Докричаться до небес

Докричаться до небес
Лана Муар

Для всех он – восходящая звезда рэпа, взрывающий чарты своими новыми треками, озлобленный Волк, живущий в своем мире без чувств. А для меня… совсем другой. И пусть он исчезает внезапно и так же внезапно возвращается. Тогда, когда захочет сам. Настолько, насколько захочет сам. Нас связывает тонкий аромат лаванды и музыка. Безумно тонкая нить… Безумно прочная нить… Книга содержит нецензурную брань.

Докричаться до небес

Лана Муар

© Лана Муар, 2020

ISBN 978-5-0051-5156-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Фил

– Извинись! – прорычал батя, запуская в меня своей любимой пепельницей.

Она с грохотом влетела в стену в метре от моего уха, брызнув осколками по полу.

«Снайпер!» – пронеслось у меня в голове, хотя я прекрасно осознавал, что если бы он захотел, то сейчас моя тушка сползала бы по стене с торчащей из башки хрустальной кромкой. Прямо на эту ебучую шкуру, на которой папочка увлеченно жарил своих очередных кандидаток на роль мачехи для сыночка, являвшегося не вовремя. И похуй. Шкура здесь была одна. И сыночек тоже один, а вот кандидаток за последние годы сменилось столько, что даже запоминать их имена я не утруждался, называя всех Ингеборгой. Хер знает, откуда взялось, но первая, которая услышала это в свой адрес, сперва устроила истерику с битьём посуды для папика, а потом собрала чемоданы и исчезла в никуда. Не забыв забрать цацки-подарки. Обида обидой, но брюликами батя баловал не скупясь. И у меня заклинило. Назвал Ингеборгой – кошелка свинтила. Профит? Профит! И понеслась. Вторая продержалась чуть больше недели, третью батя выгнал сам, когда увидел ее в постели. Не в его, а в моей. А что? По ушам я тоже езжу так, что могу мастер-классы вести, но в падлу. В смысле не лень, а в плане делиться. Тем более на хрена? Кто не может снять тёлочку сам, пусть пашет и копит на эскортниц, ищет давалок или дрочит, представляя себя горячим мачо, а не зачуханцем.

Но с этой все пошло не так. Психологиня же ж. «Филипп, давай поговорим…», «Филипп, что тебя интересует?», «Филипп, как ты смотришь на то, чтобы мы все вместе слетали на концерт Еминема?» Бля, что? Сперва научись правильно произносить слова, а потом предлагай! Поговорить… О чем? О детских проблемах и символизме плюшевых мишек, которые стоят на полке в моей комнате с тех пор, как мама… На хер! Давай лучше поговорим, Ингеборга, о… бля, я вижу, как тебя подмывает вставить мне в башку электроды и понажимать на кнопочки, чтобы написать очередную статейку-высер на тему воспитания подростков в период чего-нибудь там… Вот только обломчик выходит, да? Батя тебе за такие шалости башку сам открутит, да и подростку уже почти двадцать. Так что, давай-ка, Инга, которая Борга, вещички в чемодан, брюлики в карман и тю-тю! Но она не тютюкнула. Ни через неделю, ни через месяц, ни через год. И даже через два ее спокойная до бесячки физиономия мозолила перед глазами, когда я решал, что стоит объявиться и напомнить о том, что живой. Через три узнал, что Ингеборга на самом деле Инга, а батя с ее подачи решил купить мне тачку. Спасибо. На хуй! Вернее на столб. Прямо во дворе. Так, чтобы этот самый столб, торчащий из багажника, с высоты родительских окон напоминал один нетривиальный предмет фаллического значения. С почерневшей мошонкой-«АУДИ». Посыл увидели, осознали, оценили и вместо ожидаемого выноса мозгов батя задал один вопрос. Чем я хочу заниматься. И этого говна я ждал от кого угодно, но только не от него. След шаловливых пальчиков Ингеборги был на лицо. Как и она сама. Но в кресле. Покачивая тапочком, наблюдала со стороны. Психологиня недоделанная. Хочешь шоу? Окей, я тебе подкину от щедрот на вентилятор.

– Музыка, батя. Хочу типа стать Еминемом.

Прямо так и сказал. Коверкая и скалясь. Сожрали? Еще добавки?

– Что именно для этого нужно?

Серьезно? О, зря. Моя фантазия очень богатая. И там найдется столько всего, что вы с Ингой-Боргой охренеете список составлять. Все еще пишешь? Окей.

– Тогда еще студия звукозаписи.

– Одно условие. Никакой наркоты. Узнаю – посажу сам.

– Лады.

