Докричаться до небес

– Пока.

Махнула рукой, села в машину и назвала адрес, закрывая за собой дверь. А парни зубоскалили и что-то обсуждали между собой, пихая друг друга в плечо. И они казались на фоне Фила чуть ли не ангелами. Если отбросить их манеру разговаривать и эти похлопывания.

Приехав домой, я долго не могла решиться включить и послушать диск. Подходила к музыкальному центру, набиралась смелости, нажимала кнопку «Play», а потом тут же ставила на паузу. Реакция Фила даже на расстоянии стопорила и вгоняла в непонятное состояние. И сколько бы я не пыталась охарактеризовать его, никак не могла найти верное определение. Но чем дольше нарезала круги по комнате, тем ярче понимала, что пока не послушаю, точно закопаюсь в дебрях. Выдохнула, сходила на кухню и, вернувшись с кружкой чая в руках, решительно нажала кнопку.

В рэпе, если честно, я не понимала ничего. Вообще. Эта часть музыки всегда оставалась для меня уделом брата в четырнадцать лет. И какая-то часть слов звучала чем-то вроде химических названий сложных полипептидов для простого человека, никак не связанного с химией. Есть и есть, а что значит – не понятно. Но больше всего меня поразило то, как Фил жил тем, о чем пел (или читал?). Каждую строку, словно частичку своей жизни, он вплетал в музыку, нанизывал бусинками на ритм так, что я дослушала диск до конца на одном дыхании, улыбалась на последнем трэке под названием «Ангел Рита», а потом включила снова. И снова. И снова. А в какой-то момент я перестала вникать в слова, прислушиваясь к тому, как голос Фила отзывается внутри. Он проникал в глубь сознания, цепляя какие-то тонкие струны, собирая картинку из разрозненных нервов в одно целое. Важно было не то, что он говорил, важно было – как он это делает. Я закрыла глаза и осторожно попробовала повторить – слова уже плотно поселились внутри головы. Постоянно сбиваясь с ритма, задыхаясь там, где он выдавал куплет на одном дыхании, я никак не могла отделаться от мысли, что все эти песни – его ответ миру, который объявил ему войну. А когда услышала строку: «В этой войне я на той стороне, что навсегда будет скрыта во мне» только сильнее в ней убедилась. Взяла телефон, достала из сумки салфетку с его номером и написала сообщение.

«Это ОЧЕНЬ сильно.»

Стёрла, поражаясь тому, как глупо оно прозвучит. И долго думала, стоит ли писать то, что на самом деле хотелось. Набрала всего одно предложение и нажала кнопку «Отправить».

7

Хороших девочек всегда тянет к плохим мальчикам. Была ли я хорошей? Наверное, да. Был ли он плохим? Однозначно.

Фил не ответил. Ни вечером, ни с утра, ни через день, ни через неделю. Так, словно я отправила сообщение в пустоту, а оно ещё взяло и потерялось на полпути. Сперва думала, что он просто обиделся на то, что я взяла диск. Но мог ведь запретить его брать? Мог? Мог, но не стал. Вряд ли дело было в том, что Фил не хотел, чтобы его песни слышали – радио явно худший вариант для сохранения собственного творчества в тайне. И то, что через несколько дней на перемене между парами я услышала кусочек одного из его треков, поставленного на рингтон, уже было констатацией простого, как дважды два, факта – Фил ворвался в головы и захватил их с такой же лёгкостью, с которой проигнорировал мое сообщение. А потом наступило это самое потом. Обиделась уже я. На все и сразу. И на хамство, и на грубость, и на номер телефона на салфетке, и даже на то, что прочитал сообщение, но так на него и не ответил, когда я ждала. Ждала? Делала вид, что нет, а сама все равно лезла в телефон и проверяла – вдруг это простая случайность или совпадение, и именно на его ответ уведомление не пиликнуло самым противным звуком, какой только можно было найти в стандартных. Да, я поставила такой звук. Чтобы не пропустить. Ведь хороших девочек всегда тянет к плохим мальчикам, да? А плохие мальчики просто не знают, как ждут ответа хорошие девочки.

Ромка сразу заметил мое состояние – близнецы всегда чувствуют друг друга острее, чем кто-либо другой. Мягко выспрашивал все ли у меня в порядке, кивал, когда я обманывала и его, и себя. А сегодня притащил из магазина полный пакет мороженого и уселся рядом со мной на кровати. Поставил перед ней табуретку, водрузил на нее ноутбук и несколько часов смотрел со мной самые сопливые фильмы, какие только смог найти. Я хлюпала носом, привалившись к плечу брата, а он терпеливо страдал, гоняя ложкой по донышку ведёрка растаявшие остатки мороженого и подсовывая мне бумажные полотенца.

