Манкая

– Митя, быстрее…

Ее всхлип взвинтил и без того обезумевшего Широкова. Без слов подхватил он полураздетую свою Юльку и ломанулся в спальню. А там уже и пуговицы расстегнулись сами собой, иные поотваливались и застучали по паркету сухим горохом. И вот уже его жадные губы на загорелой, гладкой коже, а ее нежные руки на крепкой груди. Жаркий шепот, поцелуи, куда придется, и стоны, всхлипы… И все упоительно, желанно. Слишком хорошо, чтобы быть просто страстью и вожделением. Она слишком отдавалась, а он слишком брал.

Кто сказал, что любят только душой и сердцем? Почему не упомянул, что тело тоже умеет любить и говорит об этом самым правильным, самым приятным образом? Юленька самой себе еще не призналась, что любит Митю, а вот тело ее уже говорило, отвечало на те его слова давешние, сказанные в проулке между домом и магазином на углу. Митька чувствовал сейчас всю Юльку, малейший ее вздох, легкое трепыхание венки на шее и понял, что она его. Вот совсем вся его. И любит! От понимания этой прекрасной правды, ухнулся он в глубочайший омут удовольствия, утянув за собой и ее, сияющую, манкую, любимую. Впитал в себя ее долгий стон и ответил своим.

– Юлька, я люблю тебя…– ничего другого Митя просто не мог сказать!

Вот же оно, сокровище, в его руках. Гладкое, горячее, упругое, бесконечно дорогое и желанное. Но его ли? Вот только что, чувствовал он ее всю, принял ее трепет и восторженный всхлип, но почему она молчит сейчас в ответ на его слова? Почему не скажет ему, что она тоже любит и будет с ним, будет его? Он ждал, а она без слов обняла его крепко и уткнулась в его шею, тихонько целовала и молчала, молчала…

– Скажи хоть слово, не молчи! – голос его сорвался.

Она не ответила, провела нежными ладошками по его груди и животу, потянулась и поцеловала так крепко, как только умела. Такому призыву сопротивляться сложно, особенно тогда, когда целует любимая. И Митька снова пропал. Да и Юлька вместе с ним. Время то бежало, то шагало, то останавливалось. И сердца их бились в такт со временем. Быстро, медленно, замирая.

Обессиленные оба уснули, крепко обнявшись. Если не считать неясного шёпота и стонов, ни единого слова не было сказано. Вероятно, им придется поговорить, но не сегодня. С этой мыслью и уснул Широков, прижимая к себе свой приз.

Проснулся Митя первым и сразу же почувствовал тепло Юлькиного тела. Она свернулась калачиком под его боком и тихонько так спала. Дышала ровно. Митьке пришлось сползти ниже, чтобы его лицо оказалось вровень с ее. Разглядывал внимательно, отметив и легкую улыбку, которая украшала ее нереально и восхитительно пухлые губы, которые он целовал ночь напролет. Впервые не приметил он печального излома темных ее бровей и порадовался, что вид Юлькин умиротворенный и скорее счастливый, чем несчастный. Чем дольше смотрел, тем больше хотелось разбудить ее. Увидеть улыбку, заглянуть в ее яркие серые глаза и услышать голос. Но спала она так сладко, что Митька не посмел прервать ее блаженной неги и сполз с постели, прикрыл простыней любимую девушку. Вздохнул с сожалением, укрывая ее красивые плечи, которые хотел целовать, но она спала, и пришлось ждать.

Спросите, откуда мужик такой заботливый? Ну, из Ярославля же! Шутка. Просто Митька очень любил свою мать. И более чем другие представители его пола, понимал, что женщина сама по себе существо ранимое и хрупкое. И это вне зависимости от характера. Женщина сколь угодно долго и рьяно может доказывать свою силу и волю, но факт есть факт, женщина она и все. Сомнения там, где мужик примет мгновенное решение. Переживания, которые мужчина просто не поймет по причине иного уклада мыслей, нервной системы и гормонального набора. Бессилие в тех вопросах, в которых мужчина словно рыба в воде. Так природой заложено. Мужчина сильнее, умнее, быстрее и прочее и прочее. Горе женщинам, которые уверены в собственном превосходстве. Такие редко бывают счастливы в парах, если конечно сумеют найти себе кого-то.

Чуткий мужчина большая редкость. Некоторые барышни принимают это за проявление слабости, и очень глупо поступают. Мечтают о бруталах, горячих и властных. А ты пойди, поживи с таким. Слова поперек не скажешь, любое действие подвергается критике, а что еще хуже, вечное и постоянное давление его брутального превосходства во всем.

Широков, не смотря на жгучее желание разбудить Юльку, все же остановил себя и дал ей время отдохнуть. Тихо прошел в ванную. Оттуда в гостиную. Поболтался по кухне. И все это время чутко прислушивался к тому, что там в его спальне. А в спальне тихо и мирно. Спит Юлька и улыбается во сне. Митька, если бы мог видеть себя со стороны, вероятно, смеялся бы. Вот бродил он по дому своему и улыбался, как идиот. Более того, ощущал и впитывал в себя сияние Юлькиного присутствия. Ничего странного! Он прекрасно помнил тот свой первый приход в дом Юльки, когда боялся нападения ее сияния. А теперь и его дом и он сам попали под все это Юлькино свечение, и оно осчастливило и дом, и хозяина и даже одинокий цветухан, подаренный Светочкой Заварзиной.

