Конец сезона

Я дотянулся до колонки и выключил радио. Чем заняться сегодня я и правда не имел ни малейшего понятия. Никто не говорит что делать в случае, когда особых желаний и каких-то планов нет. Я вышел на балкон и устроился поудобнее в кресле, глазея по сторонам. Сосед выгуливал собак. Вот уже лет пять он, и в летний зной и в дичайший холод, выводит на свежий воздух двух лабрадоров. Судя по всему, были они из одного помета. Уж больно похожи друг на друга были эти игривые негодяи. Молодые, полные сил, они носились наперегонки по скошенному газону, пытаясь увлечь хозяина в свою непонятную игру. Тот тоже был парень не промах. Постоянно приносил с собой разные игрушки, а если забывал, то брал с земли ближайшую палку и устраивал для собак настоящее состязание на скорость. Изо дня в день я наблюдал за ними, смотрел, как лабрадоры превращаются из неуклюжих щенков в мощных собак, и ощущал себя частью их истории. Хотя они, наверное, и понятия не имели о том, что вот он я, из окна третьего этажа, наблюдаю за ними вот уже который год.

Нужно было срочно придумать себе занятие на день. Проводить весь выходной в кровати, совершая набеги на полупустой холодильник мне совсем не хотелось. Чтобы было чем наполнить этот день – сперва нужно выйти из дома. Не потому, что так сказал неизвестный мне радиодиджей, а потому что я сам так хочу. В теории все это, конечно, звучит прекрасно. Но вот на деле собраться с духом, натянуть джинсы, свежую футболку и повернуть ключ в двери, которая ведет в большой мир снаружи, гораздо труднее. Я давно уяснил для себя одну простую вещь: первая мысль, желание, интуиция – называйте как хотите – самая верная штука. Так что если, проснувшись утром, я чувствую непреодолимое желание прямо сейчас выйти из дома, то стараюсь ему следовать.

Если бы я увлекался эзотерикой и мистицизмом, то наверняка бы навешал вам сейчас нехилую лапшу на уши о том, что таким образом высшие силы направляют меня на истинный путь, которому я должен непременно слепо следовать. Но как бы не так. Я далек от различного рода убеждений, особенно, религиозных. Во что я действительно верю, так это в эволюцию и интуицию. И, хоть человечество развивалось практически одинаково, по-настоящему хорошей интуицией обладает не так много людей. Не знаю, из их я числа или нет. Я ведь не могу залезть в голову другим и узнать, так же они предчувствуют события как и я, или делают это абсолютно на другом, запредельном для меня уровне. Хотя, даже задумываясь о таком и размышляя о возможных уровнях интуиции, я одной ногой уже ступаю на шаткое философское плато, выбраться из которого потом будет практически невозможно.

С другой стороны, что отличает человека от животного? Разум. Способность думать в самом глобальном смысле этого слова. Люди – единственный вид на Земле, который знает о своей смертности. Может, поэтому мы так боимся всего. Не знай мы, что способны умереть в любую секунду, проживали бы свои жизни совсем иначе. В то же время людей на безумные поступки толкает только одна сама мысль о том, что жизнь единственная и она конечна. Тяга к чему-то новому вытатуирована у нас на подкорке. Именно любознательность толкает нас на какие-то действия, хотим мы этого или нет. Некоторым достаточно того, что они имеют, другие же – вечно ищущие натуры, которым всегда мало. Не удивительно, что именно мечтатели и те, кому не живется обычной спокойной жизнью, двигают цивилизацию вперед. Сопротивляться исследовательским порывам – закопать себя заживо в рутине. А мы знаем, как люди любят бросить вызов сами себе. Можно прожить жизнь правильно, а можно так, как ты хочешь. Но это тернистый путь, друг мой, на котором тебя поджидают как счастье, так и разочарование, сменяющие одно другое, словно караул. Какой бы путь не выбрал человек, вряд ли он будет доволен своей жизнью на сто процентов. Черт возьми, так уж мы устроены – всегда найдем о чем сожалеть.

За этими размышлениями и закончилась моя утренняя чашка кофе. Запахи в квартире перемешались так сильно, что уже нельзя было различить отдельные нотки. Все слилось в единый летний городской смрад, от которого практически невозможно укрыться. Этот запах преследует меня от самой двери подъезда до выхода из метро возле помпезных врат главного железнодорожного вокзала, откуда я решил сбежать в пригород, подальше от невыносимой городской суеты.

