Анамнесис

– Я поеду, даже если ты будешь против, – Лили крепко обняла его и заставила себя верить в то, что всё будет хорошо.

Время отъезда приближалось, и с каждый днем Лили чувствовала, как в ней зарождается непонятный страх. Она не знала, с чем он связан, но обходить его стороной не получалось. Лили не могла смотреть на Лиама так, как раньше: что-то изменилось в нём и в их отношениях. Между ними возникла дистанция, которой не было даже во время их знакомства. Сомнения стали терзать душу каждого: один не знал, может ли он взять на себя ответственность за жизнь любимого человека в чужой стране, другая сомневалась, может ли она доверить свою судьбу кому-то, кроме себя самой.

Сомнения и страхи имеют свойство разрушать то, что создано или то, что можно создать. Они как чёрная краска, которая уничтожает любой другой цвет, с которым художник имел неосторожность её смешать.

– Лиам, мне нужно с тобой поговорить, – начала Лили, но она могла больше ничего не произносить: Лиам и так уже всё понял. – Мне нелегко принимать это решение, но я не могу поехать с тобой, не могу бросить налаженную здесь жизнь. Я боюсь снова всё потерять.

– И ты заранее от всего отказываешься, не рискнув стать счастливой.

– Неправда, я была счастлива. С тобой. Когда я задыхалась и мне не хватало воздуха, ты всегда мне его давал. Твой поцелуй наполнял мою душу вечностью. Но любовь не всегда символизирует вечность. Иногда это безумие, отчаянное и неконтролируемое, которое люди находят друг в друге.

– Безумие? – растерянно спросил Лиам. – Я был для тебя безумием?

– Ты был для меня всем. Это правда. Никого и никогда я не любила так, как люблю тебя. Ты намерен изменить свою жизнь, и я не могу не думать о том, что когда-нибудь перемены коснутся наших отношений. Жизненные перемены не проявляют благосклонности к любви. После них остается лишь тихий шёпот воспоминаний.

– Прощай, Лили. Будь счастлива, – и печаль, прозвучавшая в его голосе, навсегда осталась на дне души Лили Фейбер.

Она снова осталась одна. Приходилось долго и упорно работать, чтобы забыть о совершённой ошибке и о том, что было бы, сумей она преодолеть свой страх. Когда ей хотелось выговориться и хоть на секунду стать свободной от страданий, Лили писала стихотворения, в которых оставляла свои воспоминания. Написанные слова словно притупляли боль, готовую разорвать душу на части. За два года Лили так и не встретила того, кто снова смог бы сделать её счастливой.

Глава 5

Отпустить ещё труднее,

Чем влюбиться наугад.

Сущность может не раскрыться,

Звёзды – выстроиться в ряд.

Можно выпить тёплый яд.

Алан Росс «Призрак времени»

Наступил четверг. Лили должна была встретиться с Аланом в кофейне. Это было его решение, которое насторожило девушку. Она не знала, чего ожидать от этого человека, и надеялась, что встреча в неформальной обстановке не сыграет ему на руку. Росс что-то задумал, и девушка была намерена выяснить, в чём состоит его умысел. Она не собиралась идти на поводу у Алана Росса.

В кофейне играла тихая музыка, люди были довольны и расслаблены, и писатель не был исключением. Алан добродушно поприветствовал девушку. Внешне невозмутимая, Лили одарила его спокойной улыбкой и села напротив, без стеснения уставившись Алану в глаза. Мужчину это не смутило, он расплылся в широкой мальчишеской улыбке, которой мешала Лили воспринимать Росса как хитрого и расчётливого соблазнителя.

– Я заказал тебе кофе, и забудь о своих предпочтениях: здесь готовят лучший кофе. Тебе понравится.

– Мне больше понравится, если я вовремя сделаю статью, – резко ответила Лили. – А такими темпами я стану безработной кофеманкой.

– Не преувеличивай значение работы в своей жизни. Вот кем ты мечтала стать в детстве?

– Тем же, кем и являюсь. Правда, теперь мне ясно, что моя работа служит не совершенствованию моих способностей, а выявлению пороков других людей.

– Я не совсем тебя понимаю.

– Ладно, я объясню, но помни, что ты сам на это напросился. Представь. Ты хочешь посетить Лувр, и твоя желание сбывается. Оказавшись в музее, ты часами разглядываешь самые прекрасные картины из когда-либо написанных, и ты настолько увлекаешься ими, что забываешь о времени. К тебе подходит охранник. Он говорит, что время посещения закончилось, а для тебя не просто сделают исключение, но и разрешат побывать там, где другие никогда не были, и откроют все секреты этого места. Однако тебе нужно заслужить это право. Ты должен каждый день приходить сюда и фотографировать картины до тех пор, пока не будут готовы снимки всех картин. Это нужно для того, чтобы показать другим людям, какие великие произведения искусства находятся здесь. Ты радостно соглашаешься на это предложение и добросовестно выполняешь свою работу. И вот ты уже идёшь по длинному коридору, ведущему в главную комнату, где раскроются все секреты. Но тебе открывается только одна тайна: всё ложь. Картины – подделки, кругом копии, художники не настоящие, а твои снимки помогли им стать такими в глазах наивных людей. Ты солгал людям, теперь ты часть одной большой лжи, и ты ничем не лучше, ведь ты тоже подделка. “Где же оригиналы картин?” – спросишь ты. А это самая печальная часть моего рассказа. Нет, их не сожгли и не уничтожили, потому что нельзя уничтожить то, чего нет. Оригиналов никогда не существовало в природе. Подделки – по-другому эти работы не назовёшь: в них нет ничего особенного и по-настоящему ценного – создавались лживыми и фальшивыми людьми, которые подделывали правду и настоящие человеческие чувства. Другие же фальшивые люди считали эту ложь правдой, а картины – шедеврами. Ложь всегда в глазах того, кто её ищет. Смысл вовсе не в картинах, а в людях, которые на них смотрят, но не видят своей внутренней пустоты.

