыс у ботинок задран вверх, что во время хода лыжника препятствовало соскакиванию крепления. В помощь задранному мысу, чтобы ботинки не выскакивали из крепления, петлю стали привязывать веревками, шнурками или ременными поясами к ботинку – вдоль ботинка.

Затем придумали для лыжника специальный ботинок под металлическое крепление. Крепления всё время совершенствуются, и какими они будут в дальнейшем, трудно сказать. Но будут они еще более удобными, простыми и надежными.

Лыжами увлекался не только я, но и мои сверстники, и мои товарищи. Катались мы в пионерском возрасте на клепках. На фабричных лыжах начали кататься, только когда подросли до комсомольского возраста. А это было в конце 20-х годов.

В это время комсомолом устраивались всякого рода агитационные культпоходы по деревням.

В Павшине наша компания лыжников состояла из братьев Савиных – Александра, Егора и Леши, Кабанова Николая, Попова Николая, Клопова Николая, Никитина Володи и меня.

Катались мы большей частью днем по воскресеньям и в будние дни вечерами, когда кончались все домашние дела.

Походы у нас были небольшие, по 3–5 км, и большей частью катались с гор. Излюбленной горой для нас была Пенягинская гора. Гора эта длинная (около 0,5 км) и сравнительно крутая.

Для проверки нашей ловкости и храбрости мы устраивали посредине горы небольшой трамплин. Но надо сказать, что преодоление трамплина редко у кого было удачным. Обычно мы после трамплина падали и часто ломали лыжи. В то время мы катались в валенках и крепления у нас были самыми примитивными. Однажды мы съезжали с Пенягинской горы вечером, возвращаясь из поездки к д. Митино. Стало темнеть. Съезжая с горы, я не заметил трамплина и не подготовился к нему. Когда летел с него, то не удержал как следует лыжи. Мыс правой лыжи у меня наклонился и врезался в снег. Я сделал цирковое сальто-мортале через правую лыжу. Она сломалась. Я валяюсь на снегу с обломками на правой ноге. Левая лыжа соскочила с ноги, укатилась куда-то вниз.

Падение совершилось удачно. Руки-ноги целы. Ребята надо мной посмеялись. У них спуск оказался удачным: они не попали на трамплин. Я спускался с горы с двумя половинками правой поломанной лыжи. Левую лыжу в потемках я не нашел. Она, наверное, врезалась в сугроб.

К этому времени я уже прилично научился кататься. И то, что в этот раз не поломал ни рук, ни ног, говорит о том, что я научился падать.

Еще раз подчеркиваю, что самое основное качество хорошего лыжника, – это научиться падать без ушибов. Падать мы научились и ходили на лыжах иногда без отдыха километров по 10. Ходили до ближайших к Павшину деревень. Иногда катались до Архангельского, один раз даже до Воронков.

И вот стали мы поговаривать о более длинных переходах. На одном таком собеседовании мы договорились совершить, как часто писали в то время, «культпоход» от Павшина до Истры.

После долгих переговоров и приготовлений группа наконец-то сформировалась в составе: Никитина Володи, Кабанова Коли и меня. Вышли мы из Павшина утром, часов в 9.00. Экипировка не ахти какая. Лыжи фабричного производства, в валенках, костюмы обычные: брюки обычные повседневной носки, пиджаки костюмные, конечно, уже сильно поношенные (новый костюм всегда теплее). Под пиджаком трикотажные свитера, не шерстяные, поношенные. На головах вязаные шапки, и в варежках. Крепления на лыжах ременные, для крепости крепления привязаны вокруг валенка через задник.

Погода довольно холодная, что-то в пределах 20–25 градусов. Холодит – бодрит. Мы идем быстро. Местами попадается лыжня, но большей частью приходится идти по целине, иногда по санному пути. Первым идем попеременно, так как первому идти тяжелее.

Когда прошли немногим более 5 километров, за Черневом начался встречный ветер. Идти стало тяжелее. Одежда у нас, как говорят, была жидковата, у нас у всех стала мерзнуть часть тела ниже пояса. Продувало через ширинку. Вот тогда мы поняли, в чем преимущество матросских брюк.

Собираясь в поход, мы даже думали где-либо на остановках провести среди населения читку и взяли с собой несколько экземпляров свежих газет. И вот когда стали замерзать, мы вспомнили о газетах и догадались утеплиться: опустили их спереди под пояс между нижним бельем и брюками.

О! Теперь совсем другое дело. И теплее, и не дует. И мы не мерзнем. Прошли километров 15. Стали уставать. Собирались заехать в какую-нибудь чайную, но в ближайшей деревне чайной не оказалось. Коля Кабанов вспомнил: в деревне Талицы у него есть дальняя родня – какая-то двоюродная тетка. Деревня эта скоро будет.

И вот мы в Талицах. Нашли родню – тетю Дуню. Дома она оказалась одна. Был первый час. Тетя Дуня уже истопила русскую печь. В доме тепло, чисто.

Тетя Дуня Николая узнала. Он представил ей нас как своих товарищей.

Тетя Дуня забеспокоилась, забегала. Предложила нам раздеваться, проходить вперед к печке погреться.

Стена печки, выходящая в большую светлую комнату, облицована белыми изразцами с синей каемочкой. Кухня от прихожей отделена перегородкой. Вход на кухню зашторен цветастой занавеской.

– Сидите, грейтесь, а я пока поставлю самовар. Потом уж покормлю вас.

Мы отогрелись, осмотрелись. Тетя Дуня, когда мы вошли, выглядела какой-то растрепанной: один рукав платья засученный, другой – опущенный, волосы на голове распущены; на одной ноге галоша, а на другой – какой-то опорок.

Пока мы отогревались, слышали, что на кухне загромыхала об ведро крышка от самовара, полилась вода. Слышали, как раскалывалась щепа для растопки самовара. Через каких-то минуты 2–3 слышим: зашумело пламя в самоварной трубе, послышался шум соска умывальника, плеск воды. И вот в переднюю входит тетя Дуня.

– Ну как, отогрелись?

– Да, почти отогрелись, тетя Дунь!

Смотрим, но это уже совсем другая тетя Дуня! К нам вышла пожилая, но моложавая и какая-то аккуратная женщина. И когда она только успела привести себя в порядок?! На обеих ногах опорки из валенок, ноги в белых шерстяных носках. Голова причесана. Поверх платья надет расшитый белый фартук. Лицо чистое и слегка разрумяненное.

Еще когда тетя Дуня копошилась на кухне, оттуда всё время раздавался ее голос. Она всё время о чем-либо спрашивала Николая: то о его матери, тете Оле, то о бабушке, потом перебрала всех сестер тети Оли. Спрашивала, как их здоровье, как живут, где работают, кто вышел замуж и т. д., и т. п. И сейчас она постоянно говорит и говорит. Николай еле успевает отвечать. А тетя Дуня хотя и не перестает говорить, но ни одной минуты на месте не стоит. И опять не прошло 3–4 минут, а стол уже накрыт белой скатертью. На столе чашки, сахар, хлеб, нож и ложки. Капуста кочанная, огурцы соленые. И в это время слышно: зашумел самовар.

– Ну, ребятки, идите мойте руки и к столу. Коль, приглашай товарищей!

Мы пошли на кухню мыть руки. Из самовара идет пар. В кухне всё прибрано. Шесток печи задернут белой занавеской. А на занавесках вышито: «Всё, что есть в печи, на стол мечи».

Мы уселись за стол.

– Ой, тетя Дунь, куда это Вы столько наставили-то?!