В такие дни я обычно ездил к морю. Благо, добираться до него было не больше двух часов на электричке, которая два раза в день увозила сотни таких же искателей тишины и покоя, как я, на встречу с пронизывающим соленым ветром. Больше всего я любил наведываться к побережью в пасмурные осенние дни. Плотность людей на пляже в такую погоду становилась крайне мала, и я мог спокойно поразмышлять о жизни, не отвлекаясь на возгласы взволнованных мамаш, чьи дети либо по шею зарывались в песок и отчаянно вопили, когда тот попадал им в глаза, либо развлекались тем, что собирали принесенный волнами мусор. В хорошую погоду на пляже довольно часто можно было встретить шумные компании молодежи, которые облюбовали для своих вечных тусовок местечко возле выступающей из моря черной скалы. Они собирались там стайками, пили нелегально купленное пиво под аккомпанемент громкой музыки, доносившейся из портативных колонок. Их звонкий смех изредка долетал и до меня, когда я, примостившись на одном из лысых холмов, переворачивал одну за другой страницы принесенной с собой книги.

Мне нравилось, как пахло то побережье. В дни, когда ветер дул с моря – он приносил с собой едва уловимый запах рыбы и вполне себе явный аромат прибрежных водорослей. Когда погода стояла сухая и жаркая, как сегодня, ветра практически не было. Будто бы он тоже сдавался под натиском рекордных показателей термометра и копил силы до лучших времен.

Ближайшая электричка отходила через пятнадцать минут. Подходя к кассам, я увидел в одной из них знакомую седую голову. Этот опрятный старик запал мне в душу с самого первого раза, как только я его увидел. Несмотря на то, что выглядел он уже весьма почтенно, глаза его были невероятно живыми. С первого взгляда было ясно, что за все прожитые года они ничуть не угасли и были такими же ясными и любознательными, как и в молодости. Первый раз, когда его пронзительные голубые глаза сверкнули на меня поверх деревянной стойки, разделяющей кассы, я даже слегка оторопел. Будто кто-то решил подшутить и нарочно вырезал эти глаза из модного журнала, поместив их в этот типичный городской вокзальный коллаж. Этот паззл отказывался складываться у меня в голове в единую картину, поэтому я ненадолго как бы завис в пространстве. Наверное, со стороны в тот момент был похож на недоумка, который внезапно забыл слова, да и вообще, как говорить. Совладав с собой, я наконец-то смог выдавить из пересохшего рта нужное мне направление и время. Старик понимающе кивнул и с энтузиазмом принялся что-то вбивать на компьютере, проверяя, остались ли еще свободные места на ближайшую электричку. Он словно понимал, как мне было важно попасть туда именно сейчас. Потому что, найдя свободное место, он, кажется, обрадовался не меньше меня и его глаза, как мне показалось, засветились еще ярче. С тех пор я, собравшись вновь наведаться в гости к соленому ветру, покупаю билеты только в этой кассе. Второй слева. У человека с самым ярким взглядом на этом шумном вокзале. Не знаю, как его зовут, сколько ему лет, где он живет и ждет ли его вечером дома верная спутница-жена, но, если честно, я и не хотел этого знать. Мне достаточно было того, что эти живые глаза на видавшем виды морщинистом лице старика, вселяли в меня особый вид надежды. Надежды на то, что и во мне жизнь еще не угасла.

Вот и сегодня, его пронзительный взгляд встретился с моим. Должно быть, он уже запомнил меня, потому что загадочно улыбнулся и, сказав что до отправления нужной мне электрички остается еще пятнадцать минут, а погода сегодня для прогулки на пляже великолепная, начал выписывать билеты, хотя я даже не успел произнести ни слова. Как обычно, я взял билет по маршруту «море-туда-обратно» и отправился на платформу.

Поезда завораживали меня, сколько я себя помню. Особенно те, настоящие старые паровозы, что мне еще удалось застать на своем веку. В каждом вагоне чувствовалась история. Мне нравилось коротать время за размышлениями о том, кто сидел на деревянной скамейке напротив лет эдак пятьдесят назад. Куда он ехал, что вез с собой в потрепанном кожаном саквояже, примостившемся у него под ногами, и о чем мечтал. Добился ли он в жизни всего, чего хотел, или скоропостижно скончался от опухоли, которую диагностировали слишком поздно? Кто знает. В тех поездах чувствовалась жизнь. Нынешние навевают на меня лишь тоску. Но все же, для редких поездок на море я предпочитал именно их. Это позволяло мне не задумываться о том, где припарковать свою старенькую «Тойоту» возле битком забитого пляжа и, конечно, прихватить пару банок пива в дорогу. То была редкая возможность отвлечься от городской рутины, так что ничего предосудительного в том, чтобы пить в свой выходной я не видел. Нужно просто знать меру.

