Арвеарт. Верона и Лээст. Том I

Когда Верона закончила, с минуту длилось молчание, прерванное не Гренаром, а скептической фразой Марвенсена:

– Поразительные подробности. Вот уж точно не думал, что от простого расклада можно узнать так много. Даже при всем желании…

– Дело совсем не в раскладе. Дело в моих способностях. Карты – всего лишь символы, но, благодаря фотографии, они помогают созданию того особого поля, которое и содержит все основные сведения. И если вы мне не верите, то спросите экдора директора. Он подтвердит информацию. Я могу утверждать со всей точностью, что экдор Ардевир заикается, что у него под лопаткой след ножевого ранения, что пьёт он только по пятницам, предпочитает водку, рисует в абстрактном стиле, любит красивую девушку мексиканского происхождения и обладает харизмой такого сильного уровня, что не способен оставить равнодушной любую женщину.

Виргарт, храня свой скепсис, повернулся в сторону Гренара. Тот выглядел изумлённым – застывшим от потрясения, но при взгляде альтернативщика вытащил деквиантер, пробормотал: «Всё правильно», – и перешёл на кухню – для разговора с родителями.

– Ладно, это понятно, – произнёс задумчиво Марвенсен. – Мне интересно другое. Не было бы фотографии, чем бы тогда ты воспользовалась?

– Чем-нибудь да воспользовалась бы. Фотография, надо думать, недавнее изобретение.

– Да, – согласился Виргарт, после чего помедлил и спросил уже в новой тональности – интригующей, а не задумчивой: – А ты ведь не в курсе, наверное, что наши медитералы способны летать астрально и что этому тоже учат на уроках мистера Акройда?

– Даже так?! – поразилась Верона.

– Представь! – подтвердил шестикурсник. – Астрал – это нечто особенное! Ты оказываешься в пространстве, но только не телом, а мысленно! Ну то есть как раз не мысленно, а тонким физическим телом. То есть энергетическим, а твоё основное тело остаётся лежать на месте, и связь с ним почти прерывается, а ты, находясь в астрале, можешь перемещаться силой мысли куда угодно, но просто надо представить достаточно чётким образом объект или место какое-нибудь. И раньше, до фотографии, нельзя было переместиться к какому-то человеку, которого ты не видела, а теперь такое возможно и, как говорит наш Акройд, даже оккультная сфера находится в полной зависимости от технического развития!

– А как вы сюда попали? Не астральным путём, по всей видимости?

– Нет! – засмеялся Виргарт. – Обычным путём – на Ястребе!

– То есть? – спросила Верона.

– Это такая лодка. Управляется мысленным образом.

– А вы мне её покажете?!

– Давай, – согласился Виргарт. – Можем даже слетать куда-нибудь. Приглашаю тебя поужинать.

– Спасибо, – сказала Верона. – А какой у вас балл по Эйверу?

– Шестьсот девяносто четыре. Не такой, как у вас с проректором, но для полётов достаточный. И я вылетаю завтра, так что если ты будешь писать ему, не затягивай с этим, пожалуйста. Я планирую вылет на восемь. Восемь тридцать – самое крайнее…

* * *

Завершив разговор с родителями, Гренар отвёл визитёра в блок с гостевыми комнатами, чтобы тот отдохнул с дороги, а затем вернулся к Вероне, что сидела на подоконнике. Первые две минуты прошли натянутым образом. Сделав глоток из рюмки, Гренар достал сигареты, закурил и сказал:

– Послушай, я поступил неправильно, не открыв тебе этой истины… правды об Арвеарте. А теперь уже слишком поздно. Теперь ты не остановишься.

– Какой непосредственно правды?!

Ардевир отложил сигарету и ответил: «Той, моя милая, что бесправие по-арвеартски – это хуже, гораздо хуже, равноправия по-иртарски», – после чего шагнул к ней, обнял её – стиснул крепко, и приник к ней с тем поцелуем, что длился не очень долго – за полной несостоятельностью. Верона, вырвавшись с силой, ладонью вытерла губы, на которых остался привкус – и коньячный, и сигаретный – мерзкий в её восприятии, схватила сумочку с кресла и кинулась прочь от директора, с весьма справедливой мыслью: «Мне нельзя поддаваться жалости, иначе он этим воспользуется и плакал тогда Коаскиерс…»

Добравшись до общежития, она поменяла платье на дежурные клёши со свитером, взяла сигареты из тумбочки, сборник Аполлинера и объёмный Volume Двенадцатый и направилась в сад – в беседку, пустовавшую в дни экзаменов. В беседке, усевшись на пол и стараясь не думать о Гренаре, как в целом о той ситуации, что была им самим спровоцирована, она продолжила чтение, возвращаясь к письму проректора.

