Пространство Хрустальных Дворцов. Роман -фэнтези

Но не получила ответа. Он не умел читать чужие мысли. Не все в этом мире обладали моим даром.

Мы подъехали к институту.

– Пока, – сказала я.

До встречи, – ответил он.

На лекцию по современному русскому был собран весь наш курс – более ста человек, потому что читал ее Борис Иванович Ковалев – ректор института. Я обожала его лекции. Но сейчас мне было не до него.

Когда я влетела в аудиторию минуты за две до звонка, Иннка, которая, как всегда, забралась на самый верх и сидела вместе с другими двумя моими подругами в последнем ряду амфитеатра, поднялась и энергично замахала мне рукой.

Я стала пробираться к ним, переступая через две ступеньки, что было не совсем удобно в моей мини – юбке.

Иннка Печкурова – моя лучшая подруга. Более разных и не подходящих друг другу людей, чем мы с ней, представить себе было просто невозможно. Но мы не могли существовать друг без друга.

Иннка была очень красива и знала об этом. Она обладала просто сногсшибательной фигурой, короткими каштановыми волосами, длинной, как у Нефертити, шеей, идеальными чертами лица. Иннка была чрезвычайно уверенна в себе, иногда переходила границы и становилась высокомерной. Время от времени меня это напрягало, я психовала и переставала обращать на нее внимание. И тогда она опускалась на землю и наша дружба, как ни в чем не бывало, шла своим чередом.

Слева от нее сидели последовательно две другие мои подруги – Тома Заринская и Наташа Михайлова. Обе как всегда были в своем стиле: Томка лихорадочно списывала с конспекта подруги прогулянную вчера лекцию по зарубежке, а Михайлова тоном назойливой старшей сестры читала ей нотацию за безалаберность в учебе. С этой сцены начинался чуть ли не каждый мой учебный день в институте. Я, да и мы все, давно к этому привыкли и на Наташкины педагогические старания не обращала внимание не только Томка, но и никто другой из нас. Для прогульщицы это был раздражающий, но все – таки обязательный звуковой фон, который надоел до безумия, но от которого все – равно никуда не деться. По – этому она делала над собой нечеловеческое усилие, изображала на своем симпатичном личике умный и виноватый вид и заискивающе улыбалась Наталье. При этом, как нам всем было прекрасно ясно, основной ее задачей было – ни в коем случае не сбавить темп и успеть скатать конспект до окончания лекции Бориса Ивановича, потому что сразу за ней – практическое занятие по зарубежке. Лариса Ивановна сегодня точно будет проверять конспекты – обещала вчера на лекции.

Томка с Наташкой дружили с детства, еще со школы. Они учились в одном классе и просидели вместе за первой партой у окна все десять лет учебы. Наверное, для контраста мы теперь в институте все вчетвером сидим всегда, как правило, на самом последнем ряду – автоматически, по умолчанию.

Наташа всегда и во всем была серьезной и правильной. Ее жизнь полностью размерена и гармонична. Все ее поступки были продуманы и логичны. Из – за этого ей никак не удавалось понять Томку и перестать ее перевоспитывать.

Михайлова была одного роста со мной и Инной. Она много лет занималась спортивной гимнастикой, из – за этого у нее были красивые мускулистые ноги и несколько более широкие плечи, чем хотелось бы. Стриглась Наталья очень коротко – под мальчика и красила волосы в ярко – белый цвет.

Томочка была единственной маленькой из нашей четверки. Но она была похожа на точеную статуэтку, была невероятно элегантной и сексопильной. У нее было детское милое лицо с короткими прямыми русыми волосами и большими голубыми глазами. Это необычное сочетание – ранней женственности ее фигуры и детской наивности лица – придавало всему ее облику необыкновенную привлекательность. Одевалась она лучше всех нас, так как имела старшую сестру – морячку и соответственно доступ в торгсин – магазин для моряков. Тамара пользовалась огромным успехом у парней и меняла их довольно часто.

Любовные приключения заставляли ее часто прогуливать институт, но несмотря на это и совершенно невероятным образом, она училась лучше всех нас. Трех дней на подготовку любого экзамена во время сессии ей вполне хватало для того, чтобы усвоить его полугодовой курс.

Я быстро поздоровалась со всеми и села возле Иннки на забронированное для меня место. Какое – то время внимательно за ней наблюдала, пытаясь понять, что к чему. У Тамары с Натальей был их обычный утренний сценарий. А вот с Иннкой – то что? Какая – то она сегодня была не совсем обычная.

Не успела ничего у нее спросить, потому что она, как всегда, первой взяла инициативу в свои руки. Так как Тамаре с Натальей было не до нас, Иннка, забыв об их существовании, повернулась ко мне всем торсом, критически осмотрела меня с ног до головы и наконец сузив свои красивые светлые глаза в ехидной полу – улыбке спросила вместо приветствия :

– Ну и что же это мы так сияем? Небось Полуэктов в любви объяснился?

– Пока нет, но дело идет к этому, – ответила ей я

Она, естественно, не поверила, да я и не настаивала. Я сама пока еще ничего не понимала, хотя надежда в сердце уже поселилась и на душе было ужасно радостно.

