Старинные сказки на всякую пору

Зато в избах людно, гомонливо. Невестки сродников потчуют, золовок одаривают, беседы задушевные ведут.

А на следующий день уж и Прощёное Воскресенье[89 - Прощёное Воскресенье – последнее воскресенье накануне Великого поста (Неделя сыропустная). Называется так потому, что в этот день на вечерней службе совершается Чин прощения, на котором все просят друг у друга прощения.] приспело. В Николиной Сторонке шумно, всем миром проводы Масленицы справили, её чучело сожгли да пепел по полям разметали, чтоб урожай был хорош.

Но, как говорят, «не всё коту Масленица, будет и Великий пост». Так и первого дня поста дождались, тужилки по Масленице справили. Март-марток и сам будто затужил. Он то холодом пахнёт, то белым снегом дороги переметёт.

Шло время и, хошь не хошь, а уж и Апрель-месяц не за горами. Тут и Сороки святые[90 - Сороки (Сорок Святых, Сорок Мучельников) – народное название дня памяти сорока мучеников, в Севастийском море мучившихся. Русская Православная Церковь отмечает память святых мучеников 22 марта (по новому стилю).] подошли – большой праздник, светлый. Русь Святая церковным звоном да Службами сразу сорок святых славит. Они веру крепкую имели и за веру свою живота не пожалели. Оттого-то их на Руси и стар и млад величает.

Баба Нюра к этому дню, как заведено было, жаворонков из тестица вылепила, в печь посадила и испекла на славу. Всех внуков наделила, соседских детишек угостила. А старшая невестка бабы Нюры, Евдокия, решила выпечь к празднику колобки[91 - Колоб, колобан, колобок – скатанный из теста и испечённый шар.] золотистые, румяные. Мастерица она с тестами возиться! Она и расстегаи, и караваи, и курники[92 - Курник – исконно русское блюдо из пресного теста с начинкой из курятины с добавлением грибов, петушиных гребешков, яиц, зелени.] к свадьбам печёт.

Дают хозяйки по всей деревне детишкам угощенье знатное и всё приговаривают:

– Берите, кушайте на здоровье, это вам гостинчик из леса, от зайца!..

«Ишь ты, и тут от зайца! – всплеснул руками месяц Март. – Без него – никуда. И за что только серого пострела в таком почёте держат?»

Глядит Март, как детишки уплетают колобки подрумяненные, и всё умиляется, всё тешится. Как тут не вспомнишь: «Сороки святые, колобаны золотые». Вкуснотища! А ещё сразу припоминаешь хвастливого колобка из сказки: «Я колобок-колобок, по амбару скребён, по сусекам[93 - Сусек (засек, закром, сукром) – забранное досками в виде неподвижного ларя место в амбаре, житнице. Предназначено для ссыпки зерна или хранения муки, закладки овощей и т. д.] метён, на сметане мешен, в сыром масле пряжен[94 - Пряжить, пряживать – жарить (о мучном).], в печку сажен»!

Март тоже отведал колобов сытных, золотых, ел и всё думал, что никому не надо быть хвастливому, как колобку из сказки, нельзя, как он, родительского наставления не слушать да на судьбу, как заяц в лесу, жаловаться.

С теми мыслями Март дальше по земле пошёл и сам того не заметил, как перед самым Апрелем оказался.

Апрель

С первым, ненадёжным ещё весенним теплом пришёл в деревню Апрель-месяц – добрый молодец.

Он яркому солнышку подмигнул, подснежники в прохудившейся снежной перине отыскал, журчание ручейков послушал. По окрестностям прошёлся, огляделся, осмотрелся, реке ход дал, из ледяных оков её освобождая. Тут же юркая ледоломка[95 - Ледоломка – так в народе прозвали белую трясогузку, которая прилетает в родные края с первыми признаками весны. Издавна народ приметил, что с прилётом этой птицы надо ждать вскрытия рек ото льда.] вглубь леса полетела другим птицам порассказать, что она, дескать, своё дело сделала, хвостиком лёд проломила, что в верховьях лёд тронулся и теперь уже половодье не за горами.

Улыбнулся Апрель её новостям.

– Ну, суета! А ведь верно, пичужечка! Апрельский снег тает споро, а вешние воды и самому царю-батюшке не остановить!

Идёт Апрель дальше, чириканье воробышков слушает.

Прошёл по подлеску – первые листочки развернул, в берлогу заглянул, пучок солнечного света туда бросил, чтоб её косолапого хозяина разбудить.

– Вставай, Мишенька! – звонким голосом зовёт бурого ломаку Апрель. – Просыпайся, а то скоро талая вода бока намочит!