«…А теперь ты мне написала, и знаешь, что я почувствовал? Что всё теперь переменится. Что всё начинается заново…

Знаешь, о чём я жалею? Что всё это долгое время – бесконечно долгое время – я не знал, что ты существуешь, и не мог оказаться рядом, и не мог помочь тебе как-нибудь. Ведь ты сама понимаешь – никакие картины в мире, никакие плоские образы, вплоть до «трёхмерных проекций», не заменят живого общения. Человеческого общения. Физического общения. «Общение» – тоже словечко – так себе, как «плодотворный». Здесь подходит другое слово, но моя голова, Верона, забита одними лишь терминами научного происхождения. Прости мне убогую лексику… (я обещаю исправиться). Не «общение», а сопричастность, желание – страшное, сильное – быть нужным, незаменимым… как с этой твоей коленкой… прости, что я привязался, но мысль о том, что картина (на ту отдалённую пору) оказалась одним единственным… проще сказать, «объектом», к которому ты обратилась с этой возникшей проблемой, ранит меня очень сильно, как факт твоего одиночества и как факт твоего унижения. Я говорю «унижения», потому что мне страшно представить, что ты, например, испытала после седьмого класса – после всех этих сданных тестов, когда тебе не позволили сразу идти в Академию, а заставили быть с одноклассниками, мотивируя «равноправием». Ты знаешь, что это – кощунство?! Будь моя воля на это, я бы сейчас приехал и сказал бы «экдору министру» – не знаю чего там конкретно – медицины, образования или ещё чего-то, что я бесконечно счастлив, что он оказался кретином, поскольку в противном случае Верона Блэкуотер Авейро никогда бы не обратилась с просьбой о зачислении в арвеартскую Академию. И ещё я хочу, чтоб ты знала – я был бесконечно счастлив услышать твои признания – и по части «борьбы с Экореном», и по части всего остального. Не в силу самодовольства, а в силу того, что тем самым ты дала мне почувствовать – сразу – что я живу не напрасно. Или это – одно и то же? (договорился, старый…)

Напиши мне прямо сегодня и передай с фотографиями – напиши мне, как вы живете – ты и мама… рэана Авейро. Напиши обо всём подробно. Для меня это крайне важно. И укажи свой адрес. Укажи его обязательно. Когда я говорю «подробно», я имею в виду детали самого разного плана – что ты читала в детстве, в какие играла игры, чем ты себя занимала. Это, как ты понимаешь, – не из праздного любопытства, а оттого, что наш случай в принципе уникален. Ты и я… мы с тобой – единственные из живущих медитералов, кто выходит на этот уровень, если судить «по Эйверу». После нас идёт Лиргерт Свардагерн. Он – однокурсник Виргарта. У него – восемьсот тринадцать, и сразу за ним – Томас Девидсон. У него – восемьсот одиннадцать и он – твой ровесник, кстати, а за ним идёт Джош Маклохлан (атретивная медитерация). У него – восемьсот четыре, а потом ещё сто девятнадцать, у которых шестьсот и выше, включая нашего Вирго (я говорю о Марвенсене), ректора Академии и нескольких преподавателей. А в среднем у всех оставшихся – «четыре сотни с копейками». Мы собираем данные примерно такого рода по всем поступающим школьникам. При желании ознакомишься. И, кроме этих деталей, напиши мне о ярких случаях (вроде того, с коленкой) и не стесняйся, пожалуйста. Ты понимаешь, о чём я? Боль с обидами нас формируют гораздо больше, чем радости.

На этом я закругляюсь. Только ещё добавлю – я полностью сконцентрировался на преподавательской деятельности. После «Квантового излучения…» я ушёл из лаборатории (во время «апрельского кризиса»). Передал последние опыты экдору Тибару Ларвену. Он очень толковый парень – как раз из «ста девятнадцати». Числюсь у них номинально. В Иртаре, по всей вероятности, об этом ещё не знают. У меня до последнего времени были ещё сомнения, что я сделал правильный выбор, но сегодня они отпали. Всему своё время, видимо. Ты ведь со мной согласна?

И, кстати, забыл поздравить! Идея великолепная! Где ты взяла Элона?! И где ты взяла Дривара?! Мы его почитаем. И в театр мы тоже сходим. Наш театр тебе понравится.

До встречи… думаю, скорой. И будь осторожна, пожалуйста. Что-то меня встревожило. Знаешь, такое чувство, что кто-то будет противиться твоему отъезду в Коаскиерс и хорошим это не кончится. Если будет такая возможность, обратись к своему «подсознанию»…

И ещё одна просьба – последняя: не забудь передать фотографии».