– Если я сейчас правильно понял, – откликнулся Алан. – Ты считаешь меня лживым лицемером и причисляешь к числу тех, у кого ты обычно берёшь интервью, то есть у зазнавшихся снобов, отделивших себя от обычных людей.

– Ты уловил мою мысль, но не моё отношение к тебе.

– А, наверное, в твоём понимании я не кто иной, как директор музея.

Лили непринуждённо рассмеялась и про себя удивилась, как легко Алан располагает к себе людей.

– Лили, если тебе интересно, то иногда я тоже подмечаю несовершенство этого мира. Порой даже упоминаю об этом в своих книгах. Можешь почитать на досуге.

– Алан, послушай: люди, с которыми мне приходится работать, обладают безупречной красотой, словно они сошли с обложек журналов. Некоторые и правда с них сошли. Красота становится их вторым именем. Их обожают, им хотят подражать, делают из них кумиров. А я смотрю на их лживую красоту, она будто фасад, скрывающий трещины, и не вижу ничего кроме душевного уродства. Они все внутренне обезображены, гниют и разлагаются внутри себя. Мне противно, что этого никто не видит. Хуже то, что узнай об этом, эти люди не пожелали бы измениться.

– Тёмные желания разлагают душу, – как бы невзначай произнёс писатель.

Лили задумчиво глянула на Алана, и у неё возник вопрос, ответ на который мог дать только человек, сидящий напротив.

– Ты знаешь об этом не понаслышке, так ведь? В прессе постоянно появляются сплетни о слабостях Алана Росса.

– О каких слабостях ты говоришь?

– Женщины, Алан, – твёрдо произнесла Лили. – Все знают, что ты меняешь их как перчатки.

– Это не говорит о том, что именно женщины – моя слабость.

– Нет, твоя слабость проявляется в том, что ты их слишком часто меняешь. Непостоянство и неспособность наслаждаться одной женщиной – об этих твоих особенностях стоит знать той, которая захочет связать себя отношениями с тобой.

– Чего ты хочешь, Лили? Чтобы я признался, что насыщаюсь женщиной прежде, чем она успевает меня разлюбить? Или ты хочешь услышать, что я ещё не встретил ту, ради которой стоит отказаться от остальных? Какая версия звучит романтичнее? Ту и озвучим остальным. Ну же, выбирай.

– Я выбираю версию о том, что ты неуверенный в себе человек, привыкший самоутверждаться за счёт женщин, имеющих несчастье тебя полюбить.

– В твоём представлении несчастье – это полюбить такого, как я? Ты не можешь этого знать. Лили, может, стоит попробовать, в первый раз пойти против своих принципов? Я думаю, что тебе это понравится независимо от того, сделаю я тебя счастливой или нет.

– Ничего глупее в жизни не слышала. Какой девушке может понравиться такое отношение к себе?

– Я говорю не о девушках вообще, а конкретно о тебе. Тебе нравится чувствовать себя несчастной, может, даже больше, чем счастливой. В страданиях для тебя есть своеобразная прелесть…

– Прелесть? Прелестно, Алан, то, что ты не думаешь, как выглядишь со стороны, когда несешь чушь! – вспыхнула она.

– Когда человек испытывает душевную боль постоянно, у него есть два пути: возненавидеть эту боль или полюбить ее. Ты выбрала второй путь. Путь, кажущийся лучшим выходом, но на самом деле самый опасный. С него можно быстро сойти на тропу, где понятие об истинной любви подменяется представлениями о боли. Человек уже не в состоянии отличить одно от другого: настолько тесно переплетаются в его сознании любовь и боль.

– Ты не знаешь о моей жизни ровным счетом ничего. Кто дал тебе право так обо мне говорить?

– Мне его дала ты, когда поселилась в моём сердце, поэтому я знаю тебя лучше, чем ты сама.

– Ты не в своём уме, – прошептала она дрожащим голосом.

– Я узнавал о тебе. Ты сирота, привыкла всего добиваться сама, тяжело сходишься с людьми. Даже сейчас ты не знаешь, как вести себя со мной.

– Как ты смеешь? – Алан видел, как она задрожала. – Ты пожалеешь о своих словах! – Лили вскочила и бросилась прочь.