Вышел Апрель-месяц на опушку и видит: стоят у него на пути два обоза гружёные, а хозяев рядом с ними и не видать вовсе. Подошёл он ближе, поглядел, что за товар такой, и глазам своим не поверил. Лежат горою сокровища несметные: меха куньи да собольи, бобры[96 - Бобры – зд. изделия из ценного меха бобра.], шапки горлатные[97 - Горлатные шапки – высокий меховой женский или мужской головной убор русской знати в XV–XVII вв. Мех брался из горлышек лис, куниц, соболей, отсюда и название шапки.] да парчовые с меховыми околышами[98 - Околыш – часть головного убора, которая облегает голову.], одёжи богатые, сплошь саженым жемчугом, канителью[99 - Канитель – очень тонкая металлическая, обычно золотая или серебряная нить, которую использовали для вышивания и украшения одежды.] да битью[100 - Бить – плоская, сплющенная, очень тонкая проволока, которая используется для золотошвейной и золототканой работы.] расшитые, отрезы[101 - Отрез – отрезанный кусок ткани для шитья чего-либо.] дорогие, узорочье[102 - Узорочье – драгоценности, а также резные украшения в архитектуре (устар.).] разное.

«Откуда это тут? – думает Апрель и всё по сторонам оглядывается. – Никак в толк не возьму».

Тут дровосеки на своей лошадёнке мимо ехали, увидали скарб невиданный, себе взять захотели. Да только разделить между собою поровну не смогли, всё жадничали, горланили, друг другу ни в чём уступать не желали.

На их крики других зевак понабежало. И все меж собою спорят, не знают, как исхитриться да себе всё и забрать.

Слышит Апрель, как один грамотей громче других кричит:

– Это всё моё, моим дочкам-красавицам везли под заказ да старухе моей. За всё плачено. А ну, руки прочь!

– Не по Сеньке колпак! – орёт другой. – Кишка у тебя тонка столько добра понакупить! Жирно будет твоим дочкам в таких нарядах хаживать, чай, не королевны!

И ну драться меж собою, будто собаки.

А Апрель всё к каждому шороху в лесу прислушивается, всё к каждой веточке присматривается: не объявятся ль сами собою те купцы, которые скарб везли?

А вокруг возов уже народу прилично собралось, и всяк человек на свой нос чужим добром распорядиться хочет. А тут уж и ночь скоро, надо б дотемна богатства невиданные в деревню перевезти. Не в лесу ж бросать!

А в Николиной Сторонке, как прослышали про возы, товаром диковинным гружёные, ещё больше народу на улицу высыпало – на сокровища поглазеть. Дивится Николина Сторонка, диву даётся!

Тут купцы стали меж собою совет держать, чьё это всё добро да куда его везли.

– Не пойму я ничего, – говорит старый купец Григорьев. – Старинная тут одёжа, не простая, чай, не вчера шитая… Одно скажу: тут платья знатные припасены, они с рукавами длинными, что аж по земле волочатся. Их тому везли, кто богат несметно, кто спустя рукава работает да в хоромах, в палатах каменных живёт, как сыр в масле катается.

Потом пощупал он одною рукою воротник высокий, жемчугами низанный да яхонтами драгоценными расшитый, и молвит дале:

– Такой воротник на боярской одёже «козырем»[103 - Козырь – зд. высокий стоячий воротник.] зовут, он всякого вельможу знатней да важней сделает. Оттого и ходит знатный вельможа козырем, он всякой там мелюзге не чета. Шапки тут тоже хорошие, высокие, в целый локоть[104 - Локоть – зд. древнерусская мера длины, равная 38–46 см. (примерная длина локтевой кости).]. Они из куньих горлышек да соболей шиты, а значит – не копеечный товар! Не каждому по зубам! А коли кто богат да знатен – так тому и шапку высокую носить должно.

«Да уж, – думает Апрель-месяц, – богат товар и для богатых везётся… Тут и сапоги сафьянные[105 - Сафьянный – изготовленный из сафьяна либо обитый сафьяном. То же, что и сафьяновый.], с золотыми нашивками, и шелка наилучшие – дамасские[106 - Дамасский шёлк – очень дорогая разновидность шёлковой ткани.], и кокошники расписные, и бархат, и аксамиты[107 - Аксамит – старинный плотный узорчатый бархат.], и камка[108 - Камка – старинная шёлковая цветная ткань с узорами.], и тафта[109 - Тафта – тонкая, глянцевитая шёлковая или хлопчатобумажная ткань.], и чего тут только не найдёшь. Тут грубого миткаля[110 - Миткаль – суровая тонкая хлопчатобумажная ткань полотняного переплетения.] нету!..»

– Эх, нарядить бы красавиц русских во все эти убранства, – говорит молодой да удалой Иван Степанов, купеческий сын. – Вон тут всего сколько, на всех хватит!

– И то верно, – ответствует его отец. – Премного красавиц на Руси! Глядишь на девок, а перед глазами будто сама красавица-зима в сверкающих аксамитах проходит, осень золотая проплывает в дорогих ферязях[111 - Ферязь – старинная русская широкая одежда с длинными рукавами, без воротника.] из парчи да бархата золотного[112 - Бархат золотный – дорогой бархат ручного ткачества, в составе которого присутствуют золотые нити, шёлк, хлопчатобумажная нить.], лето тёплое в камке разукрашенной на бегу подмигивает, аль весна цветистая в шелках драгоценных тебе приветливо улыбается.

