Весь день разрабатывался план дальнейших действий. Елена даже немного отвлеклась от своих нелёгких мыслей. Но вечером, за ужином, Вит не выдержал, и буквально, вопрос за вопросом, выведал суть происходящего с ней.
– Мы так и думать… Мы так и думать…, – причитал он.
А Алиция гладила её по руке и говорила: "Сердце подойдёт", имея в виду "сердце подскажет."
Началась ленкина итальянская жизнь. Поначалу было очень много работы в новой студии, названной "Витали" по первым буквам имён – Вит -торио и Али- ция. Там даже у неё был свой уголок. Елена видела город только из окна машины, от дома до работы, и назад. У них не было времени даже просто погулять. Выставка "История русского костюма", о которой Вит мечтал несколько лет, и где она пригодилась как никто другой, должна была открыться в Венеции. И это очень осложняло весь процесс подготовки. Последние дни почти не спали. А первые дни в городе на воде бодрствовали и днём. и ночью. И уже перед самым открытием Витторио заставил всех пораньше лечь, чтобы они хоть как-то выглядели. А то посетители перепугаются и разбегутся.
В доме было сыро, и от этого неуютно. Елена вышла на балкончик, нависающий над водой. И отправила во Вселенную послание своему Серёжке, мысленно помолясь за него. Она представила его спящим в какой-то палатке, всё время ей виделся рядом с ним автомат. И её "послание", как облако, окутывает его с ног до головы, защищает от всего враждебного. Только будь жив, Серёжа!
Выставка прошла успешно. Вит был немного недоволен посещаемостью. Но когда о нём и его детище написали в газете, "отправился" на вершину Олимпа, ни мало, ни много. И, наконец, устроил обалденную экскурсию по Венеции.
Вернувшись в Милан, они сразу окунулись в работу. Витторио фонтанировал идеями, и вся дружная компания помогала ему всеми силами.
А когда Елена поняла, что ждёт ребёнка, предела счастью не было конца. Она уже жила у мамы Алиции, Софи. Та позвала её, потому что скучала одна, а Алиция никак не дарит ей внука. А с Леной она будет заниматься итальянским, и дело пойдёт быстрее. И так получилось, что первой о беременности узнала именно она. И именно она первые месяцы будет рядом с малышом и станет его крёстной, самой настоящей. Софи будет присылать ему подарки, приезжать в гости, забирать его летом на отдых на море и много чего ещё. А пока она заставляла Лену есть кашу, а не пиццу, которую сама же и готовила мастерски.
Витторио, конечно, был рад, но, пряча глаза спросил: "Ты теперь уедешь?"
– Я же не больная, а беременная. Вполне функциональная. Работать могу теперь за двоих.
Он расцвёл, помчался в магазин, притащил бутылки с водой, фрукты, какие-то молочные продукты, соки. Всем объявил, что это для Ленусьи.
А Ленусья совершенно растерялась. Действительно, когда она уедет? А как же учёба, которая ещё и не началась? И, главное, Серёжа. Связи с ним нет. Да и зачем волновать, пусть спокойно заканчивает своё "начатое". И вообще не надо никого волновать. Она здесь, они там. Ни маму, ни папу не выпустят, это точно. И Елена, кое-как объяснив своим итальянским друзьям, взяла с них слово никому не сообщать. А иначе дружба врозь!
Но мама всё узнала. Не от неё и не от них. И всю оставшуюся жизнь не могла простить. Она позвонила и сухим голосом спросила.
– Когда мы должны были узнать о твоём интересном положении? В следующей жизни? Ты совсем ополоумела, дочь. Я боюсь даже подумать, какая реакция будет у Вани. Надеюсь, на наши похороны ты соизволишь пожаловать. А уж о том, увидим ли мы внука или внучку, язык не поворачивается спросить. Мы получили контейнер из Владивостока. Твой муж прислал твои шмотки и письмо. В нём он сообщает, что беременна ты не от него, поэтому он разводится с тобой. Вот так твоя мать и узнала твою тайну.
И отключилась. И только через месяц Елене удалось вымолить у неё прощения. Она тоже получила официальное извещение о разводе. Как законопослушный гражданин посещала посольство каждую неделю. А они послали запрос мужу беременной женщины, почему он её не забирает. Вот так и Борисов узнал. Поводов для высылки не было, Елена ничего не нарушала. И уже слушала лекции, оплаченные валютой. Нашей стране нужны были специалисты, за которых самой стране не надо было платить. И будущую мать оставили в покое. Но покоя не было. Полгода прошло… Витторио обещал отпустить её, когда Сергей вернётся.
– Мы встретимся, поговорим и решим, что делать дальше. – Уговаривала Ленусья Вита. – Я вернусь, не брошу дело на полпути. Серёжа поймёт. Мы что-нибудь придумаем.
Витторио только кивал головой.
Ходила Лена хорошо, чувствовала себя великолепно. Софи была начеку. Еда, работа, учёба, отдых – всё по расписанию. Кроме как Мадонна, никак теперь Лену не называла. И все стали называть так. Они вдвоём облазили весь Милан, фантастически красивый город. А Мадонне сейчас нужна истинная красота. Они очень любили посидеть на уютной небольшой площади перед театром Ла-Скала. И несколько раз ходили в сам театр. Софи знала о Сергее, и ей понятно было беспокойство этой русской девочки. И чтобы отвлечь от грустных мыслей будущую мать, она кое-что придумала. И подговорила Вита с Алицией.
Они подошли к Елене сразу втроём, как-то плечом к плечу. Она даже перепугалась.
– Что такое?
– Нет-нет, всё хорошо, – запищала Софи.
– Так и родить можно…
– Нет-нет, не надо родить, – и Витторио очень осторожно предложил. – Мы хотим сделать фотосессию. Мадонна. С тобой.
– Мы уже немного поснимали, – продолжила Алиция и протянула Елене фотографии: она в сквере, на большой площади перед Миланским собором кормит голубей, в театре в ложе. Хорошие добротные фотографии, везде видно, что женщина беременна.
– Ну вам что-то ещё нужно от меня?
– Да, – Витторио замялся.– Нам нужно неглиже.
Елена округлила от удивления глаза.
– Нет-нет! Витторио, молчи уже. Мы хотим сделать несколько фото, обмотав тебя в прозрачную ткань несколько раз. Чтобы всё было пристойно. Только обозначить животик, грудь. Ты как раз немного поправилась, глазищи во всё лицо, в них всё написано, и придумывать ничего не надо. Без твоего разрешения ни один снимок из этой студии не уйдёт.
Ну как им отказать? И пошла работа. Вкусу и мастерству Алиции, классному фотохудожнику, все, кто её знал, доверяли полностью. В том числе и Елена. Но то, что эта женщина, сама давно и неистово хотевшая ребёнка, сотворила в конечном итоге, потрясло.
– Мама миа! – Зазвенел восхищённый голос Софи.
Елена узнавала и не узнавала себя. Еле проступающие очертания женщины, ждущей ребёнка, и глаза, в которых была какая-то благость, одухотворённость, ожидание чуда рождения. Всё это вместе притягивало, невозможно было оторваться. Слёзы, светлые, добрые, тихонечко покатились из лениных глаз. Щёлк. Алиция не была бы Алицией, если бы пропустила такое. Эта фотография стала заставкой фотоальбома.
– Боже, как хорошо! Ты – волшебница, чудесница, художник от бога. – Елена обняла её. – Почему раньше не занималась этой магией?
– Потому что не было такой натурщицы. А теперь с твоей лёгкой руки буду.
Этот альбом действительно стал далеко не единственным в творчестве Алиции Дази. И ни один не остался без наград. И этот, первый, получил приз зрительских симпатий и номинацию "За профессионализм". И каждый следующий приносил людям только радость и восхищение. Жизнь прекрасна!
Но где же Сергей? Папа и жена Виктора, твердят в одну дуду: "Плохих новостей нет. Значит, живы." Подходило время родов. Елене так хотелось самой сказать Сергею, что он будет отцом, увидеть его реакцию, утонуть в его глазах. Она уговорила маму не объявлять эту новость до её приезда. Но о перелёте уже не могло быть и речи. Маму не выпустили из страны, а Наташку, служащую в министерстве транспорта, и подавно. Витторио и Алиция тряслись за неё, никуда от себя не отпускали, а Софи вообще спала с ней в одной комнате. Поэтому никаких неожиданностей не произошло, роды прошли в штатном режиме. Елена не плакала, не орала, а только закусывала нижнюю губу и твердила: "Я всё выдержу, Серёжа, только пусть у тебя всё будет хорошо!" И чем сильнее становилась боль, тем твёрже звучало её заклинание: "У него всё будет хорошо!" И это можно было отнести как к отцу, так и к сыну, тоже Серёжке.
Уже через неделю Елена помчалась на лекции. Ей надо было как можно быстрей заканчивать с этой итальянской жизнью. Софи сидела с маленьким Серджио, а его мама носилась между университетом и кормёжкой сына по пять раз на дню. Из дома её пичкали какими-то небылицами, но одно она знала точно: Сергей вернулся.
Когда Серёженьке исполнился месяц, мама позвонила поздравить. И Елена не выдержала, перебила и заорала:
– Да что, в конце концов происходит? Где Сергей? Он здоров? С ним ничего не приключилось? Мама, не молчи!
– Ленок, родная, он жив, здоров. Не нервничай, молоко пропадёт.
– Мама! Какое молоко? Я сама скоро пропаду! Господи, что с ним? Неужели нет возможности поговорить?
– Видишь ли, – трубку взял отец, – ты сама запретила нам открывать рот, вела какие-то подпольные игры. Мать вообще обезоружила, взяв с меня слово молчать. Я даже стал сомневаться, что отцом моего внука является Сергей. Я думаю, что он тоже. И как нормальный человек, решил, что ты не просто так скрываешь факт беременности. Но с другой стороны, ему не привыкать брать ответственность за чужих детей. А ты себя никак не проявила, и он, видимо, посчитал, что лишний на твоём празднике жизни. Поэтому его нет в стране. Вы с ним два придурка на букву "и". Ты в И-талии, а он в И-раке, работает на автомобильном заводе. Дом достроил, там кто-то живёт, что ли. Не знаю. Связи у меня с ним нет. Да мне и тебя хватает, каждую неделю отчитываюсь перед известными инстанциями на старости лет. А ты к искусству приобщаешься. Вперёд, доча! Аривидерчи!
– Пап, пап!
– Это я, мама. Он очень переживает. Внук без отца, без дедушки и бабушки. Дурдом… Ну ладно, поберегитесь там. Мы вас очень ждём. И ещё, поговори с Ольгой, она что-то знает. Такая же партизанка, как и ты. Перезвони попозже, но до семи, пока отца не будет.
Елена еле дождалась.
– Ленка, привет! Мама сказала, что ты будешь звонить. Я вас поздравляю орхидеей. Я её купила и написала "Первый месяц". Их будет двенадцать. Когда вы уже приедете?
– Оля, я постараюсь как можно быстрее. Скажи мне, родная моя, что ты знаешь о Сергее?
– О Сергее? О нашем (слышь, нашем)? Да ничего. А что?
– Я тебя сейчас трубкой по башке. Что значит, а что? Говори быстро, а то у меня молоко пропадёт.
– Ой, щас, щас. Значит так. Я тебе ничего не говорила. Иначе ты получишь, и я тебе ничего никогда больше не расскажу.
– Ольга, чёрт побери!