Мальвина

Она мысленно повторяла эту фразу, она её раздражала и веселила одновременно.

Вероника накинула модную синюю дублёнку и вылетела из квартиры. В сумке начал звонить телефон. Благо, его она бросила туда последним, так что он сразу попался ей в руки.

– Рома? Привет, – Вероника неслась по лестнице и напряжённо дышала.

– Доброе утро, ты уже едешь?

– Да куда там, у меня же машина лет 100 в ремонте.

– Это я помню, но на чём-то ты же едешь? Или пешком? – он громко захохотал.

– Я бегу по лестнице навстречу муниципальному транспорту, – Вероника стала раздражаться.

– Ника, я только отчистил машину, всю занесло за ночь. Подожди у дома, я минут через 5 буду. А то куда ты на троллейбусе-то то, – Рома опять заливисто захохотал.

Вероника выдохнула.

Перспектива приехать в костюме снеговика да ещё опоздать на полдня её совсем печалила. А тут такое чудесное решение проблемы. «Вот и не верь после этого по утрам в чудеса».

Она стояла у подъезда и рассматривала, как быстро метель заметает всё, что ей попадается под лапу. Вокруг за ночь выросли большие сугробы, казалось, из одного из них обязательно должен вылезти какой-нибудь мишка и посетовать, что не дают нормально поспать. «Но вылезет не мишка, а самый настоящий Медведь, предпенсионного возраста, усатый и с бородой. И вылезет он не из сугроба, а из тёплого кабинета», – Вероника улыбнулась своей фантазии. Валентин Валерьевич жутко её нервировал. Руководитель он был недалёкий, и Ника часто просто свирепела от его странных требований. Канал при нём становился всё более неграмотным. Он набирал каких-то девиц, которые не знали ничего и знать особо не хотели. Все приходили в ультракоротких юбках и откровенных декольте. Медведь вроде как и ругался, но не сильно, поэтому юбки никто не удлинял. Сюжеты у корров становились всё более поверхностные, иногда складывалось впечатление, что они вообще просто перечитывают пресс-релиз, не понимая, о чём рассказывают. Мильская всё это подписывала, а Медведь со своим заместителем никогда не спорил. Не для того он её назначал, чтобы спорить.

Пока Вероника размышляла о коротких юбках и бородатом Медведе, прошло минут 15. Рома приехал, когда Ника уже сильно замёрла. Не накрашенные губы немного посинели, а пальцы поламывало. Выглядела она непривлекательно. Разве что дорогая синяя дублёнка «разукрашивала» общую картину, но и она под мокрым снегом приобрела какой-то не особо товарный вид.

Вероника села в машину и закрыла щёки руками.

– Замёрзла? Извини, всё стоит. Прежние 5 минут растянулись.

Вероника молчала и не убирала руки. Она вспомнила, что не стала краситься утром и живо представила, как выглядит её замёрзшее и мокрое от снега лицо. И хоть комплексами от отсутствия косметики она не страдала, выглядеть перед Ромой так мерзко ей не хотелось.

Машина скоро остановилась. Пробка. Огромная.

– Минут 40 простоим, – Рома расслабил спину.

– В тепле это не так страшно.

– У тебя губы синие, – Рома провёл большим пальцем по лицу Вероники и убрал её руки.

– Приедем, накрашу их самой красной помадой, – Вероника улыбнулась.

– Не надо.

– Почему?

– Красная помада – как самый прочный замок. До тебя дотронуться боишься – она так и норовит смазаться.

– А ты собираешься до меня дотрагиваться? – Вероника спросила, совсем не подумав. Произнесла, поняла, что зря это ляпнула, и как-то неопределённо посмотрела на Романа.

– Я постоянно до тебя дотрагиваюсь. Разве ты не заметила? – он посчитал этот вопрос естественным, ответил легко и даже весело.

Вероника посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

Разве могла она – любимица публики – признаться, что ловит чужие объятия как самая голодная. Она знала, что сама провоцирует мужчин повышать градус отношения к ней. Она понимала, что делает это нарочно. Она давно не переходила грань дозволенного, как будто играя сама с собой в игру «Сорвусь, или выстою?». Сейчас в ещё не совсем нагретой машине ей хотелось, чтобы Рома расстегнул ремень безопасности и сожрал бы её своими поцелуями. Она инстинктивно провела пальцами по губам, живо представила, как бы это могло быть, и выдохнула.

Это было невозможно терпеть. Вероника постоянно хотела физического удовольствия и постоянно себя сдерживала. Она доводила мужчин до исступления, но всегда оставалась недоступной. Эта игра и помогала ей – так её тело понимало, что оно желанно, но и истязала её – всё чаще это становилось невыносимым. Это было похоже на изощрённый мазохизм, который причинял ровно столько же боли, сколько и морального удовольствия. Как лекарство, без которого сразу поедет крыша.

Пробка стала заканчиваться, чёрная ромина машина начала двигаться быстрее. Потом – ещё быстрее. И вот он смело нажал на газ, и они полетели… насколько возможным было лететь по занесённой первым снегом дороге.

На работу всё равно опоздали. Вероника уже была готова спокойно слушать нытьё начальника про то, что она совсем озвездилась, раз решила, что ей можно приходить, когда вздумается, как услышала, что крики из нюс-рума вовсе не про это. Они с Ромой уже были у двери большого журналистского кабинета, как дверь открылась и оттуда вылетела плачущая корреспондентка в ультракороткой юбке.