Даже руки пожали, как бизнесмены, ептыть. Все довольны? Разбегаемся, шоу окончилось. Шоу да, а разбежаться не получилось. Батя выцепил какого-то дизайнера, которому я трахал мозги на полную три месяца, пока не надоело. Даже вывеску набросал, чтобы отъебался. Клуб имени себя любимого. Могу позволить. Батя один хрен знает, что все эти разговоры – пшик. Занял сыночка конструктивным трудом и аминь. Херушки, как оказалось. Не забыл ни хрена и в очередной день прислал водятла, чтобы показать мой личный «Feelings».

– Занимайся. Будут вопросы – знаешь где меня искать.

Отдал ключи с доками и отвалил, оставляя осматривать владения. Найс. Все как хотел. Вот только вопросы возникли сразу. Банальная лицензия на продажу алкашки. Это же не наркота? И нам же не нужны проблемы? Естественно, нет. Дорогу домой я помню. Пришел и бросил этой психологине:

– Принеси кофе.

И в ответ услышал: «Извинись». А когда выбрал лимит терпения, прилетела пепельница.

– Извини, Инга, – выплюнул сквозь зубы, глядя на отца, и спросил, – Доволен?

– У тебя двадцать минут.

– Уложусь.

2

Спайка игл методично вколачивала черную краску под кожу, огибая белесые тонкие шрамы. Каждый из них Бутч старательно оставлял нетронутым, вписывая в будущую картинку. Словно лишний раз хотел напомнить, что я кретин, а он художник, и любой косяк бурной молодости может превратить в произведение искусства. По сути так и есть. Только вместо кистей и красок у него набор игл, тату-машинок и бутыльки с пигментами, а в роли холста с косяками сегодня выступаю я. Бутч подсел на иглу, как он сам говорил, два года назад, но теперь к нему записаться могут только избранные. Выбирает себе клиентов по одному ему понятному принципу. И только у меня полный карт-бланш – моей роже разрешается звонить в любое время суток. Что я и сделал три дня назад в два часа ночи, бухой настолько, что не мог связать двух слов. Бутч лично приперся за мной на такси, привез в студию, и пока я закатывал рукав, воюя с гравитацией, сварил кофе.

– По какому поводу такая степень ужратости? – спросил он, протягивая мне кружку.

– У мамы день рождения. Бутч, сделай красиво, а? – попросил я, вытаскивая из карманов всю наличку и сваливая ее на подкатной металлический столик.

– Что хочешь?

– Не знаю. Но чтобы было красиво.

– Для телочек или для себя? – уточнил Бутч.

– А как надо?

– Фил, рука твоя, тебе и решать. Мне фиолетово.

– Да? – кое-как сфокусировавшись на его переносице удивился я.

Смотреть в глаза Бутчу не получилось бы при всем желании. С рождения они косили так, что никогда нельзя было понять куда он смотрит на самом деле.

– Давай тогда пойдем как обычно. Вываливай свой поток сознания, а я что-нибудь почиркаю, и потом посмотрим.

Сейчас я не вспомню и половины из того, что ему наговорил. Меня уносило в такие дебри, которые не снились в кошмарах даже психам, но Бутч кивал, что-то рисовал в планшете, останавливаясь, чтобы сварить очередную порцию кофе или уточнить цвет.

– Все черно-белое, Бутч. Не хочу цветного!

– Как твоя жизнь, – хохотнул он, и я кивнул. – Короче, давай так. Ты проспишься и приедешь, если не передумаешь.

– Бутч, я хочу прямо сейчас!

– А мне по хую твои хотелки! Бухого колоть все равно не стану – кожа дубовая и кровищи будет море. Потом перекрашивать тебя полностью.

– Ну о`кей. Я все равно приеду.

– Послезавтра. В восемь утра. И возьми с собой пожрать. Надумаешь делать, значит хреначить будем до победного.

Выпнул меня из своей студии, а сегодня докрашивал внутреннюю часть предплечья, превращая шрамы в отблески луны на покрытом мелкой рябью озере. Мне достаточно было один раз посмотреть на эскиз, чтобы еще раз убедиться в том, что Бутч услышал меня. За два дня на моей руке появился рукав: на плече лицо воинственной девушки в шлеме, из-за которого проглядывала щербатая луна, и ниже, на предплечье, стоял густой черный лес, переходящий в небольшое озеро, а на его берегу тоскливо выл в тумане одинокий волк. И хотя лица у девушки не было видно полностью – шлем-череп, украшенный когтями, чеканкой и крыльями, скрывал большую часть, оставляя видимыми только пронзительно грустные глаза и приоткрытые губы, – я чувствовал, что она наблюдает за волком, в котором узнал себя.

Бутч полностью промыл татуировку и, сделав несколько фотографий для своего портфолио, замотал руку одноразовой пеленкой.

– Завтра придешь с утра, закатаю в пленку. Не бухать, не чесать, промоешь часов через шесть и замотаешься так же. Пеленки в аптеке купишь сам. Не маленький, – выдал он рекомендации.

– Кто та девушка? – спросил я.