Мальвина

– Какой у меня высокий писклявый голос!

Она непроизвольно сморщилась.

– Это всегда так бывает, – монтажёр совершенно буднично озвучил ей прописную истину.

– Как – так?

– Почти всем сначала не нравится свой голос, как и образ в кадре. Мы же в обычной жизни себя со стороны не видим и не слышим. Потом привыкнешь.

– Ты хочешь сказать, это нормальная озвучка?

– Для начинающей корреспондентки – ничего особенного. Ты думаешь, наша главная ведущая сразу пришла такая? Все с чего-то стартуют. Через год, конечно, такой голос уже не пойдёт. Поэтому надо тренироваться.

– Каааак? – девушка умоляюще смотрела на лояльного монтажёра.

– Самое простое – у зеркала. Берёшь короткий текст и проговариваешь его в зеркало. Так ты увидишь свои ошибки в мимике, сразу станет понятно, где что исправить. А по поводу голоса – такая же схема, только на аудио. Начитываешь текст и слушаешь его, ищешь ошибки, пытаешься исправить, потом опять начитываешь и снова слушаешь.

– Андрей, спасибо.

– Не за что, – монтажёр буркнул это себе под нос, даже не взглянув на начинающую журналистку.

Он поругался с женой, плохо спал, давно не был в отпуске и вообще сегодня был не в настроении беседовать с малолетними девчонками. Ника же, наоборот, решила – если что, за советом будет приходить к Андрею, раз уж он сразу помог дельным советом. И ведь ни одного негативного слова не сказал, а голос у неё и впрямь был высоким и писклявым, и дело тут не только в том, что она к нему не привыкла.

* * *

Вероника Войнова смотрела на Андрея Логинова, который когда-то был простым монтажёром, а теперь вот устраивается в качестве главного режиссёра, и ничего не понимала. Она не слышала, что говорит Медведь, какие вопросы ему задают. Она видела только Логинова, а память катала по нервам картинки из их совместного прошлого. Всё вертелось в голове, всё крутилось. Этот сериал как будто опять начали показывать, когда уже все про него забыли.

* * *

«Сначала я совсем не понимала, что происходит. Тогда наступала весна. Ранняя. Яркое солнце не давало уходящей зиме ни малейшего шанса. Даже ночи, казалось, стали теплее. Всё распускалось, всё неслось навстречу манящей чудесной весне. Она царила везде – в чистом небе, в грязных лужах, в людских организмах. Весна не приходила – она стремительно бежала, она врывалась в открытые двери, принося радостные улыбки, счастливые взгляды, бури эмоций», – уже дома Ника достала свой дневник, который вела в те годы. Это была обычная тетрадочка, на которой вместо традиционного названия «Дневник» было написано «Как я не стала шизофреничкой».

Вероника резко закрыла тетрадку. Как будто чего-то испугалась. Она смотрела на обложку и медленно понимала, что реально боится того, что там написано. Она долго и очень сложно закапывала то время в своей памяти, что сейчас даже одна строчка текста вызывала почти физическую боль. Спустя годы, ей уже стало казаться, что всё это было не с ней. Словно кто-то другой пожил в её теле, а теперь вышел, и она снова смогла жить спокойно.

Тогда ни о каком спокойствии речи не было.

Сюжеты монтировались потоком. Один, второй, 25-ый, 228-ый. Каждый день. На разные темы. Разного качества. Это людям, которые смотрят экран, кажется, что телевидение – это что-то неземное. На самом деле часто бывает, что журналист так много работает, что результат его труда становится на конвейер. Не успеваешь толком ни в теме разобраться, ни мнения изучить, просто стряпаешь сюжет, как блинчики на завтрак, потому что эфир – время строго регламентированное, он тебя ждать не будет. Но в этом-то и соль продукта – надо за минимально короткое время сделать так, чтобы было и интересно, и понятно. Получается это, особенно на региональном ТВ, не у всех. И тут дело не только в квалификации журналиста. Колоссальную роль играет мастерство оператора и возможности монтажёра.

Андрей Логинов клеить абы как не любил. Хотя и сидел на линейке новостей. Он как-то умудрялся сразу разглядеть хорошие кадры. Монтировать с ним все обожали. И весёлый, и красивый, и монтажёр отличный. Ника, конечно, тоже при возможности бежала с сюжетом к нему.

