И прошло пять сороков…

– О, сестренка, я , вижу, ты уже проснулась! Как себя чувствуешь? Я вот принес тебе божественный нектар! Он тебя в миг воскресит!

Батизар протянул бокал с мутной жидкостью сестре.

Она взяла с нерешительностью, хотела уже выпить, но не смогла: это ведь похожий на тот, что вчера она пила!

– Пей, не робей! Клин клином вышибают, я уж это точно уяснил!

– Так ты…ты все знаешь?

– Сестрица, да ты можешь меня и не благодарить! Все получилось как нельзя удачно!

– Это ты подстроил? – Светозара не могла поверить в такое. Как? Её брат, её Батизар, не просто допустил её падение, но и сам все устроил? – Оставь меня, прошу тебя…

– Ладно, вижу, что ты еще не пришла в себя, и не можешь увидеть открывшийся перед нами путь!

– Я немедленно собираюсь домой!

– Да ты что! Ты не в том состоянии, приди в себя вначале, сестренка!

Батизар неспроста уговаривал Светозару обождать, надеясь уговорить её остаться. Ну и что с того, что прибыл гонец с приказом батюшки? Он же мог и пропасть в пути, и письмо они могли не получить. Долгий путь, опасные тропы. Правда, в этом случае гонец тоже должен пропасть. Ну, да ладно, с этим потом решим, авось, согласится он на его условия.

А уж за это время он сможет все дела направить так, как ему хочется! А покамест он смог обвинить того самого гонца в краже, и его бросили в темницу. Видел он однажды, как обращаются с такими, и надеялся, что и не увидит гонец света белого. Наукой ему будет, как дурные вести доставлять! Никаких мук совести Батизар не ведал: ведь в первую очередь он заботился о сестре, никак же не о себе! Он торжествовал: план его начал работать! Осталось дело за малым, но уж он-то все сделает так, как ему надобно! И, конечно, стоило привлечь на помощь Заре…Ой, Женевьев! Вот кто уж точно проникся духом Лютеции. При чем так, что она даже смущала своим поведением самого Батизара. Или это он такой неотесанный, и никак не может принять новое? Ладно, разберемся…

И. потом: ведь Ляпайоне был по нраву его сестре, и разве он сделал что-то постыдное? Ну, подумаешь, нарушил кое-что…

Это же Лютеция, тут другие нравы, и давно уже стоит забыть про их жесткие морали, в которых их держали дома! Да и разве он ради только собственного блага заботится? Конечно, понравилось ему здесь, но Батизар не забывал и о родичах своих, и величии его державы. Но млад еще был он, неискушен в делах да интригах дворцовых (ведь давеча не приходилось ему с таким сталкиваться дотоле!), потому многое и принимал за чистую монету, не видя подлости да кривды. Да и сестренка – неужели Светозара будет рада вернуться в свою тесную светлицу из этого великолепия? Вот только как заглушить мучивший её стыд после случившегося? Но время лечит, и это пройдет…

12. Каждый видит по-своему…

…не прошло и девятины, как прибыли посланцы в Лютецию.

Первым делом, прибыв в град, Боеслав со своими спутниками, облачившись в наряд, привычный для тех мест, абы не вызывать излишнего внимания, поспешил на встречу с Батизаром.

Город жил непривычной, дикой для непривычного взгляда, жизнью. Соединение в одном высокого и низкого, чистоты и грязи, парфюмерных ароматов и нестерпимой вони – таким предстала пред путниками новоявленная столица.

С одной стороны – кичащие роскошью особняки, и тут же – реки смрада. Облитые парфюмом с ног до головы дворяне – и ничем не заглушаемая вонь грязных тел. Поначалу Боеслав не мог понять – к чему многие их них таскали с собой всякую мелкую живность, а узнав, даже захохотал – оказывается, это ловушки для «божьего жемчуга», как они называли простых вшей!

Многое повидал и испытал Боеслав, в том числе и несметное количество лишений, но к такому точно не был готов. Неужели Батизар всего этого не заметил? Бояслав не мог этого понять…

Остановившись на постоялом дворе, ему не составило труда разузнать, где обитают дети Велеяра. Наверно, вся Лютеция уже была знакома с русичем, славившемся как небывалой удалью, так и такой же задиристостью, Но не это ценилось в тамошних краях, а небывалая его щедрость – отсыпал немерено дублонов буквально каждому встречному. Понятно, что и в друзья ему старались попасть те, кто как раз нуждался в них. Были ли они искренни – конечно, пока тек ручей дублонов…

Появление Боеслава застало Батизара врасплох. И хотя тот и явился к нему уже после обедни, но день новоявленного повесы еще точно не начался: как обычно, затянувшаяся накануне гулянка, его якобы верные друзья, сопровождавшие Батизара повсеместно. Так было и в этот раз: обхватив бутылки, спало их несколько прямо в зале на креслах да диванах, где их сморил сон.

Но были разбужены слугами, и, увидав грозный вид Боеслава, и тем паче настрой, который было не спрятать ни код каким нарядом, тут же удалились – таковы друзья вечеринок…

…привыкнув к праздности, отсутствии всякого старшего над собой, Батизар даже не потрудился привести себя в порядок. Он и подумать не мог, что сам Бояслав прибудет. Испытывал он робость пред ним еще со времен службы у него, видя, как четко и твердо тот отдавал приказы, и тем паче – слушали и исполняли их самые таинственные воины-пластуны.

Но даже эта робость не отрезвила его, и предстал Батизар пред своим некогда старшим взлохмаченным, в исподнем, не ополоснув даже лица водицей, чтоб освежиться. Но зато успел уже, проснувшись, хлебнуть из всегда стоявшей у кровати бутылки Жевре Шамбертен, дабы унять шум в голове. Этому он научился у самого императора!

Да и как ему было вести себя? Его мнимые друзья старательно внушали ему, что он самый важный из всех русичей, и кто ему может указывать? Только от него зависит мир меж их державами, и Ляпайоне даже устраивал как раз накануне прием в их честь! И речи те легли на благодатную землю, взращивая ту самую гордыню, что тщетно пытался унять Велеяр.

– Какие тропы тебя привели сюда, Боеслав? – поперхнувшись, только и смог промолвить Батизар. И тут же выскочил из приемной, чтобы одеться и привести себя в порядок. По правилам местного этикета было допустимо появляться пред посетителями в чем угодно, но…

Это было здесь, но Батизар знал, что вряд ли Бояслав согласится с таким. Былая собранность, полученная в те времена, когда он был на службе вместе с Бояславом, внезапно вернулась, и куда делась приобретенная здесь вальяжность и распущенность!