Блуждание во снах

Он осмотрелся – судя по всему, они, действительно, были в Европе, где-то в горах. Луна щедро освещала склон пологого холма, чуть дальше, за спиной, темнел густой хвойный лес. «Похоже, и в правду, Альпы», – купание в холодной воде обострило чувства, в голове немного прояснилось. Он дрожал от холода, лихорадочные, сумасшедшие мысли одна за другой назойливо лезли в голову: «А что если мне сбежать от трех ведьм? Любовь любовью, но я-то не чурка и не искусственный фаллос, чтобы мною пользовались, не спрашивая желания. Ну и что, если Альпы? Это – Италия, либо Франция, либо Австрия, либо Швейцария? Хотя, может и Германия. Я бывал всюду, и с легкостью объяснюсь с любым жителем. Французский – мой второй язык. И на итальянском я говорю неплохо. Сначала добегу до первого человеческого жилища. Попрошу одежду и потихоньку выберусь в город, оттуда в столицу и в русское посольство. А? Чем черт не шутит? Может, обману судьбу? Помниться Макар предлагал уже сделать нечто похожее. Побег!»

Выходя из воды, он заметил, как дьяволицы развели костер. Откуда-то появились мягкие ковры. В их толстом, разноцветном ворсе покоились серебряные подносы, полные спелых фруктов и какой-то вкусно пахнущей еды. Дьяволицы жарили ягненка. Аромат свежего мяса и горячего хлеба сводил с ума и вызывал обильное слюнотечение.

– Иди греться к костру, нижегородский либертин. Скоро поджарится мясо, – раздался голос Мегиллы, – мужчина должен хорошо кушать, чтобы хорошо любить.

Полин и Месс задорно рассмеялись.

– И, правда, Вольдемар, вам надо перекусить. Вы потратили столько сил… А сейчас придется потратить еще больше, – лукаво проворковала Месс.

– Ты куда? – крикнула Полин. – Ягненок почти готов.

«Откуда они ягненка взяли? Поди, пока я плескался, слетали в соседнее село и загрызли волчьими зубами… Одно радует: где-то должны быть люди, живые люди…» – лихорадочно соображал Владимир.

– Я скоро, – с деланной улыбкой отозвался он.

– Вольдемар, ты куда?

– Дамы, вы столь любопытны, – стараясь выглядеть естественно, прокричал он, – я туда, куда мальчики ходят отдельно от девочек.

– Ты до сих пор терпишь?! Я недооценила тебя! – темные глаза Мег лучились беззлобной усмешкой. – Ах, дворянское отродье! Столько условностей. Делай это при нас. А мы посмотрим. Я изучала твое «дело» и припоминаю подобные факты из твоей славной биографии. Ты, проказник, при жизни очень любил самолично лицезреть «золотые дожди» у прекрасных рабынь. Откуда сейчас такая стыдливость? – крикнула Мегилла.

– Простите мне эту слабость. Я скоро вернусь, – прокричал в ответ Владимир и побежал по ночному лугу, залитому лунным светом, подальше от горной реки.

Впереди темнел хвойный лес. Туда и понесли Владимира быстрые ноги. Он бежал так, что за ушами свистел ветер. Босые ступни ощущали колкую траву. Пару раз он споткнулся, ударившись о какой-то камень, и полетел кубарем. Но снова вскочил на ноги и побежал дальше. Через несколько прыжков ровной синеватой стеной вырос густой ельник. Высокие вековые ели стояли так тесно, что Владимир едва продирался сквозь колючие заросли. Ветки царапали в кровь руки, иголки кололи глаза. Ногам стало больно от острых шишек и камней.

«Убегу, все равно, убегу! – думал он. – Опостылела мне ваша любовь оголтелая, и есть из ваших когтистых лап я не стану. Прочь, сатанинское племя! Как только доберусь до России-матушки, так сразу же в церковь побегу».

Кровь стучала в висках, сбивалось дыхание, но он все бежал и бежал прочь от трех сладострастных дьяволиц. Впереди показалась узкая лесная тропинка, петляющая среди елей и кустов можжевельника. Из-под ног испуганно вспорхнули ночные птицы, мелькнула тень рогатого оленя, проухал ночной сыч. Временами ему казалось: ноги отрываются от земли, и он уже не бежит, а парит, касаясь горячими ступнями лишь верхушек росистой травы. Владимир, действительно, взмыл к верхушке сосны, перед глазами пошатнулась луна – он потерял равновесие и стремительно полетел вниз. Все произошло слишком быстро, ладони едва успели ухватить концы колючих ветвей и притормозить падение. Еловые ветки и сухой валежник еще сильнее оцарапали голые ноги и живот. Он шлепнулся на землю и кубарем скатился куда-то под откос. Нос уткнулся во что-то влажное и холодное – он оказался на дне неглубокой ямы, поросшей густым папоротником. Бежать не было сил. Казалось, что горячее дыхание способно разорвать легкие. Владимир растянулся на влажных от росы кустах. Грудь и живот ощутили приятную прохладу. Сколько прошло времени, он не понял. Безумно хотелось спать. Владимир свернулся калачиком и на мгновение застыл в легком упоении от единения с ночным лесом.