– Смотри, у тебя текст не соответствует тому, что снято, – Андрей говорил тихо, но недовольно.

– В смысле?

– В смысле, что ты говоришь про дачи, а дач-то вы не сняли.

– Ну, так это же заседание. Можно людьми в зале закрыть.

– Это стрёмно. Зачем тогда телевидение? Чтобы на людские головы посмотреть? Телевидение – это картинка. Хочешь рассказать, что депутаты про дачный закон придумали, будь любезна, сними хоть несколько планов.

Веронике стало неприятно, но она понимала, что Андрей прав.

– Я уже не успею исправить текст. Давай смонтируем, как есть.

– А потом ввалят всем троим – и тебе, и мне, и оператору, – монтажёр снисходительно вздохнул, как будто ребёнок провинился, а он его, неразумного, пожалел, – Сейчас всё устрою.

Андрей залез в архивную папку и нашёл там какие-то дачи. Видео, где сняты дачи.

– Это снимали лет сто назад, – улыбнулась Ника.

– Вот и отлично. Лучше «Досье», чем люди на заседании.

Андрей клеил – Ника молчала. Она аккуратно его рассматривала. Старалась незаметно. Ей он казался таким мужественным и красивым, что прямо слюнки текли.

«Жалко, женат, – подумала начинающая журналистка, – а то я бы его точно совратила».

Это она любила. Она давно привыкла, что нравилась всем и всегда. Мужчинам, разумеется. Подруг – может быть, поэтому – у Ники никогда не было. Даже в детстве она всегда дружила с мальчишками, хотя и переживала, что не с кем обсудить девичьи тайны. В подростковом возрасте Ника продолжала дружить, но парни уже все были в неё влюблены. Она быстро это поняла и стала пользоваться. Мужское внимание постепенно переросло в зависимость – если она чувствовала, что обожания мало, ей прямо плохо становилось. И она включала всё своё обаяние, только чтобы снова и снова почувствовать себя любимой.

Это стало наркотиком. Стало игрой. Сначала она не придавала этому значения – ну, нравится кому-то, и что? – а потом поняла, что реально все – все! – в неё влюблены. И дело было не во внешности или каких-то особых талантах, дело было в принятии и понимании. Парни могли говорить с ней обо всём. Ей всегда было интересно любое мнение. Любую ситуацию она могла объяснить и оправдать. Эмоционально погладить по головке, так сказать. Кивни человеку, что понимаешь его чувства, – и он твой навеки. Ну, может быть, не навеки, но суть та же. И конечно, она всё-таки была очень красивая.

Теперь мысль о том, что мужчина, который ей понравился, женат, ввела её в ступор. С такими данными в задачке она ещё не встречалась, эту тему не проходила, учебников по направлению «Нахрена бабы связываются с окольцованными мужиками» не читала. Программа в голове сбоила, как старенький компьютер отказывается тянуть новые установки. Ника понимала, что у неё есть силы его соблазнить, ей хотелось поиграть в эту игрушку, но что делать сразу после кнопки Пуск, она не представляла. Он женат! Это изначально казалось аморальным. И вообще не понятно, зачем ей такие игрушки.

Время шло, ставки в её игре повышались. Она даже уже как-то не специально, а по привычке, по инерции начала применять все свои давно проверенные штучки. Не то чтобы она разрабатывала план и действовала строго по протоколу! Она вела себя так, как вела всегда, и это было настолько естественно, что Ника даже не заметила, как поставила всё на красное.

Андрей был очарован. Юная девочка, ещё студентка, такая милая и обаятельная, с ней всегда весело и интересно. Она с удовольствием слушает. А как она смотрит! Вероника любила смотреть прямо в глаза. Это было так тонко и волнующе, что многие парни «ломались» именно на этом этапе.

Логинов в какой-то момент тоже не выдержал. «Трахнуть бы тебя прямо сейчас на монтажном пульте», – он даже дёрнулся и отвернулся после того, как поймал себя на такой мысли. Ника только улыбалась. Она была невероятно сексуальна. Она никогда не носила откровенных нарядов, но до неё всегда хотелось дотронуться. Логинов сходил с ума. Он – 30-тилетний мужчина – доходил до тряски, когда приходила эта юная девочка. Вероника стала наваждением. Она снилась ему, она даже мерещилась. Он постоянно о ней думал и постоянно её представлял.