Глядит старый Степанов, что народ примолк, его речами заинтересовался, и продолжает тогда:

– Девица-зима станом тонкая, будто льдинка, с челом высоким, ясным, с кожею белою, чуть прозрачною, словно первый снег. Она не говорлива, не тороплива, хрупка, будто фарфор. Её зимняя краса взор пленяет, за душу берёт. И всё ей к лицу, чем зимние месяцы богаты. Идут такой девице и атласы белоснежные, и тафта серебристая, и аксамит, и бархат рытный[113 - Рытный бархат – вид дорогого бархата с рельефным рисунком на нём.], затейливыми зимними узорами расписанный. К лицу ей кокошники высокие, лазоревые, с поднизями[114 - Поднизь – бахрома или сеточка на старинных женских головных уборах, спускающаяся на лоб и виски. Чаще всего поднизи были выполнены в виде переплетённых нитей жемчуга или бисера.] жемчужными, драгоценными.

– Хорошо говорит, – шумит народ, – знатно!

– А бывает, – продолжает Степанов-старший, – идёт девица, будто сама весна, – тёплая, нежная. Ей первоцветом себя украшать охота, ленты атласные в косы вплетать. Ей-то из всех самоцветов зелень изумрудов к лицу всего боле. Наряды ей подавай яркие, сочные, красоты необыкновенной, будто сама природа, что после зимы пробудилась… А есть девицы, – негромко продолжает купец, – будто лето красное. На них взглянёшь – и сразу на душе тепло становится. Этим любимицам лета красного всё к лицу, чем Июнь, Июль да Август их одарить могут…

– Вот бы нам, братцы, – кричит из толпы молодой Степанов, – раздать таким красавицам сарафанов разных вдоволь, летними красками расцвеченных, отрезов да платков пёстрых, узорочья дивного! А узорочье тут всё, поглядите, сплошь из червонного золота да каменьев ярких, работы тонкой, затейливой. Уж то-то постарались золотых дел мастера!

И видит Апрель, что несказанно хороши русские серьги-малинки, брошки да перстеньки, с душою сделанные. Они тут и с эмалями, и со сканью[115 - Скань – филигранные, ажурные ювелирные изделия, которые напоминают кружево. Также вид ювелирной техники, которая позволяет выполнить ажурный или напаянный на металлический фон сложный узор из золотой или серебряной проволоки, которая может быть либо гладкой, либо свитой в верёвочки.], и с зернью[116 - Зернь – мелкие золотые, серебряные или даже медные шарики, которые напаиваются на ювелирное изделие с целью придать ему интересную фактуру и подчеркнуть игру светотени на филигранной основе украшения.], и чернёные[117 - Чернь – ювелирные изделия из драгоценных металлов, украшенные чернением. Ювелирная техника чернения предполагает нанесение орнаментов из сплава серебра, свинца, серы и иногда других варьирующихся компонентов на гравированную поверхность украшения. После обжига на изделии остаётся чёрный или тёмно-серый рисунок, плотно спаянный с основой.]! Золотые руки у русского мужика! А уж купцы-Степановы умеют показать товар лицом.

А Степанов, знай себе, продолжает:

– Бывает ещё, что девица с золотою осенью схожа, что завсегда в парче да багреце ходит аль в других каких паволоках[118 - Паволока – в Древней Руси общее название нарядной, привозной ткани.], каких тут много. Ей бы яхонты червчатые, сердолики медовые, яшму переливчатую да янтари сочные подарить, будто бы дарами осени золотой украсить!

Зашумела толпа, заволновалась, кто с тем согласен, а кто и нет.

– Тех баб наделить надобно, – кричит дед Никофоров, – кто работы не гнушается. Наряды-то нынче как достаются? Добрая баба льны посеет, приглядывать за ними станет, а как ленок вырастет – дык она его весь с корешками повыдергает, водою нальёт, чтоб отмок, аль на реку снесёт и там разложит. Потом высушит свои льны на лугу хорошенько, вытрепает, спрядёт витки, станет холсты ткать, потом на морозе аль на солнце их выбелит да рубашку шить станет. Намаешься, пока с холстиною управишься, да только не про одну холстину бабе печаль да забота – другой работы полно. Так что пусть берут бабоньки наряды царские, душу повеселят. Чай, не гадали такими павами да лебёдками хаживать, шубы барские нашивать!

Гомонит толпа в ответ, будто улей гудит. Тут, откуда ни возьмись, подходит к обозам молодой купец: сам статный, пригожий, в дорогой шубе, шапке меховой да в сафьянных сапогах. Поклонился всем в пояс и молвит:

– С Божьей помощью я от злодеев вырвался и тут очутился, добро своё отыскал. Нельзя, люди добрые, богатства сии раздавать, не то не сносить мне головы моей буйной. Задумал государь-батюшка в стольном граде балы давать да старинными русскими уборами гостей заморских одаривать. Вот и везу ему свой товар, а не доставлю – осерчает не на шутку, и уж тогда берегись!

– А скажи, мил-человек, – обращается к нему дед Иван, – а откуда теперича отрезы дорогие да жемчуга возят?