«Как хорошо ощутить себя свободным, одиноким зверем, отдыхающим в норе или под кустом. С каким бы наслаждением я обернулся даже голодным волком, рыщущим по ночам добычу, лишь бы только стать свободным».

Секунды капали на дно папоротниковой ямы. Владимир всем естеством вбирал чарующие и тревожные ночные запахи и звуки: колючий шорох маленьких ежей, спешащих по своему, незамысловатому делу; скольжение прохладных, юрких змей и ящериц среди прелой листвы; плач зайца, испуганного ночным филином; похрюкивание матерого кабана; легкий топот глазастой лани, обдирающей мягкими губами сочную листву. Казалось, что пройдет немного времени, и он сольется со всем этим живым миром, с зеленой массой пахучих трав и станет деревом с белыми, жадными корнями или превратится в гибкого лесного зверя или птицу.

Вдалеке послышался хруст и чье-то дыхание. Он встрепенулся, сбрасывая с себя оковы сладких грез. Надо было бежать дальше.

«Чего я раскис? Нельзя останавливаться. Надо бежать. Еще немного, и закончится еловый лес. Наверняка где-нибудь должно быть человеческое жилье, – думал он, загораясь безотчетной надеждой. – Господи! Как хочется жить!»

Густой ельник стал редеть, пространство расширилось. Владимир оказался на цветочном альпийском лугу, покрывающем еще один пологий холм. Запахло медоносом и свежим огурцом.

«Откуда тут огурцы?» – рассеянно размышлял он. Внезапно к этим ароматам добавился легкий запах гари. О чудо! С противоположного края широкого луга показалась тонкая струйка дыма. Она таяла и уходила в синеющее, звездное небо.

«Там человеческое жилье! – сердце забилось от радости. – Сейчас я постучусь и попрошу о помощи. Или скажу, что ограблен разбойниками. Наверняка там живут добрые, верующие люди. Они помогут мне. Дадут что-нибудь из одежды».

Глава 2

Совсем близко звякнули колокольчики, заблеяли испуганные овцы, пахнуло овечьей шерстью, кислым молоком и сеном.

Хватаясь руками за короткую траву, Владимир, словно зверь, взбежал на вершину холма. Перед ним стояла небольшая, срубленная из сосны, хижина пастуха. Рядом располагался плетеный загон, полный тучных, кудрявых овец.

Почти на цыпочках он подкрался к крыльцу. Откуда не возьмись выскочила огромная черная собака и, уставившись на Махнева, зарычала, ощерив клыкастую пасть. Шерсть на собаке вздыбилась, глаза налились кровью. Собака залаяла, потом остановилась, снова зарычала и протяжно взвыла. Леденящий вой взвился в темное небо. В домике послышались приглушенные стуки, возня, метнулось пламя свечи. К маленькому окну прилип чей-то красный, расплющенный нос и два маленьких тревожных глаза.

* * *

– Marius, tu as entendu le bruit?[9 - Мариус, ты слышал стук? (франц.)] – спросила испуганная женщина в белом чепце и льняной ночной рубашке. Она поджала полные ноги и отодвинулась к бревенчатой стене. Заспанные глаза округлились. Белое, одутловатое лицо приобрело совиные черты. Она выжидающе смотрела на маленького коренастого мужа, лежащего на спине.

– Non, je n'ai pas entendu[10 - Нет, не слышал. (франц.)], – хрипло отозвался он и перевернулся на бок. Но сон сняло, словно рукой.

– Donc, pourquoi le chien aboyait?[11 - Почему залаяла собака? (франц.)]

– Je ne sais pas. On va voir, Francoise[12 - Я не знаю. Надо пойти, посмотреть, Франсуаза. (франц.)]

Пастух Мариус поднялся и прислушался: за окном подул ветер. «Надо бы проверить овец. Вдруг волк забрался в загон?» – озаботился он. И стал нехотя натягивать овечью безрукавку и шарить под ногами стоптанные башмаки. Собака снова залаяла и странно зарычала, а после взвыла так, что у пастуха и его жены стало нехорошо на сердце. Деревянными негнущимися ногами Мариус подошел к входной двери. Он снова напряг слух и, постояв в нерешительности, вернулся. Рука нащупала в углу длинный топорик и старый охотничий карабин. Толстая Франсуаза с трудом слезла с кровати, одернула длинную рубаху, охнула и засеменила за мужем.

Мариус распахнул дверь, ночной воздух ворвался в дом вместе с ярким столбом холодного лунного света. Он увидел следующую картину: верный пес Патрик щерился, скулил и лаял, глядя на пустое место.

