– Рассказывайте, – я взглянула на женщину с сочувствием и в очередной раз вспомнила нарисованную «Мёртвую петлю», свою последнюю беседу с Лёшей и длинную линию жизни на его руке, которая оказалась обманчивой.
– Что и рассказывать-то, не знаю! Сына похоронила и без крыши над головой осталась. Моя квартира теперь уже не моя, – Антонина Петровна всхлипнула, и я испугалась, что сейчас она ударится в слёзы, как это часто бывает с посетителями, которые собираются поведать о своей беде. Опыт, сын ошибок трудных, подсказывал, что в таких ситуациях лучше попытаться не допустить наступления истерики, чем потом долго и нудно человека успокаивать, и вопросы посыпались на бедную женщину как конфетти на новогоднюю ёлку:
– Квартира была куплена или получена? Кто в ней прописан? Была ли она приватизирована? Каким образом вы лишились жилья? Имели ли место сделки продажи, дарения, залога? Кто на данный момент проживает в вашей квартире? Расскажите подробно всё с самого начала, только конкретно и по существу.
Мой ход оказался тактически верным, Антонина Петровна не разрыдалась, а лишь глубоко вздохнула и начала рассказ:
– Квартиру муж мой покойный от завода на всю семью получал. Нас тогда четверо было – муж, я, дочка наша старшая и Лёша. Он тогда в школе ещё учился. Потом муж умер, а дочка замуж вышла. Остались мы с сыном вдвоём в трёхкомнатной квартире. Алексей долго не женился, почти до тридцати лет… А теперь вот он умер, а квартиру жене подарил. Я и не знала. Я ведь последние три года летом на даче живу, а зимой всё больше у дочки нахожусь, внуков нянчу. И вот на днях прихожу к снохе, хотела договориться, как будем сорок дней Лёше отмечать, а она мне и говорит: на сорок дней я для Лёшиных сослуживцев стол сама накрою, а вам здесь делать нечего. Квартира, мол, моя, вещички свои забирайте – и до свидания. И договор мне какой-то тычет…
Антонина Петровна достала из сумочки сложенный вдвое листок. Я развернула и пробежала его глазами. Это был нотариально заверенный договор дарения на трёхкомнатную квартиру по улице Ставропольской. Алексей Горелов передавал своё жилье в дар жене Ольге. Подпись, дата… Выходило, что у нотариуса Леша побывал буквально за месяц до своей нелепой гибели.
– А Лёша мог распорядиться квартирой без вашего согласия? – спросила я.
– Он всё мог. Как эта Ольга появилась в его жизни, так сын совсем чужой стал. Она им как хотела, так и вертела. Алексей спокойный был, незлобивый. А она всё тишком да молчком. Ольга три года назад стала к нам в дом приходить. Маленькая такая, юркая, прошмыгнёт мимо меня к Алексею в комнату, и сидят там вдвоём часами. За целый месяц слова от неё не слышала, кроме как «здрасти» да «до свидания». Я стала Лёшу пытать: как, мол, да что. Тоже молчит: ну, девушка и девушка. Я и скажи: мол, семью тебе давно пора завести, если нравится барышня, так женись, чего без толку сидеть вечерами. Он рассмеялся: «Как скажешь, мама, так и сделаю». А летом я огородом занимаюсь, на даче и ночую. Мы ещё с мужем садовый участок брали, домик своими силами построили. И вот как-то наведалась я с дачи в квартиру, фруктов привезла, смотрю, сидит эта девица на кухне в домашнем халатике. Я Алексея в сторону отозвала и говорю: «Нехорошо это, сын. Если что серьёзное у вас, так давайте свадьбу сыграем». А он мне: «А зачем нам свадьба, мам! Только деньги тратить. Мы и так пошли да расписались». Я так и обомлела. Как же так, ни матери ничего не сказал, ни родной сестре, да и с невестиной роднёй не познакомил. Не по-людски как-то. Сильно обиделась я тогда, к дочке ушла, наплакалась. А дочь мне говорит: мол, они молодые, как хотят, так пусть и живут, а ты, мама, не лезь к ним, а то врагом станешь.
– А где вы прописаны?
