Механик

Я не ответил, только покачал головой, отвернувшись к стене.

– Знаю. Ты считал это дерево частичкой себя. Понимаю твою боль. Но ты не дерево, ты человек. Сильный, талантливый, с открытым сердцем… Не закрывайся. У тебя вся жизнь впереди, чтобы найти призвание, своё место, – Алиса говорила тихо, любяще, вселяя надежду.

Я повернулся к ней. И будто в дымке, перед глазами возник образ феникса.

«Мой дуб словно эта птица, – подумалось мне. – И я смогу вернуть его».

– Алиса, ты знаешь, как я тебя люблю? – воодушевлённо прохрипел я и схватился за горло.

– Знаю, и сейчас мы пойдём пить тёплое молоко с мёдом. А потом настойку на папоротниковых цветах, – покачала головой женщина и, улыбаясь, добавила. – Я тоже тебя люблю, малыш!

Тётя сняла со спинки стула мою одежду, приподняла бровь и укоризненно оглядела заштопанную скобами дыру от кармана.

– Карман погиб от цепких лап ежевики, – просипел я в оправдание.

– Ясно. Что же, нужно будет подрезать этой ежевике коготки! Мараш ею займётся, – отшутилась Алиса, пока я натягивал рубашку с высоким горлышком. Лето подошло к концу, и теперь не за горами холода. А после вчерашнего ледяного дождя на улице стало свежее.

Прежде чем спускаться на кухню, я решил заглянуть к маме и сестрёнке.

– Николас! – радостно воскликнула мама.

Римая копошилась рядом, под рукой. Я подошёл ближе, чтобы рассмотреть сестрёнку при солнечном свете. Большие горчично-медовые глаза смотрели на меня с любопытством. Розовый бантик губ пускал мелкие пузыри. Она уже не была такая сморщенная, как вчера. Я наклонился и невольно потянулся к ней. Мой палец тут же был взят в плен миниатюрной ручонкой. Мама засмеялась.

– Римая забавная, правда? Как ты, когда был таким же крохой, – она провела рукой по каштановому пушку на голове. А другой обхватила наши с сестрой пальцы.

Я присел на корточки и молча разглядывал обеих. Впитывал эти приятные мгновения, прикосновения, запах новорождённой сестрёнки и осенних цветов, что доносился из приоткрытого окна.

– Теперь ты стал не только старшим братом, но и её защитником, – мамины глаза улыбнулись как-то грустно. Я вопросительно взглянул на неё.

– Присядь, дорогой, – она похлопала по одеялу. Я послушно сел рядом. – Мне тяжело тебе говорить об этом. Мы ведь побыли вместе так мало… и вот снова…

Она запнулась, а у меня внутри будто тетиву натянули, да так туго, что от этого напряжения стало больно во всем теле.

– Придётся расстаться. Вчера вечером прибыла магическая почта от твоего отца, – она украдкой покосилась на голубой свиток с королевской печатью.

Я так и знал.

– Отец жив! Но нападение Рубина уменьшило численность магов. И сейчас король призывает всех одарённых на военную подготовку. Она продлится около пяти лет. Конечно, в королевскую академию магии Файтона попадёт не каждый. Остальных распределят в обычные учебные части. Ты же зачислен в академию.

– Но мама! Я не имею способностей! А вдруг я займу место более талантливого, достойного мага? – прохрипел я.

Глаза мамы расширились.

– Что с тобой, малыш? – она немедленно прикоснулась к моему лбу.

– Да просто вчера голос сорвал. Все в порядке, – успокоил я и настойчиво спросил. – Так что? Я же не маг!

– Король обещал нам с отцом устроить тебя в академию на обучение. И сдержал слово! Ты достоин! И не говори чепухи! Алиса рассказала, как быстро ты всё запоминаешь, к тому же отлично знаешь языки семи миров. Необязательно иметь магические способности, чтобы стать хорошим дипломатом. Будешь служить при дворе Понтиара. Отец написал, чтобы ты прибыл незамедлительно в столицу.

– Но… – я прокашлялся. Горло сковал спазм.

Я вытянул палец из цепких ручек сестрёнки, и Римая расплакалась. Мама приложила малышку к груди, та жадно зачавкала, хотя и посматривала в мою сторону.

– Вернётся голос, тогда и поедешь, – мама умостила ребёнка поудобнее и вздохнула. – А отцу я напишу о громоотводах. Пусть гордится сыном! Также сообщу, что ты сейчас немного захворал.

Я поморщился. Вот ещё. Гордиться? Было бы чем… А о слабостях лучше бы умолчать. Я же мужчина!