– Ну – ну, – задумчиво произнесла она, но сверкающие глаза при этом никуда не исчезли.

Я внимательно присмотрелась к ней, тут было явно что – то не то :

– Ладно, не томи, что там у тебя?

– Лялька, дорогая, мы с тобой через месяц едим в Карпаты! – радостно заявила мне моя подруга.

– Ты с чего это взяла? Почему вдвоем?

– Ну а с кем еще я поеду в Карпаты, если папа достал две путевки в студенческий лагерь? Меня одну он никуда не отпускает, а с тобой – другое дело, ты у нас правильная во всех отношениях и на хорошем счету у моей мамы.

– Ну вот еще, Иннка, – ответила ей, – я же в Ленинград к тете собиралась, я же тебе говорила.

– Лялечка, ну какой Ленинград, ты же каждое лето туда ездишь, да и поедешь в августе, какие проблемы, тетя никуда не денется, а меня папа в лагерь одну не отпустит. И что я там делать – то буду без тебя, если подумать?

Иннка еще не закончила говорить мне все это, а я уже точно знала, что конечно – же поеду с ней в Карпаты и, как говорил один серьезный господин,: «Торг здесь неуместен.»

    (Примечание – фраза из книги И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок»)

У Иннки была патологическая любовь к Закарпатью. Она там родилась и прожила до двух лет – до того момента, когда ее родители разошлись и мама увезла ее в Херсон. Но на протяжении всей Иннкиной жизни папа каждый год летом забирал ее к себе. Моя подруга целый год жила предвкушением этой поездки, покупала себе наряды – летние модные платья, юбки и футболки а также спортивную одежду и обувь – ходить в горы.

Мне иногда казалось, что ее чемодан был готов к летнему путешествию где – то в начале зимы.

В этом году папа не мог принять ее у себя в доме, где много лет жил с другой семьей, потому что на все лето уезжал на Урал в командировку. По – этому он купил дочери две путевки в студенческий лагерь.

****

Поезд Симферополь – Львов отправлялся с Херсонского вокзала в 9 – 30 вечера. В 8 часов со всеми вещами – новой небольшой дорожной сумкой и видавшим виды рюкзаком моего брата за плечами – я была уже у Иннки в квартире. Договорились встретиться у нее – она жила в трех кварталах от вокзала.

– Кофе будешь? – вместо приветствия спросила Иннка.

– Ну давай, только недолго, времени – в обрез, – ставя вещи в угол прихожей, ответила я.

– Пошли на кухню, какой обрез? Еще целых полтора часа.

И вообще, не волнуйся ты так, не в Америку – же летишь, все будет нормально. Тебе кофе с сахаром?

Я кивнула. Она положила в чашку с кофе две ложки сахара, затем достала из холодильника открытую бутылку армянского коньяка и уже не консультируясь со мной, влила в мою чашку добрые полрюмки. А затем молча подала ее мне.

Ту – же процедуру проделала со своим кофе.

– Ну давай, за начало каникул! – Иннка поднесла свою чашку к моей, мы чокнулись. Я уселась поудобней на мое место у нее на кухне – между плитой и подоконником – мы с удовольствием потягивали кофе и молчали.

Я любила эти наши с ней посиделки на Иннкиной кухне и квартиру я ее любила. У нее было хорошо и уютно, она всегда была очень гостеприимна. Да и вообще мне казалось, что квартира ее меняла, сбивала с нее спесь, что ли. Иннка становилась более натуральной и естественной у себя дома и с ней было гораздо проще общаться. И еще – у нее в холодильнике всегда было что – нибудь вкусненькое, например, этот коньяк. Как они с мамой умудрялись так шиковать, для меня было загадкой, Иннка – студентка, а мама – рядовой советский инженер…

– Ну давай, рассказывай – что там с Полуэктовым? – немного охмелев, спросила Иннка.

– Да нет ничего с Полуэктовым, что вообще может быть с Полуэктовым? – ответила я и посмотрела во двор через окно ее кухни, лишь бы не встречаться с ней взглядом.

– Ну ты только сказки мне не рассказывай, я же тебе не Наташа Михайлова. Я давно вижу, что как – то все изменилось у тебя к нему, только вот не пойму никак – что. Ты какая – то счастливая все время ходишь, как будто знаешь о чем – то. Или в самом деле – знаешь? – вдруг Иннку озарила догадка и глаза у нее сузились.

– Знаешь, да? Ну расскажи мне, – попросила она.

– Не могу, – коротко ответила я.

Иннка сразу изменилась, глаза стали колючими и чужими, она молча подошла к окну, открыла его и зажгла сигарету. Она курила иногда, но редко – когда ей было очень хорошо или когда ее что – то бесило.

Я не хотела омрачать наш отъезд и по – этому в сотый раз ей начала объяснять, что не могу, не должна, не имею права никому ничего рассказывать о моих видениях. Я поняла это давно, еще в детстве, интуитивно почувствовала, что видения эти нужно держать в тайне, чтобы не повлиять на судьбу человека, к которому они относятся, не навредить, в общем. Потому что, скажем прямо – это не совсем нормально – знать будущее.