Кажется, ни разу не напивался до полусмерти. Всегда вовремя умел сказать «нет». Не знаю, правда, помогает мне в жизни этот принцип или наоборот, лишает меня сотни забавных и невероятных историй, которые могли бы произойти, оставшись я на еще одну пинту, а не уйдя домой, пока веселье еще в самом разгаре. Кто знает. Судя по рассказам моих друзей, я многое пропускаю. В такие моменты я все время думаю: «Какого черта?». Получается, что мы запоминаем один и тот же вечер абсолютно по-разному. Я помню его довольно обыденным: несколько кругов напитков в баре, разговоры, приправленные толикой воспоминаний о былом, да и только. Друзья же потом рассказывают мне невероятные истории, которые произошли после моего ухода. Будто все веселье начинается ровно тогда, когда за мной захлопывается дверь такси, которое мчит меня домой. А может, так оно и есть. И это вовсе не случайность, а детально проработанный план. Может, мои друзья воспринимают меня как человека, с которым невозможно веселиться так, как они того бы хотели. Осознавать это довольно паршиво. Поэтому я продолжаю верить в то, что все это – не более, чем просто дурацкое совпадение.

Задумываясь о разном, я сам не замечаю, как проходит время. Для меня совершенно нормально бывает погрузиться в мысли настолько сильно, чтобы пропустить нужную остановку в метро или очнуться за несколько километров от того места, где я помню себя в последний раз. Уж если что-то захватывает мое сознание, то оно практически вытесняет все остальные мысли. В такие моменты я могу казаться со стороны особо рассеянным и потерянным, а может, даже грустным. Но это все – обманчивое впечатление. На самом деле я просто застрял где-то глубоко в своих мыслях. Распутываю тугие клубки воспоминаний, аккуратно выуживая оттуда выводы, как нитки из старого свитера.

Электричка тянула меня и еще с пару десятков пассажиров на юг, к побережью. Утренний час пик, когда пригородные поезда становились похожими на банки с сардинами, уже прошел. В будни эти маршруты были забиты до отказа служащими, спешащими из пригорода на работу. Каждый день с понедельника по пятницу они стабильно заполоняли вагоны. Скорее всего, большинство из них уже знали друг друга в лицо. Еще бы. Успеешь тут познакомиться, когда тащишься минимум час до города, да еще и вечером в обратном направлении. Я бы вряд ли так смог. Жить в пригороде и работать по графику, тратя чертову кучу времени на дорогу. Так вся жизнь и пройдет в рассматривании мелькающих картинок за окном. Хотя, если задуматься, я трачу на дорогу на работу ничуть не меньше. Разница лишь в том, что эти ребята хотя бы видят каждый день уютные станции небольших поселений, ребятишек, гоняющих овец в поле, так что могут немного расслабиться после тяжелого рабочего дня, наблюдая за тем, как течет жизнь за окном. Я же вижу только каменные своды тоннелей из вагона метро. Каждый человек в этой угрюмой толпе сосредоточенно молчит, фокусируясь на поручнях, с головой уходит в книгу, или притворяется спящим, старательно не замечая вновь зашедших женщин в положении, которым явно следовало бы уступить место.

Вот честно, практически каждая поездка на метро, особенно в час пик, заставляет меня все чаще думать о том, чтобы перебраться из этого переполненного города в местечко поспокойнее. Невыносимо спертый запах, что обычно присущ метрополитену в принципе, проникает в мои легкие, становится частью меня и, кажется, я уже никогда не почувствую ничего, кроме этой дикой смеси сырости, пота и чьих-то духов. Но вот объявляют мою станцию. Я выхожу и попадаю в стремительный человеческий поток, что несет меня к выходу. Даже не сопротивляюсь, потому что вырваться из него практически невозможно. Только оказавшись на свежем воздухе, я могу набрать воздух полной грудью и, наконец-то, отвлечься. Пройдясь немного, я забываю и о тесном вагоне, и о затхлом воздухе, что томится под сводами метро, и о своем желании переехать. Память – удивительная вещь. По крайней мере, моя. Я с такой легкостью забываю плохие моменты, что, кажется, их и не было вовсе или они произошли не со мной.