– У дочки. Зять как узнал, что дом, в котором они живут, под снос пойдёт, так и предложил мне к ним прописаться, дескать, при переселении больше площади получат. Алексей в тот же год и приватизировал квартиру. На себя одного. Я не возражала, думала, ему семью заводить, а я с дочкой доживать буду… Да только про снос что-то замолчали, так мы и живём в двух комнатках впятером – дочка, зять, я да двое внуков. А теперь вот вышло так, что Лёшина квартира чужой девочке отошла. Я-то думала, разменяю квартиру – Ольге однокомнатную, и мне однокомнатную. А оно вон как повернулась. И что теперь делать, ума не приложу. Спасибо, зять пока не гонит, дети ещё маленькие, за ними присмотр нужен… А если в суд подать, отсужу я себе полквартиры, или не положено?
– Согласно договору дарения, ваша сноха является единственной полноправной владелицей квартиры. Конечно, можно попробовать опротестовать договор, но для этого нужны очень веские основания, – огорчила я свою посетительницу и подумала, что если таковые основания обнаружатся, то горе Антонины Петровны только умножится.
Ибо первая мысль, которая пришла мне в голову после рассказа о подаренной перед смертью квартире, конечно, была криминальной. Сам собой напрашивался вывод, что Лёша погиб вовсе не случайно, и не за просто так, а за свои квадратные метры. Не знаю, задумывалась ли о таком повороте дела несчастная мать, но я ей ничего говорить не стала. Попросила оставить мне копию договора дарения и пообещала подумать, чем можно помочь. А после того, как распрощалась с Гореловой, смотревшей на меня с большой надеждой своими карими глазами, очень похожими на Лёшины, я позвонила Лизе и предложила отправиться в ближайшее кафе. Ни о чём серьёзном думать в тот момент я просто уже была не в состоянии.
Лиза влетела в зал и направилась к моему столику с традиционным десятиминутным опозданием, как всегда красивая и шумная, в алом платье, такими же яркими были лак на ногтях и помада. Конечно, начались расспросы об Антоне. В отличие от давно надоевшего и всегда нелюбимого ею Серёги, этот парень пока еще вызывал законное любопытство. Она гордилась тем, что «подсеяла мне такого кадра». Я немного рассказала о том, как мы проводим время, хотя рассказывать было особенно нечего. Разве только, как однажды он привёл меня ночевать на склад при магазине. А дело было так.
После ночи, проведённой на турбазе, Антон несколько раз приезжал за мной, и мы сидели в барах или просто разъезжали по городу на его голубой «Альфа-Ромео», болтая ни о чём, слушая музыку и попивая джин с тоником. Я понимала, что ему некуда привести меня для того, чтобы заняться сексом, но не собиралась помогать в решении этой проблемы. Если надо – пусть решает сам. И вот как-то Антон спрашивает, не могла бы я провести с ним всю ночь. Я не возражала.
Он остановил машину у солидного на вид магазина и сказал:
– Ну, пошли. Здесь и заночуем.
– Где – здесь? В магазине?
– Пошли! Если я тебя веду, значит, всё в порядке.
Мы спустились вниз по боковой лестнице, он снял висячий замок с железной двери, и мы прошли в полуподвальное помещение. Вдоль длинного коридора шёл ряд одинаковых закрытых дверей, и я поняла, что это склады. Одну из железных дверей Антон открыл ключом. За ней оказался практически гостиничный номер. Здесь стояли диван-кровать, холодильник, телевизор, шкаф, стол, – всё как полагается. И ещё была маленькая кухонька с электроплитой и санузел. Антон расставил на столе бутылки и закуски и сообщил:
– Ты не дёргайся, всё нормально. Магазин принадлежит моим друзьям, по ночам они здесь дежурят по очереди, но сегодня я вызвался сам посторожить, так что будем с тобой склады охранять… Нарежешь ветчину, пока я приму душ?
Я, конечно, внутренне над собой посмеивалась: дожилась, дескать, до складов и магазинов! Но не могла не признать, что всё было цивильно, и совсем успокоилась, когда Антон достал из шкафа чистые белые простыни.
– Хорошо дежурят твои ребята!
Наверное, и сам Антон не в первый раз заступал в ночную смену!
На рассвете я проснулась оттого, что в комнату проникла полоса света, но не из зарешёченного окна, а из коридора, а следом за светом вошёл огромный мужик в майке и спортивных штанах. Грудь и плечи у него были сплошь синими от бесчисленных наколок. Их было так много, что разобрать в полутьме хоть один рисунок не представлялось возможным. Мужчина бережно нёс накрытый белой салфеткой поднос с двумя чашками кофе и баранками:
– Вставайте, ребятки, на работу пора.