– Там планёрка? – Ника пришла в ужас от собственной догадки. Зайти в кабинет опоздавшей, да ещё и во время общего сбора, было равносильно выговору.

– Давай вообще не пойдём, – это прозвучало как перед уроком в школе, когда ученики не выучили домашку, а учитель решил провести контрольную.

Вероника даже была готова согласиться на это, как дверь, которая успела автоматически закрыться, снова резко распахнулась, за ней появился Дима, который вчера благополучно бросил монтаж. Лицо его было маньячно свирепым. Под глазами были синие мешки – верный признак затянувшего ночного гулянья, залитого вёдрами крепкого алкоголя. Он собирался прошагать мимо, но увидел Нику и ударил её по лицу. От неожиданности она даже не вскрикнула, а отлетела к стене, не устояла на каблуках и больно упала на пол. Из носа полилась вишнёвая кровь. Её было так много, что рука, которой она машинально решила вытереться, сразу стала тёмно-бордовой. Вероника испугалась и закричала.

Через секунду она смутно увидела, как Рома колошматит монтажёра. Дима пытался дать сдачи, но ярость первого была настолько неудержимой, что он просто кулаками что есть силы бил его куда придётся. Ника плохо соображала. Кровь разлилась по жакету, заблаговременно снятая дублёнка валялась где-то в углу коридора, лицо ужасно болело.

Вся эта сцена заняла меньше минуты, и вот уже сотрудники сбежались. Кто – помогать Нике, кто – разнимать Рому и Диму.

– Что происходит? – Ника наконец собралась.

– Медведь узнал, что твой фильм монтировал не Дима… – Полина Агатова пыталась вытереть кровь с лица Ники, но она не останавливалась. Её длинные ярко красные волосы добавляли жути в общую картину. Издалека могло показаться, что женщина сидит на полу и из неё по жакету ручьём течёт кровь.

– Как он узнал? – перебила её Вероника, кровь попала в рот, и она снова машинально вытерла её рукавом.

– Дима вчера обдолбался своей наркотой и звонил Медведю с претензиями. Потом он ещё в клубе засветился. В общем, его начальник сегодня так имел, что он прямо на планёрке сказал, что пришибёт тебя, когда ты явишься. По его словам, если бы тоже вчера ушла, скандала бы не было. А так – всё из-за тебя.

– Железная логика.

– Тебе очень больно? – Поля жалостливо посмотрела на Веронику. Та кивнула. Кровь остановилась. Но её многочисленные следы были отчётливо размазаны по белоснежной новенькой плитке. Было похоже на то, что здесь, прямо на полу, неаккуратно разделывали мясо и хорошо наследили.

Откуда-то появился Рома. Он был суров и серьёзен. Кулаки были разодраны, а чёрный свитер порван. Он подошёл к девушкам и поднял Веронику на руки. Она попыталась сказать, что это лишнее, но он так сурово на неё посмотрел, что она решила заткнуться.

– Собери её вещи, – единственное, что он несдержанно выдавил из себя Полине.

Рома отнёс Нику в переговорную. Это было самое маленькое и самое тихое помещение в большом здании. Туда обычно приводили заказчиков и группу, которая будет делать то, что им надо. В 10 утра там, конечно, никого не было. Встречи обычно назначались после обеда, потому что традиционно сопровождались алкоголем. А утром мало кто на это соглашался. Рома пустил Нику на кожаный чёрный диван так, что она почти легла, а сам сел перед её лицом на колени.

– Ты убил его? – Вероника хотела немного пошутить, но вопрос прозвучал как просьба.

– Почти, – Рома громко дышал. В его вдохе-выдохе была ярость, был такой гнев, что он даже сжал кулаки, но ссадины затрещали, и он разжал их.

– Ты – мой герой сегодня, – Вероника ещё раз попыталась мягко и легко произнести фразу. Снова мимо.

– Хватит говорить чушь, – Рома рявкнул на неё. Ника в недоумении привстала, и в этот момент Рома резко притянул её голову к себе и начал целовать. Он сжирал её своими губами. Его горячий язык проникал в её рот. Он целовал её так, как в некоторых страшных фильмах вампиры пьют кровь. Это длилось и длилось. Вероника не сопротивлялась. Зачем? Рома поймал лучший момент, когда её самообладание было настолько низким, что проще было сдаться и получить адреналиновое удовольствие, чем сойти с ума от переизбытка эмоций. В этих поцелуях не было ни нежности, ни ласки. В них была какая-то почти звериная агония. Рома властно взял её лицо в другую руку, так, что Ника не могла даже пошевелиться, и впился в неё своими губами. Веронике было трудно дышать. Нос был забит кровью, а рот занят. Но она не отстранилась, а только чаще пыталась поймать воздух. Рома не давал ей возможности больше ничего сделать. Он крепко сжимал Нику и глубоко и с силой целовал.

Наконец он остановился. Он оторвался от неё, сел на край дивана и издал звук рёва. Большими ладонями он схватил свою голову и ещё раз громко проревел.

– Что ты делаешь?!! Вероника, что ты делаешь!!! Это же невозможно!