– Знаешь на кого ты похоже, мелкая? – спросил он, когда я закрыла крышку ноутбука.

– Ну?

– На панду, – Ромка зачерпнул немного жижи ложкой, но есть ее так и не решился. – Моська опухшая, а под глазами пятна.

– Ну и что.

– Ну да… Может ещё чего посмотрим?

– Не хочу больше.

– А чего хочу?

Я пожала плечами и посмотрела на свой мобильник, лежащий на краешке стола.

– Хочешь, я ему морду набью?

– А смысл?

– А в чем смысл сидеть и реветь? Мало козлов что-ли?

– Много, – согласилась я. – Даже знаю, кто у них за главного.

Ромка хмыкнул, сграбастал меня своими ручищами и вздохнул:

– Вот объясни мне, что вас так к ним тянет? Прям, как медом намазано. И ведь, чем хуже, тем сильнее. Где логика, а?

– Я не знаю, – пожала плечами я. Поджала ноги и стала дергать край растянутой футболки.

Нашла ведь самую убогую, уже давно застиранную, с почти полностью стертым рисунком, но каким-то чудом сохранившейся надписью «Feel me». Я его почувствовала, а он меня нет.

– Просто мне не везёт. Вот ты даже родился на полчаса раньше. Чем не везение?

– Дурында! – Ромка смеётся и, взъерошив мои волосы до состояния взрыва на макаронной фабрике, вздыхает. – Я, можно сказать, целых тридцать минут обстановку разведывал. Мало ли чего там снаружи. И, да, про везение – мне по жопе первому влупили! Охренительное везение.

– Так это как посмотреть! – я обхватила колени и, уперевшись подбородком в правое, посмотрела в окно. – Твоей жопе внимание раньше уделили.

– Будешь дальше переворачивать мои слова – уделю столько внимания твоей заднице, что мало не покажется! – Ромка, свернув меня буквой зю, легонько шлёпает ладонью по обозначенному месту. – Все. Харэ киснуть.

– Угу.

– Короче, я сейчас на кухню, а ты умываться! Мама торт зря оставила что-ли?

– Угу.

И хотя идти никуда не хотелось, я поплелась в ванную, открыла воду и посмотрела на свою опухшую моську в зеркале. Грустно улыбнувшись – точно, панда, – стала смывать остатки черных разводов под глазами. Коротко звякнул дверной звонок, мимо протопал Ромка, бурчащий, что лично засунет ботинок в задницу шутникам, а потом, через секунду, кто-то сдавленно то ли хэкнул, то ли выдохнул слишком резко.

«Ботинок нашел свое пристанище,» – грустно улыбнулась я, выглянула в коридор и рванула к распахнутым дверям.

– Стой! – крикнула, повиснув на, занесенной для удара, руке брата, одновременно закрывая от него едва стоящего на ногах Фила, – Рома!

– Мудила! – прошипел Ромка, стряхивая меня с руки, – Какого хрена приперся?

Фил криво ухмыльнулся, размазывая ладонью кровь, сочащуюся из разбитой губы, покачнулся и посмотрел на меня.

– Чет я запарил, что у тебя есть брат, – еле ворочая языком, произнес он и вытер ладонь о джинсы.

– Сейчас напомню ещё раз! – Ромка резко шагнул вперёд, но я заорала так, что они оба вздрогнули.

– Хватит! Не трогай!

– Бутч был прав. Ты ангел.

Прошептал Фил и медленно съехал по стене на пол.

– Ты что с ним сделал? Фил! Фил! Фил! – я склонилась над ним, не чувствуя резкий запаха алкоголя, хлопала по щекам, трясла, но парень не издал ни звука. Обернувшись, зло посмотрела на брата и стала дергать Фила за руку, чтобы поднять.

– Да отойди ты! Ещё не хватало так над ним трястись, – подхватив бесчувственное тело, как мешок картошки, Ромка посмотрел на меня, покачал головой и спросил, – И куда это упитое говно девать?

Я огляделась, и, не найдя ничего лучшего, поскакала к своей комнате. Сдвинула табуретку с ноутом в сторону, откинула край одеяла, а братик уже сопел за спиной.

– Тяжёлый, зараза.

– Клади!

– Сдался он тебе.

– Клади, говорю!