– Может, не стоит? – моляще взглянул я, но поджатые губы ответили за неё. Пришлось согласиться. – Хорошо, мама.

Попрощался и покинул спальню. Спускаясь в кухню, я размышлял об идее, что не давала покоя. Академия, учёба – всё к тому и шло. Но у меня есть незаконченное дело.

«Нужно собрать гусиных перьев, проволоку раздобыть и пигменты для красок у барахольщика Пако. Надеюсь, от дуба осталось хоть что-нибудь?» – я потрепал чёлку, когда уже вошёл на кухню, где пахло грибным пирогом.

– Зачем это тебе перья и краска? Да и от дуба вряд ли, кроме угольков и головешек, что найдёшь… – задумалась Варя и вытерла руки от муки.

– Вслух говорил? – смущённо пожал плечами.

– Ага. У тебя же что на уме, то и на языке, – усмехнулась повариха.

– Малыш, давай-ка за стол! – скомандовала Алиса, расставляя тарелки с моим завтраком. Некоторые из них, она поместила на маленький поднос, наверное, для мамы. Я плюхнулся на длинноногий табурет и окинул взглядом завтрак: мёд, орехи, травяной отвар, горячие лепёшки с маслом… Алиса налила мне в кружку молока, над которым клубился пар, и придвинула тарелку с пирогом.

– Чуть позже отвара выпьешь, ещё не настоялся, – сказала и ушла с подносом.

Я жмурился. Солнечные лучи, которые будто украдкой проникали в кухню, отражались в вёдрах с водой. Они плясали зайчиками по деревянному потолку и моему лицу. Сейчас я не чувствовал пустоты в душе. Она заполнилась чем-то… Надеждой. По телу разливалась нега. Я подарю сердцу новые воспоминания. Да. Теперь у меня есть сестрёнка. Я буду её защищать! А ещё я сделаю то, что задумал…

Дожевал лепёшку, закусил пирогом и залпом выпил слегка горьковатый настой папороти. Горсть молотых орехов с мёдом приглушили горечь. Поблагодарил Варю и помчался в свою комнату.

На столе лежали мои наручные часы. Сферы на циферблате кружили во временном танце. Скоро торговец должен проезжать мимо, если, конечно, жив остался после военных действий. Я поцеловал три сложенных пальца, и приложил ко лбу:

«Шерида, миленькая, помоги. Пусть у Пако окажутся и проволока, и пигмент для красок».

Схватил рабочую сумку и поторопился к дубу. По пути наткнулся на старика Мараша, который стриг тот самый злобный куст ежевики.

– Хозяин, куда летишь? – прокашлялся он. – Вроде ж не гонится за тобой никто.

– Я задумку одну хочу… – просипел, пытаясь отдышаться. – Для подарка твоего огранку … – махнул и собрался бежать дальше, но отвлёкся на садовника.

– Ишь, опять небесный простор миазмами загрязняют… – Мараш поднял голову и тяжко вздохнул, недобро щурясь в сторону летящего грузового корабля. – Нет на них тебя… рук твоих золотых и идей бесценных. Городские механики бестолковые, им бы только наживы, а о народе и о природе кто подумает? – старик хмыкнул.

– Если судьба, обязательно исправлю их механизмы, – я улыбнулся и поспешил к Пако.

Приближаясь к обгоревшему дереву, замедлил шаг. От увиденного перехватило не только дыхание. Душу будто наизнанку вывернули и присыпали оставшимся от побоища пеплом. Я не мог пошевелиться, тело окаменело.

Песок свернулся в серые, пузырчатые бороздки, напоминающие застывшую бурлящую воду. Видимо, под воздействием молнии песок запёкся в природное стекло, но безобразной формы. Ствол дерева был расщеплен на две неровные части. Кроны не осталось, лишь самые большие ветки. В углублении дуба древесина ещё тлела. Я знал, что выпачкаюсь, но не мог иначе. На непослушных ногах подошёл к дубу и обнял друга. Прислонивши щёку к чёрному пню, заговорил:

– Я подарю тебе новую жизнь! Теперь ты всегда будешь рядом. Изгои должны держаться друг друга. Мы ведь с тобой похожи… – кажется, дерево поблагодарило меня. Я не видел и не слышал, лишь чувствовал. – Ты станешь птицей. Фениксом, восставшим из пепла. Мы покинем дом, вместе.

Я огляделся. Под ногой что-то хрустнуло: добротная ветка, частично обожжённая, но довольно крепкая. Я поднял её и потряс в руке.