Записки питерской дамочки

– И за кого?

– За шведа, его зовут Юрген. Мы приедем вместе.

– Свадьба? Не знаю, у меня даже платья нет.

– У меня тоже нет платья.

– И каким отцом он будет ребенку? Ты ему сказала про ребенка?

– А почему тебя не интересует, каким мужем он будет мне? И каким любовником? (О Тобиус, кажется, я начинаю понимать, что? ты пытался донести до меня ночью!)

– Твоя главная задача – вырастить сына! – выкрикнула мама и отсоединилась.

– Проблемы? – участливо поинтересовался Юрген.

– Да нет, мне так кажется, что проблемы кончились… – счастливо улыбнулась я.

Блины и вечность

– Я этого не понимаю! Не понимаю и никогда не пойму! – воскликнула Верочка и перевернула блин на сковородке. Масленичный блин зашипел на всю кухню, запах сводил с ума. И я попыталась как бы невзначай отщипнуть кромочку у одного из высокой стопки уже готовых.

– Не хватай! – по-хозяйски прикрикнула Верочка, и я испуганно отпрянула, даже не посмев возразить, что это вообще-то моя кухня, и продукты, кстати, тоже. Что поделаешь – традиция есть традиция. Считается, что среди нас Верочка лучший спец по блинам, а чтобы сесть за стол, надо дождаться Лариску.

– Ну так вот! – пафосно продолжила Верочка, подперев бок рукой. – Я не понимаю, зачем им всем жить в Питере, если они все равно не пользуются возможностями, которые предоставляет им этот город? Ходить на работу, есть, спать, посещать среднюю школу и ближайший рынок можно и в Урюпинске. Поезжайте туда! Там жизнь в разы дешевле!

Верочкин темперамент и красноречие модного журналиста, возможно, многих страшно раздражают. Бывает, и меня тоже. Но в Масленицу, когда так вкусно пахнет блинами, когда вот-вот придет Лариска и мы начнем безудержно наслаждаться вдохновенной бабской болтовней… Нет, в этот момент решительно невозможно сердиться на кого бы то ни было в жизни, тем более на любимую подругу.

Потому в ответ я лишь слабо мурлыкнула:

– Ну ты же знаешь, в провинции сейчас плохо с работой!

Этого оказалось достаточно.

– По-твоему, это аргумент?! – взвилась Верочка. – Это же преступление – рассматривать Питер как огромную биржу труда… Свари, наконец, кофе, – дала она как бы между прочим указание.

И, секунду помолчав, продолжила развивать гениальную мысль:

– Есть на свете города, они как бы энергетические и культурные гво?здики, на которых держится весь мир, все человечество с его историей… Понимаешь?

Я убедительно кивнула, насыпая кофе в турку.

– И подумай сама, – Верочка подцепила блин и плюхнула его на тарелку. – Люди, которым выпало такое космическое счастье – жить в этих городах – должны пропитываться их духом, во всем им соответствовать и по-возможности как-то улучшать жизнь (не свою, а этих городов!) Согласна?

Я опять подобострастно кивнула.

– Если человек, например, живет в Питере, Лондоне, или Париже, – Верочка все больше входила в журналистский раж, – но при этом города своего не чувствует, не знает и не стремится понять, изучить, то он в жизни занимает чье-то чужое место. Это все равно что жить с нелюбимым мужчиной. А где-то тоскует любящая его женщина. И при этом всем плохо, мужчине в том числе. Понимаешь? Этот человек самим фактом жизни в городе портит, ослабляет его энергетику. Город ведь питается от людей, а от него город такой подпитки не получает.

– Но ведь то же самое можно сказать и о маленьких городах… – вставила я, успев подхватить турку с огня.

– Правильно! – И Верочка шлепнула блином по сковородке. – Очень важно каждому найти свое место на планете. Понимаешь, что обидно… Налей мне чашечку, будь любезна!

Я молча начала разливать кофе по чашкам, обратившись в слух.

– Так вот, самое обидное, что у них, у этих чужих городу людей, растут дети. И они своих детей никуда не водят. Ни в музеи, ни в театры, вообще никуда. Дети так и вырастают в спальных районах. В лучшем случае они раз в год посещают Эрмитаж со школьной экскурсией. И вырастают из них не петербуржцы, а просто люди без роду без племени. И при этом все они еще ругают приезжих! А может быть, иной приезжий постигнет этот город за полгода, и он достоин жить в нем больше, чем все они вместе взятые. Вот, например, ты… – Верочка сделала внушительную паузу и глотнула обжигающий кофе.

– А что я? – я виновато опустила глаза, с ужасом припоминая, когда последний раз была в театре.

– Ты могла бы учить детей математике и где-нибудь на периферии. Ты по роду своей работы никак не пользуешься возможностями, которые тебе этот город предоставляет.

Такого поворота я, признаться, не ожидала.

– Послушай, Верочка, я, конечно, не ты – блистательная журналистка. И ты, благодаря Питеру, получаешь возможность общаться со звездами. Но ведь должен же кто-то учить питерских детей математике?

– С этим я как раз не спорю! Ты мне договорить не дала… Кофе, кстати, классный. Что ты в него добавляешь?

– Перец, корицу и кардамон.

– Так вот. Раз уж ты ничего не получаешь от города по роду своей работу, ты должна организовать себе достойное увлечение. Я недавно брала интервью у одного потрясающего мужика из Этнографического музея. И он рассказывал обалденные вещи!

– У тебя блин сгорит сейчас!

– Не боись! Все под контролем! – И Верочка быстренько подцепила блин ножом. – Внимай! При Этнографическом музее есть курсы. И там читают лекции, бесплатные, для всех желающих. Запись была еще с Нового года. Попасть туда практически невозможно. Но я договорилась и теперь буду туда ходить. Более того, я их убедила, что страшно занята, работаю то днем, то ночью. А мне бы хотелось иметь все конспекты, и мне разрешили записать еще и подругу.

– И эта подруга – я?!

Вместо ответа раздалась трель звонка.

2

Я распахнула дверь и отпрянула при виде того, что предстало на пороге. Секунду спустя до меня дошло: мы же не виделись после Ларискиного отъезда в Египет, только созванивались! Со своим бронзовым загаром и длинными, пушистыми, абсолютно выгоревшими на солнце волосами она казалось инопланетянкой среди нашей полузимы.

Лариска заголосила с порога:

– Девчонки! Ничто так не повышает женскую самооценку, как Египет!

Она быстро скинула бирюзовый пуховик и рванула в кухню, на ходу перерывая свою мешкообразную сумку. Притормозив у плиты, чтобы чмокнуть Верочку, Лариска завершила свое стремительное движение, плюхнувшись на табуретку.

– Во-первых, вот! – торжественно произнесла она, водрузив на стол невероятно красивую бутылку.

– Это что? Благодарные пациенты в честь Масленицы? – поинтересовалась Верочка.

Лариска у нас трудилась медсестрой и, как человек активный, в свободное от основной работы время еще бегала по частным клиентам с уколами, массажами и капельницами. Посему она никогда не ныла, что государство мало финансирует медицину, а к праздникам всегда имела гору конфетных коробок и шеренгу разнообразных бутылок.

– Ты что, не видишь? – воскликнула Лариска, ткнув пальцем в какую-то бумажонку на бутылке. – Это же из дьютика! Тащила, руки обрывала. Зато гарантированно фирменная вещь, не подделка из универсама.

– Ой, какие мы крутые! А говорят, все медработники в конце смены квасят разбавленный спирт!

– А говорят, все журналисты кормят народ только заказухой и сплетнями!