Я никогда не отдаю своего

Тут мы подошли к входной двери. Валька открыл ее и пропустил меня вперед.

– И что она говорит? – продолжила я наш разговор.

– Да ничего толкового. Все ревет. Вон сейчас ее на кухне валерьянкой отпаивают.

Мы прошли мимо кухни-столовой и направились в кабинет. Здесь работала следственная бригада, я, чтобы им не мешаться, проходить в кабинет не стала. Картина была малоприятной, да и что могло быть приятного в трупе. Всеволод Константинович сидел как-то неестественно в кресле, с запрокинутой назад головой. Вся его грудь была в крови, а вот на голове крови практически не было, только входное отверстие от пули и не четко по центру лба, а как-то по касательной. Словно стреляли с закрытыми глазами. От созерцания Князева меня вывел голос Лени, эксперта-криминалиста.

– Все. Я здесь все пальчики снял, – сказал он.

Только после его слов я стала осматривать кабинет. Сейф, что находился за картиной, был открыт, а бумаги, которые в нем находились, были разбросаны на полу. Я перевела взгляд на деревянную стеновую панель у кресла, стоящего возле окна. Она выглядела как все остальные. Неосведомленный человек даже и не мог и предположить, что за ним может находиться потайной сейф. Я же входила в то немногочисленное число, кто об этом знал.

– А вы второй сейф проверили? – задала я вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.

Все находящиеся в кабинете уставились на меня с недоумением.

– Вон за тем креслом стеновая панель открывается, за ней еще один сейф, – указывая рукой, сказала я.

Леня подошел к креслу, осмотрел панель и, аккуратно открыв ее, присвистнул. Все подались к нему, и только я осталась стоять на месте. Когда Валька снова подошел ко мне, я смогла лицезреть пустой сейф.

– Ты откуда знаешь про второй сейф?

– Второй сейф был вечным предметом дядиных шуточек в адрес Всеволода Константиновича, – ответила я.

– А нам жена даже не обмолвилась про второй сейф.

На это я пожала только плечами. Была у меня такая привычка: если я не знала, что сказать, или не хотела отвечать, всегда пожимала плечами.

– Ты случайно не знаешь, что в нем было?

– Откуда, знаю только, что здесь он хранил мою шкатулку.

Здесь мне делать было больше нечего, и я отправилась на кухню, чтобы поговорить с Оксанкой. Оксана сидела на стуле, склонив голову, и плакала. В руках она держала стакан с мутной жидкостью. Рядом с ней находился молодой полицейский. Увидев меня, входящую на кухню, он вздохнул с облегчением, словно с него сняли непосильный груз. Да, плачущая женщина – испытание не для слабонервных. Я кивнула ему, и он с нескрываемой радостью покинул кухню, оставив нас с Оксанкой наедине. Она проводила его взглядом и только после посмотрела меня.

– Алекс! Что же делается? Ну почему? За что?

И снова заплакала. Я присела перед ней, забрала стакан из ее рук и поставила его на стол. От него несло валерьянкой. Они ей весь флакон в стакан, что ли, вылили?

– Оксан, давай успокаивайся.

Оксана последний раз всхлипнула, вытерла слезы и вроде бы успокоилась.

– Алекс, как же мне жить-то теперь?! А-а! У меня же за душой ничего, даже жилья своего и того нет. Почти девять лет я на него потратила, и что? Ну почему жизнь ко мне так несправедлива?

– До оглашения завещания ты можешь пожить здесь. Да и не мог Всеволод Константинович ничего тебе не оставить, не такой он человек. То есть был.

– А ты случайно не знаешь, что в завещании?

– Нет, мы с ним же не общались.

– Ну да. Зато некоторые зачастили, даже здесь хозяйками стали себя чувствовать.

– Это кто же?

– Кто-кто, Светка. Шныряла здесь, все чего-то вынюхивала. На меня смотрела как на грязь под ногами. Конечно, кто я – стриптизерша. Только что-то Сева ее мамашке-королевишне под зад коленкой дал. А мы с ним девять лет душа в душу.

И снова зарыдала.

Вообще-то Оксана человек неплохой, просто недалекого ума. Одной из ее черт было любопытство. Она собирала все слухи и сплетни. Тут же их приукрашивала, а могла и приврать как следует. Из-за этого у них с Всеволодом Константиновичем не раз возникали скандалы.

– Оксан, слушай! Ты случаем не знаешь, он шкатулку такую большую никому не отдавал?

– Это которую ему Марат подарил? Видела, он ее последнее время в потайном сейфе держал. Это ведь твоя шкатулка, да?

– Да, моя.

– А ведь Марат пытался выкупить ее у Севки, еще когда ты за границей была. Бешеные бабки за этот железный гроб предлагал, а Севка, дурак, ни в какую. Они еще тогда здорово поругались. Это что ж получается, его за эту железку убили? И чего ж в ней такого ценного? По мне, старый железный ящик.

В кухню вошел полицейский, которому требовалось допросить Оксану, раз она уже успокоилась и могла разговаривать.

А я направилась к выходу. И тут за дверью увидела конфетный фантик. Я знала только одного человека, который ел такие конфеты, то есть сосал, раз это леденцы «Взлетные». Я нагнулась, якобы завязывая шнурок, быстрым движением подняла фантик с пола и сунула его в карман.

На улице меня поджидал Валька.

– Ну, что сообщила вдова?

– Да ничего интересного. Про второй сейф она знала. Слушай, а вы домработницу Нелли Михайловну уже допросили?

– Какую домработницу?

– Обычную, которые в больших домах убираются.

– У тебя тоже дом немаленький, только я в нем домработницу не наблюдал.

– У меня другой компот. Ты же знаешь, Лиза не любит чужих, да и мне физзарядка не повредит, – при воспоминании о Лизе я улыбнулась. – Так вот, у Всеволода Константиновича есть домработница Нелли Михайловна, адрес потом у Оксанки спросишь. Она у него убирается по понедельникам, а убили его, как я поняла, в ночь с понедельника на вторник.

– То есть ты хочешь сказать, что она могла что-то знать, а возможно, даже видеть убийцу?

Я снова вместо ответа только пожала плечами.

– Ты чего вечером делаешь? Может, посидим, а то давно не виделись?

– Приезжай.

– Тогда я к тебе часиков так в семь-восемь заскочу.

Мы простились с Валькой до вечера, и я поехала домой.

На работу я сегодня решила не ходить, к тому же у меня недельный отпуск. Могла себе такое позволить, раз трудилась управляющей банком, главным акционером которого и являлась.