– Le chien est en fureur?[13 - Собака взбесилась? (франц.)] – раздался испуганный голос жены.

– Non, je ne pense pas…[14 - Нет, я не думаю. (франц.)]

* * *

«Какое счастье, они говорят по-французски», – обрадовался Владимир.

– Messieurs, aidez-moi, s'il vous plait,[15 - Господа, помогите, пожалуйста. (франц.)] – жалобно молвил Махнев.

Затем он повторил свою просьбу, но гораздо громче, почти выкрикнул ее. Но, ни пожилой низкорослый мужчина в овечьей безрукавке, ни его толстая жена никак не отреагировали. Они стояли в трех шагах и смотрели сквозь него. Прижав морщинистую, грубую от работы руку ко лбу, пастух тревожным, зорким взглядом всматривался в темноту ночного луга. Он не видел Владимира…

Мариус цыкнул на собаку, потрепал по острой, слюнявой морде, успокаивая. Шаркающей походкой пошел проверять загон с овцами. Он прошел мимо Владимира, всего в нескольких дюймах от его руки, но так и не отреагировал на его присутствие. Лишь верный пес Патрик продолжал щериться и скулить, глядя на то место, где стоял Владимир Махнев. Пока пастух проверял загон с овцами, пес бегал рядом, настороженно поглядывая на непрошеного гостя. Но после он рванул в сторону и, сев в нескольких метрах от дома, задрал черную морду прямо на луну. Сонная альпийская долина вздрогнула от тоскливого, холодящего душу, собачьего воя.

«Они не видят меня. Я – призрак! Я – мертвец!» – от этой мысли Владимиру стало столь же тоскливо, как и псу Патрику. Он упал на колени и взвыл, подобно собаке.

* * *

– Смотри, Полин, сколь волка не корми и не ласкай, он все равно в лес бежит. В нашем случае все также, только пристрастия другие, да и волк слишком жалок, – раздался хриплый голос Мегиллы.

Владимир лежал ничком, уткнувшись в росистую траву, когда почувствовал на плече чью-то прохладную руку.

– Что, дурачок, не увидели тебя пастух и его глупая женушка? А может, они слепые? Так ты бы рванул сразу до русского посольства. Глядишь, там бы тебя и разглядели, – хохотнула Месс. – В посольствах господа – важные, все в очках, да с моноклями сидят, им-то, поди, лучше видно.

Владимир поднял голову и медленно встал с колен. Его взгляд был полон тоски, ненависти и какой-то вызывающей обреченности. Три обнаженные ведьмы, напротив, выглядели довольно спокойно, лишь насмешливые улыбки слегка кривили их пухлые губы. Они стояли недалеко от дома пастуха и, судя по всему, были тоже невидимы.

Патрик взвыл еще громче. Мегилла подошла к псу, наклонилась, узкая ладонь, увенчанная длинными, темно-вишневыми ногтями потрепала пса по голове, острый пальчик почесал за ушком. Патрик перестал выть, поперхнулся, закашлял по-собачьи, а после заскулил и, поджав хвост, убежал в сторону дома.

– Вот, что нам теперь с тобой делать? Во-первых, ты нас обидел, ибо сбежал не только от любезно предоставленного тебе роскошного ужина, во-вторых, и это – самое главное – ты хотел оставить двоих из нас неудовлетворенными. Знаешь дружок, возбуждение наше остыло, но таких обид мы не прощаем. Мы отправим тебя на все пять часов в один из нижних пределов. Да, да, именно на пять, не менее. Ты знаешь, как мы умеем играть со временем. – Черные глаза Мегиллы полыхнули злобным огоньком. – Дамы, я предлагаю: котел с кипящей смолой, а после публичную порку на городской площади какого-нибудь европейского городишки, века этак 14? Пойдет?

– А я предлагаю бросить его на все пять часов в застенки инквизиторов. Я знаю одного, его зовут отец Руперт. Он ловко умеет снять кожу с живого человека так, что тот будет ровно десять минут бегать и думать, чем бы прикрыть наготу, – хохотнула Месс. – Смею заметить, что хоть вы, господин Махнев, нынче являетесь, по сути, бесплотным духом, однако, сие обстоятельство не избавит вас от полноты всех ощущений физической плоти. Ибо, как вас, наверное, уже предупредили: этот мир непредсказуем и коварен сверх меры. Особенно это касается новичков, ибо глас плоти в них звучит еще очень долго. К чему я все это вам говорю? Да лишь к тому, что все прелести инквизиторских пыток вы испытаете так, словно обычный человек. Я вам это обещаю.

– Дамы, смотрите, наш беглец сейчас упадет в обморок. Он и так уже бледен, словно византийское полотно. Я предлагаю его простить на первый раз. Он же у нас еще такой несмышленый глупыш, – возразила Полин с плохо скрываемой тревогой. – Да и потом, какое же нам в этом удовольствие?