Долго он не выдержал, ну уж сколько смог. Припомнил, что проснуться можно от легкого звука и даже от привычного утреннего запаха. А какой у нас утром запах привычный? Правильно! Запах кофе. У кого-то яичницы, правда, но Митька решил, что кофе хороший вариант. Сварил, налил в кружку и отнес в спальню. Поставил ароматный напиток на тумбу рядом с кроватью, а сам присел на пол и прислонился спиной к стене. Стал ждать. Ни за что не хотел пропустить момента ее пробуждения и желал поймать ее первый, пусть еще сонный взгляд на него. Страшился этого, но и ждал.

Не мог он не понимать, чуткий наш кавалергард, что Юленька пока еще в сомнениях, иначе ответила бы на его горячие слова о любви. Вот и сидел, ждал, надеялся.

Аромат кофе ее разбудил, честное слово. Юля шевельнулась, потянулась и положила руку на подушку, где спал Митя. Не нашла его, теплого, и быстро села в постели.

– Митя! – голос испуганный, взволнованный.

– Я здесь, Юлька! – Митьку взметнуло с пола, и он присел на край постели рядом с ней. – Я здесь. Ты что?

Она обернулась, увидела его, и собралась улыбнуться счастливо, но что-то помешало. Судя по яркому румянцу, Юльке было не то, чтобы неловко, но смущенно, особо если вспомнить, чем она вот на этой постели занималась всю ночь. И с кем. Натянула москвичка наша простыню повыше, пытаясь прикрыть наготу, и собралась уже голову опустить стыдливо, но Митька не позволил ей смущения.

– Я кофе тебе сварил. Юль, я даже не знаю, какой ты любишь. С молоком? Со сливками? Черный? Сладкий? – ну простые вопросы, согласитесь.

Митька помнил, что Юльке тяжело давался выбор, однако был удивлен и рад тому, что он твердо заявила.

– Спасибо. Черный, сладкий

Митька порадовался, что угадал и протянул ей кружку с теплым еще кофе. Юлка сделала долгий глоток и, что уж там скрывать, была рада спрятаться за кружкой от внимательного взгляда Ширковского. Потом еще глоток и еще… Митька молчал, а Юля…

В ней все, простите, дрыгалось. Можно было бы сказать нежнее, например, трепетало, но это не совсем то слово. Дрыгание было натурально серьезным. И смущение Юлькино было совсем не от того, что она грешила сладко всю ночь, а потому, что ей хотелось продолжения. Сюрприз? Ага. И задавалась она вопросом, насколько этого хотел сам Митя? Юлька, по сути своей сомневающейся, очень боялась признаться в этом горячему ярославскому любовнику, но дрыгание продолжалось и не осталось незамеченным.

– Что-то не так? Юль? Что с тобой? – Она снова принялась пить кофе, а Митька запаниковал! – Жалеешь? Тебе неприятен мой вид сегодня? Юль, скажи хоть что-нибудь!

Выхватил кружку из ее рук, поставил на тумбу и взял за плечи. Встряхнул легонько и заставил смотреть прямо на себя.

– Хочешь уйти? Хочешь, чтобы я ушел? Чего ты ждешь от меня? Чего ты хочешь?! – и снова встряхнул.

Юля была рада Митькиному голосу, точнее такой вот его волнительной интонации, но все никак не решалась озвучить своё, мягко говоря, пикантное желание.

– Мить… – и замолкла, наблюдая тревогу в серых глазах. – Ты прости меня, но …э…

– Что? За что простить? – Митька ждал, а Юля решилась.

– Я очень хочу тебя поцеловать, и хочу, чтобы ты снова меня любил.

Широков основательно завис, осмысливая ее слова, а Юлька по привычке сомневаться проговорила неуверенно:

– Если ты не хочешь…то….

Митька в упор разглядывал свою девочку и все никак не мог осмыслить ее просьбы. Ну, то есть как, не мог… Он понял все, просто реагировал странно. Вот какая-то исключительно шальная, счастливая воронка зародилась в нем и плавно завивая свои кольца поднималась выше и выше. Путано? Ага. Но, от этого не менее офигительно.

Юлька истолковала его молчание по-своему и сжалась вся, сделав движение «на выход». Опустила голову, прикрыла волосами пышными свою расстроенную мордашку и полезла с постели.

– Стоять! – Широков скомандовал идиотски-счастливым голосом. – Ну, держись, Юлька! Попала ты капитально!

Рванулся к ней, придавил к постели всем своим весом и поцеловал манкие чувственные губы, пахнущие кофе, изумительно сладкие и нежные.

Хорошо, что оба молодые и здоровые, в противном случае можно было бы запросто получить сердечный приступ. Такого, простите, сексуального марафона никогда не было у Митьки, а уж про Юльку и говорить нечего.

Глава 21

– Отпусти, – просила Юлька Широкова, а он только головой мотал и тем самым заставлял ее смеяться. – Отпусти, Митя! У меня есть одно важное дело.

– Какое? И что может быть важнее, чем я? – наглый и счастливый Митька захватил Юлькины руки и крепко держал их.

– Ничего! Но мне, правда, нужно уйти, – тон ее стал серьезным, и Митя отпустил тонкие запястья.

– Ты вернешься?

– Если ты этого хочешь. – Плохой ответ и он, разумеется, Широкову не понравился.

– А ты хочешь? Юль, без шуток. Я не хочу тебя отпускать. Зачем спрашивать, хочу ли я, чтобы ты вернулась?

– А я не хочу уходить. Но, должна.

Все, дошло до Митьки куда и зачем она собралась!

– Ты к Кириллу?!

– Да.

– Нет. Зачем? – спрашивал и понимал, что идти ей надо, и вопрос он задал тупейший. – Хочешь рассказать ему? Юль, я могу пойти с тобой. А еще лучше, я сам ему расскажу.

– Нет. Я должна сама, понимаешь?