Отложив послание в сторону, Верона, с мыслью о Гренаре, согласилась в душе с опасением, что «хорошим это не кончится» и, прошептав: «Я справлюсь. С Ардевиром я справлюсь как-нибудь. Вам не стоит так беспокоиться», – раскрыла свой Volume Двенадцатый на разделе «Корреспонденция»:

«Экдор Эртебран, Вы знаете, я просто не в состоянии передать Вам, что я испытываю…»

Ардевир в это самое время находился в своём кабинете и просматривал видеозапись, на которой Верона с «Кин-Сау» выступала на школьном вечере по-поводу «Дня независимости». Мысли его – растекавшиеся, тяжелели с каждым мгновением. Наконец, на пике отчаяния, он поставил запись на паузу, расстегнул на штанах ширинку и разрядил эмоции – те, что скопились за день и терзали его сознание самым мучительным образом. Следом, не успокоившись, он обратился к водке – выпил несколько рюмочек, абсолютно ничем не закусывая, закачал на компьютер программу эротического содержания и, разобравшись с инструкциями, заполнил пустую базу фрагментами видеозаписи, активировал «Моделирование» и замер от напряжения. Через пару секунд примерно виртуальный образ Вероны, явившись в виде проекции, нежно сказал: «Приказывайте. Я – в вашем распоряжении. Я постараюсь выполнить любые ваши желания». Гренар схватился за рюмку, опрокинул в себя содержимое и спросил: «Какие желания?» Образ расцвёл улыбкой – более чем обольстительной, и томно ответил: «Любые. Вы же знаете, как я люблю вас. Приказывайте, пожалуйста…»

– Сними с себя эту блузку…

«Верона» взялась за пуговички. Гренар, дрожа от волнения, облизал пересохшие губы и прошептал: «Создатели…» Секунду спустя – к его ужасу – эфемерный образ растаял, а дисплей отразил сообщение:

«Экдор Ардевир, сожалеем, но вы не можете пользоваться данного рода программами на компьютерах, зарегистрированных в Министерстве образования. Смените компьютер, пожалуйста. Программа деактивирована».

Гренар какое-то время смотрел в пустое пространство, затем достал сигареты, обнаружил, что пачка пустая, рассмеялся – застывшим смехом, и сказал, не то что трезвея, но уже выходя из транса:

– Поздравьте меня, дорверы! Так я ещё не обламывался!

* * *

Одиннадцатого июня, за десять минут до полуночи, Вирго – голодный, уставший, летевший без остановок и сэкономивший этим часов восемнадцать-двадцать, посадил свою синюю шлюпку перед главным входом в Коаскиерс. Пройдя через холл – центральный, он поспешил к тому сектору, где жили преподаватели, и вскоре, чуть запыхавшийся, предстал пред глазами проректора. Секунду-другую-третью Лээст смотрел на вошедшего, пока тот выполнял приветствие, и, как только Марвенсен выпрямился, спросил:

– Всё прошло успешно? Ей выдали открепление?

Виргарт уверил проректора: «Да, экдор Эртебран! Конечно же! – и следом, при виде проекции с эллипсами и окружностями знакомой ему специфики, не смог удержать восклицания: – Ничего себе! Это ж!.. Простите, это вы на себя рассчитываете?!»

Эртебран, обернувшись к схемам, пояснил с очевидным смущением:

– Да, на себя, разумеется. Я её только начал. Ни разу не брался до этого. Уйдёт недели четыре, если брать по всем показателям.

– Если брать по всем показателям, – возразил деликатно Марвенсен, – то уйдёт не четыре недели, а не меньше шести, мне кажется.

Как показало время, Марвенсен не ошибся. Эртебран рассмеялся нервно, пытаясь скрыть напряжение, деактивировал карту и попросил:

– Рассказывай! Обо всем в мельчайших подробностях!

Дорверы устроились в креслах – перед большим камином, с разлитым в стаканы виски, доставленным из Иртара сувениром от Гиварда Таерда. Марвенсен, отмечая, что Лээст сменил свой облик и стал в результате выглядеть гораздо моложе обычного, с тревогой подумал: «Зря он так. Теперь – тридцать пять от силы. С бородой он смотрелся солиднее…» Сам Лээст, словно почувствовав направление мыслей Виргарта, потёр подбородок пальцами и с улыбкой сказал:

– Я знаю. Выглядит непривычно, но сейчас меня это устраивает.

Лучший иртарский виски был оценён по достоинству. Когда Виргарт – детальным образом – обрисовал путешествие, своё появление в Центре и встречу с экдором Таердом и затем приступил к тем сценам, что касались Вероны, Гренара и отбора бумаг для Коаскиерса, Эртебран, внимательно слушавший, помрачнел и спросил: