Столетовы. Часть 1. Верьте в любовь, девчонки!

– Всего полгода.

– Полгода? Да вы что? Эти мифические "полгода" превратились в проклятие моей жизни. Да ни за что!

– Дочь, прекрати. Это не наше решение. Туда, куда вы едите, детей не берут. И ты же не чужим людям оставляешь сына. Нет, ты можешь, конечно, остаться дома. Пусть Сергей едет один.

До Елены туго доходило. Но дошло: Сергея одного на полгода… Нет, никогда.

– Господи, да когда же это кончится!!! Я жить хочу без муки, без боли, без тоски…

Она чуть не упала, хорошо, что Сергей держал её.

Мама заплакала и ушла на улицу. Ольга тоже хлюпала носом. Наташка, приехавшая проводить своих друзей, молчать уже не могла.

– Послушай, дорогая моя подружка! Я не буду напоминать тебе больше никогда то, что сейчас скажу. Скажу и выкину из жизни и из памяти. В том, что сейчас происходит, вы виноваты с Сергеем оба. Наворотили, так наворотили. Вдвоём и разгребаете! Но ты, Ленка, задрала планку жизни на невообразимую вышину, с тобой очень сложно. Неужели нельзя просто жить и радоваться, ведь всё хорошо. Просто прямых дорог нет. Но есть грязные и разбитые, это не про нас, а есть с поворотами, развилками и перекрёстками, но зато чистые и ровные. Так иди уже по своей, теперь вашей совместной, вместе со своим Сергеем. И не забывайте, что есть мама, папа, Ольга, ваши друзья… Подумайте о них. Ведь все желают вам счастья, как никому другому. Вы заслужили быть счастливыми, как никто другой. И все этого очень ждут, как не от кого другого. Я очень тебя люблю, Ленок! И тебя, Серёжа. Но, пожалуйста, не рвите нам сердце.

Елена высвободилась из рук мужа, слова Натальи подействовали на неё как ледяной душ. Как она была права!

– Молодец, девочка! Сказала так сказала, за всех! – Похвалил Наташку отец.

Лена подошла к ней, обняла.

– Как мне повезло, что ты у меня есть. Дай бог здоровья тому куратору, который соединил именно наши вузы в той абитуре. Я тоже тебя очень люблю! И желаю тебе счастья, как никому другому.

Все опять расселись. Лена вцепилась в маленького Серёжку, ничего не ела. Мама рассердилась, забрала малыша, заставила её поесть. Потом объясняла на ухо Сергею, что надо делать, чтобы у Лены закончилось молоко. И он внимательно слушал. Елена уже обратила внимание, что Сергей не гнушается ничем, что связано с его семьёй. Серёньку раздевает и отмывает без проблем, маме помогает по дому, чистит санузлы, выносит мусор, вместе с папой борется с мышами, вылавливает крота. И даже успел помочь вычистить пруд, ныряя и вытаскивая всякую гадость. Причём делает это весело и сердито.

Вечер прошёл грустно. Елена уснула в обнимку с Серёженькой. А утром попросила не провожать их в аэропорт. Они простились дома. И уже в самолёте, убрав подлокотник, она прижалась, как могла, всем телом к своему мужу и до самой посадки не отпускала его. И плакала тихо-тихо… А у Сергея сжималось сердце, ведь он не мог ей помочь. И хотя ему было очень неудобно, и рука затекла, он не двигался, а только целовал её волосы и ручки, такие тоненькие и нежные пальчики, и ладошки, и запястья.

После Италии эта восточная страна не понравилась Елене. Ни город, ни люди, ни климат. Жарко и грязно. Но в посольстве, где им предстояло жить, было очень даже симпатично: зелёные дворики, чистые квартирки, и русский язык.

Первое, что бросилось в глаза, когда Лена вошла в квартирку Сергея, её фотография на стене. Такая же как в доме у Борисова, но чёрно-белая. Эту фотку сделал Серёжа, она была его. А Игорь раскрасил, сделал своей. Воспоминание об этом, первый раз за довольно долгое время, не вызвало никаких эмоций. Да и не хочет она ничего вспоминать. Фотография на стене увела её в дни юности, туда, на озёра.

– Что, к моему приезду повесил?

– Давно висит. – Не стал развивать тему Сергей. – С первого дня. Так, там спальня, там кухня, здесь гостиная. Предлагали побольше, но зачем? Я здесь уже привык. Ты не против?

– Да нет. А когда сеанс связи?

– По пятницам. И экстренная. Но она нам не понадобится.

– Через три дня, – вздохнула Елена.

– У нас с тобой сегодня свободный вечер. Потом я буду много работать.

– А ночевать?

– Это всегда-пожалуйста.

Он старался изо всех сил отвлечь её, хоть чем-нибудь. И взялся разбирать чемоданы, объясняя куда всё складывать.

– Я завтра сама разберу. А сейчас давай отдохнём.

– Ты устала?

– Я к тебе хочу, под крыло, – забрала кое-какие вещи и несессер и ушла в ванную.

Вышла. Поставила чайник, открыла холодильник и удивилась – он был полон. Даже блинчики, их, русские, горочкой на тарелочке.

– Это Валентина Ивановна, жена нашего зама. Она всем мальчикам, которые без жён, готовит. Ну а нам к приезду. – Улыбался Серёжа.

Они попили чайку, Сергей куда-то звонил. Лена, свернувшись калачиком, улеглась. Сильно болела грудь. "Как он там, мой мальчик? Без мамы…"

Она позвала мужа. Он сделал всё, как учила Зинаида Васильевна. Процесс довольно болезненный, Елена морщилась, терпела. А потом залезла к нему под руку, подняла свои чудные зенки-зелёнки, пронзительно грустно улыбнулась.

– Ничего, Серёжа, я немного свыкнусь с этой мыслью, и всё наладится.

Конечно, он понял, что она скучает по сыну. А уж как он? Только ощутил себя отцом, и вот…

А через месяца полтора Елена поняла, что опять беременна. Как-то утром её сильно затошнило, и Валентина Ивановна подтвердила её опасения. Они очень подружились и почти всё время были вместе, пока их мужья работали. Этот ранний токсикоз Лена протаскала ровно до того дня, когда её строптивая дочь (она надеялась на это, уж больно по-разному протекали две её беременности) двинула её в бок, видимо, пяткой.

– Ой, дерётся.

– Что? – Не понял Сергей.

Он находился в состоянии перманентного счастья с того момента, как узнал о возможности стать отцом во второй раз.

– Твоя пумпусечка передаёт тебе привет. Давай руку, – и положила её на живот. – Жди.

Бац, бац.

– Видал, разбушевалась.

– А тебе не больно? – Заволновался папаша.

– Нет, всё идёт своим чередом, ровно и спокойно.

Насчёт последнего я бы поспорила.

От прежней Ленки остались только глаза. Весила она килограмм пятьдесят при довольно высоком росте и походила на беременную цаплю. От вида жены у Сергея сносило крышу. Ехать домой она категорически отказалась (далеко сидят в русских женщинах гены декабристок). Обманула, что всё прекрасно, ей не впервой, пока он не увидел в образовавшийся выходной, что именно прекрасно: её выворачивало наизнанку от любой еды или резкого запаха. Кое-как дальше желудка проскакивали только фрукты. К вечеру она оставалась без сил, и Сергей брал её на руки, как маленькую девочку и ходил по комнате, рассказывая, что происходит в мире. Женщинам не разрешалось выходить в город без сопровождения. В первый месяц они с Николаем Петровичем, мужем Валентины Ивановны, несколько раз совершали вылазки, чтобы хоть немного развлечь своих жён. А теперь Елене было уже и не до этого. Единственное, что чуть-чуть её отвлекало, это выполнение заданий, которыми снабдил Елену Костик, расстроенный её отъездом. Да и сама она много рисовала, придумывала, конструировала. Материалы, нужные ей для работы, привозила Валентина Ивановна, когда вместе с работниками хозблока ездила покупать продукты. Она очень ей помогала. Елена стеснялась выходить из квартиры, дабы не пугать немногочисленный контингент, состоящий, в основном, из молодых пацанов охраны. Мужиков тоже жалели, им приходилось работать чуть ли не круглосуточно. Все хотели как можно быстрее выполнить условия контракта и уехать из этой неспокойной страны. Валентина Ивановна выводила Елену погулять рано утром, пока все спали. А потом старалась хоть чем-то накормить будущую мать. И сидела рядом, вставляла нитки в иголки, точила карандаши, вырезала выкройки. И солила огурчики, которые Елена уважала с мёдом и орехами.

Мука закончилась в один момент. Лена не верила своим ощущениям: она очень хорошо себя чувствовала. Утренний моцион понравился и пумпусечке – она молотила мать в живот с каждым вдохом свежего воздуха. Жизнь налаживается, Елена Ивановна.

Больше всех радовался Сергей: его жена, его Леночка, смеётся, шутит и ест. Ест всё подряд. Им оставалось полтора месяца, к новому году будут дома. И Елена выпросила разрешения хоть один раз выйти в город, конечно, с Валентиной Ивановной и "сопровождающими их лицами", чтобы купить подарки и материалы, приглянувшиеся ей. И Сергей сдался. Он работал допоздна, отдыхал только ночью. Валентина Ивановна обещала держать Елену всё время за руку. Как получилось, что они потерялись в самой гуще базарной толкучки, не понял никто. Европейские женщины одевались так же, как и мусульманки, одни глаза торчали из-под платков. Найти Елену оказалось невозможным. Вызвав представителей посольства, Валентина Ивановна, выдирая себе последние волосёнки, объяснила ситуацию. Они искали её до вечера, подняли все дружественные представительства. Елены не было нигде.

Сергею показалось, что он умер. Его жена, носившая ребёнка, не вернулась домой. Комендантский час вступил в свои права, и вся русская братия собралась на совещание. Валентину Ивановну и двух мальчишек-охранников, пытали, заставляли вспомнить всё по секундам. Наконец, вырисовалась картинка: Валентина Ивановна выбирала гранаты и на секунду выпустила руку Елены. А пацанов немного оттеснила толпа женщин, орущих что-то на своём языке. Получалось, что Елена могла попасть в эту женскую толпу, и её зацепили. Ну кто, где, куда? Вопросов не уменьшилось. Всю ночь они рядили-гадали, звонили, собирали крупицы хоть каких-нибудь данных. Утром опять ринулись в город. А вдруг где-нибудь что-нибудь и проявится. И проявилось.

Елена услышала голос мужа. Наверное, показалось. Нет, не показалось.

– Серёжа! – заорала она. – Я здесь!