Меня просто парализовало от страха. Я была так шокирована, что даже не сразу сообразила натянуть на себя простыню. Так и лежала с минуту, абсолютно голая и оцепеневшая.
Антон пробормотал сквозь сон:
– Спасибо, дядь Коль.
Мужик спокойненько поставил поднос на стол и вышел.
– Что это было? – ко мне постепенно возвращался дар речи.
– А, не обращай внимания, это дядя Коля, хороший мужик, мой сосед. Недавно из зоны вышел, я устроил его сюда на работу.
– И за что сидел этот хороший мужик?
– За убийство, – равнодушно сказал Антон и принялся одеваться.
Лиза эту хохму оценила:
– Знаешь, Даш, в этом что-то есть: романтика, приключение. Ехать куда-то в ночь, мужчина, секс, музыка… То ли дело я: дом – работа, дом – работа. Такая благопристойная стала, что самой противно.
Я, конечно, подумала, что Лизка просто с жиру бесится. Муж обеспечивал её от и до, работала она только для того, чтобы дома не сидеть, и могла не гнать строки, подсчитывая каждую копейку гонорара. Огромную четырёхкомнатную квартиру раз в неделю убирала за небольшую плату соседка-пенсионерка. Готовкой Лизка тоже себя не утруждала, отдавая предпочтение полуфабрикатам, стирала за неё фирменная машинка, и потому самым нелюбимым занятием подружки было глажение белья.
– В чём же дело? – сказала я. – Заведи себе мужика.
– Так просто заводятся только тараканы, – вздохнула Лиза. – Не так уж много высоких красивых блондинов с голубыми глазами. Ты же знаешь мой стандарт. А если и завяжутся какие-то отношения, так я же не могу строить их нормально. Сразу начинаю над парнем изгаляться, сцены закатывать. А им это зачем, у них для этого жёны дома имеются. Им надо, чтобы, как ты, «сюси-пуси», чтоб любили да лелеяли, а я так не умею.
– Да и я порой – ещё та мегера.
– Ладно, не прикидывайся. Ты женственная, мягкая, вот мужики и тянутся. Потом ещё бывает и так. Познакомишься, вроде мужик что надо, всё при нём, и он к тебе подкатывает, то с тем, то с этим. А нет и всё! Вот хоть озолоти ты меня, сто лет не нужен. А бывает, и не к месту, и не ко времени, а как западёшь на кого – и всё. Сидишь как дура, таращишься на него и мысль одна: я его хочу!
– Бывает, – согласилась я и пожаловалась, – Антон это, конечно, хорошо. Лучше, чем ничего, но мне с ним скучно. Наверное, разные интеллектуальные категории.
– Толку что Серёжа твой был интеллектуал! Что он дал тебе в этой жизни?
– Хотя бы большую любовь. А вообще, конечно, грустно всё это. В моей жизни уже четвёртый мужчина, а ни с одним не было так, как хотелось бы. Наверное, я стремлюсь к недостижимому идеалу? Слишком многого хочу?
– Сколько-сколько? Четверо мужчин? Это ты имеешь в виду всех, с кем хоть что-то было? Да ещё, наверное, и вместе с мужем насчитала! – Лиза захохотала так громко, что на нас оглянулись с соседних столиков. – У меня их сто четыре было, потом уж со счёту сбилась… Так заведи пятого!
– Ты же сама говоришь: мужчины не заводятся так просто, как тараканы.
Кто в доме хозяин?
В воскресенье утром я вошла в свой двор, и баба Варя, которая занималась обрезкой спелых гроздей с разделявшего наши дома виноградника, встретила меня вопросом:
– Никак с моря, Даша?
Мы действительно выезжали на два дня с Антоном. Загореть под неярким осенним солнцем я, конечно, особо не могла, но, наверное, у человека, возвращающегося с побережья, бывает какой-то особенный вид, так что отпираться было бесполезно, и я кивнула.
– Ну, и правильно, Даша, отдыхай, пока молодая. А будешь, как я, другие будут дела и заботы, – она протянула мне крупную кисть «Изабеллы» и одёрнула задравшийся домашний халат, давно потерявший свой первоначальный цвет.