Ника продолжала улыбаться.

Ей было легко с ним. Настолько легко, что она пропустила период, когда совсем заигралась.

* * *

«Он часто смотрел на меня. Если бы ты знал, как он смотрел на меня… Он целовал меня. Он провожал меня домой. И каждый раз целовал меня. Я таяла. И я не понимала этого. Я ещё совсем не способна была даже просто предположить, что ещё чуть-чуть и… И он спокойно уходил домой.

Помню, как он поцеловал меня в первый раз. Он довел меня до подъезда. Стояла весенняя, но ещё прохладная ночь. Я смотрела на него и как-то очень точно понимала, что мне хорошо. Никогда мне не было так хорошо! Просто хорошо. Хорошо от того, что хорошо. Не нужно было думать, о том, что будет дальше, что будет завтра, что – через год. И он целовал меня. Он впивался в меня губами. В нем была та сила, которая приковывала к себе, которая держала. И наступил, как тогда мне казалось, момент, когда он просто перестал держать. Я ушла домой. И мне не стало плохо. Я знала, что он мне не нужен, что я не нужна ему, что он просто классно целуется, что сегодня день удался.

Тогда он ушёл, и я особо этого даже не заметила. Всё было легко – это напоминало развлечение, шуточную игру в короткометражное наслаждение. А потом – в какой-то другой день – он опять поехал с другого конца города провожать меня домой. Когда я закрыла входную дверь, мне очень сильно захотелось рассмеяться. Хорошим, здоровым, радостным смехом. Я чувствовала счастье. Да. Это было именно оно. Так я его себе представляла. Никакого другого слова для того, чтобы объяснить свои ощущения, я не знаю. А я знаю много слов. Я стояла у двери, думала об этом. Но в итоге провела только пальцами по губам и улыбнулась. Хохотать в голос отчего-то не стала». (Из тетрадки «Как я не стала шизофреничкой».)

Такие провожания стали почти нормой. Веронике было очень комфортно. Они не вели задушевных бесед, ничего друг другу не обещали. Просто стало естественным, что Андрей её провожает, целует и уезжает. «Это же не запрещается, – оправдывала себя Ника, – я никого не отбиваю. Просто мне нравится, как он целуется. Я уж точно не собираюсь с ним иметь других отношений».

Но о сексе они говорили часто. Вероника была одной из немногих женщин, которые спокойно могли обсуждать интимные темы. В обществе как-то принято этим заниматься, но никак не беседовать. Ей в этом плане было намного проще. Её мама почти с раннего детства старалась привить ребёнку спокойное отношение к половой сфере. Женщина не смущалась от вопросов дочери, откуда появляются дети и зачем девочке прокладки. Восприятие Никой секса получилось настолько естественным, что к 20-ти годам она не торопилась пуститься во все тяжкие, чтобы скорее всё попробовать. В теории в её голове по этой теме всё было предельно ясно – на практике она всё ещё была девственницей. Это был её выбор, она пробовала разные альтернативные варианты получения сексуального удовольствия, кроме самого проникновения. Правда, теперь это её немного огорчало. Андрей был взрослым мужчиной – ей не хотелось, чтобы он думал, что она неумелая девочка. Ведь в её возрасте мало кто ещё был девочкой.

Но Андрей пока об этом не знал. Ему нравилось разговаривать о сексе. Это было необычно, интересно, так откровенно на эту тему он не говорил даже с друзьями. Жарким вечером после работы они медленно шли к её дому. Несколько дней, как наступило лето. Оно сразу показало свои серьёзные намерения и весь день наращивало температурные обороты. По дороге с оглушающими воплями неслись машины, и они свернули во дворы. Здесь кричали дети, но это уже разговору не мешало и на уши не давило. Какая-то девочка лет пяти пронеслась мимо с веткой от берёзы, Ника с Андреем остановились, рассмеялись и продолжили свои разговоры.

– Что такое секс? Что это для тебя?

– Это… удовольствие. Мне кажется, секс должен приносить наслаждение. И всё. Больше, как говорится, он никому ничего не должен, – Ника рассмеялась. – Если нет удовольствия, то это что-то другое, не секс.