Хотя, конечно, любое неприятное событие оставляет шрам, в первую очередь, на сердце. Такой, что его не видно никому кроме тебя. Рубцы от порезов на коже затягиваются довольно быстро – в большинстве случаев остаются едва заметные светлые полосы, на которые даже внимания не обратишь, если не приглядываться. Но если бы каждая боль, что переживает человек, оставалась шрамом на теле – к концу жизни мы были бы покрыты ими с ног до головы.

Так что я благодарен хотя бы тому, что моя память умеет со временем стирать боль, словно прибой – следы на песке. Не копить же обиды вечно. Предпочитаю оставлять в своих пыльных ящиках подсознания только приятные воспоминания. Места там еще предостаточно.

До побережья оставалось всего пара станций. То ли мое воображение подшучивало надо мной, то ли я правда чувствовал, как воздух в вагоне электрички постепенно меняется. Городской смог, что мы успели подцепить на вокзале, улетучился, уступив место запаху летних полей и цветущим вдоль дороги кустарникам. Я даже мог уловить в воздухе едва слышимые нотки морского ветра. Или, может быть, мне почудилось – настолько сильно скучал по побережью. Не был там, кажется, с прошлой осени. Да, точно. Последний раз я сел на эту электричку в ноябре. Дни тогда становились все короче, а туман и мелкая изморось стали привычной нормой. Утро с каждым днем приходило все с большей неохотой, словно потерявший мотивацию офисный сотрудник. На исходе пропахшей сыростью осени тоска может стать невыносимой. Порой я удивлялся, как быстро с приходом зимы забывается, что еще недавно господствовало жаркое лето, а буквально пару недель назад ты пинал сухие опавшие листья в парке, наслаждаясь последними теплыми деньками на ближайшие полгода. В тот ноябрьский день, наблюдая за редкими выглядывающими из утреннего тумана деревьями, что проносились за окном электрички, я дал себе обещание не поддаваться унынию и не забывать о том, что приближающаяся зима – это всего лишь небольшой отрезок времени, который надо переждать с минимальными потерями.

Громкий голос машиниста объявил нужную мне станцию. Еще несколько человек зашевелились, готовясь к выходу. Я, конечно, не надеялся, что буду один на один с шумом морских волн в этот жаркий день, но все-таки, почувствовал, как мой рот слегка скривился. Это случилось настолько непроизвольно, что я даже сам слегка удивился. То есть, первая реакция, что выдало мне мое подсознание на возможный факт переполненного пляжа и толпы людей – это отвращение и презрение? Так предсказуемо. Я всегда старался избегать популярных мест. Тех, что рекомендовали мне друзья, например. Особенно, когда рекомендаций становилось слишком уж много. Я не хотел идти куда-либо уже из принципа и становился настолько предвзятым, что даже у действительно хорошего места было бесконечно мало шансов мне понравиться. А что касается пляжа… С чего вообще я взял, что буду там единственным человеком? Мне бы, конечно, хотелось какого-то уединения, но это было не так уж и важно. Я всегда мог отрешиться от происходящего где угодно, будь то шумная вечеринка или заднее сиденье такси, везущее меня через ночной город. Эта способность неплохо помогала мне в ситуациях, когда нужно было отвлечься. Я словно попадал в какой-то свой мир, от которого у окружающих не было ключей, ведь никакой двери я для них не придумал. Оказавшись там, мне становилось ясно, что любой человек вокруг меня, по сути, точно также находится в своем каком-то вымышленном пространстве и ему нет до меня никакого дела. Так что я могу быть собой. И он тоже может быть собой. Люди в вагоне, спешившие на пляж – такие же, как и я. Им, может быть, тоже нравится думать о прошлом, настоящем и будущем, потягивая ледяное пиво на берегу моря. Я не уникален.

Выплюнув нас на станции, электричка понеслась дальше по привычному маршруту. Интересно, как себя чувствует машинист, вот уже сотню раз видавший одни и те же пейзажи? Не устает ли он от однообразности за окном и не тянет ли его дернуть ручной тормоз где-то в бескрайнем поле, в попытке разрушить годами отлаженную систему? Да кто его знает. Четкое железнодорожное расписание просто не даст ему шанса на подобного рода выкрутасы. Изо дня в день он точно знает где и во сколько окажется, сколько там пробудет и когда настанет время ехать дальше.

Я же, следуя заранее составленному плану, направился прямиком к небольшому магазину все-в-одном, который находился поодаль от станции. Практически на каждой остановке есть такие. Как правило, это не огромные сетевые супермаркеты, которые можно встретить в крупных городах на каждом углу, а небольшие уютные магазинчики, открытые местными. В таких витает особый дух. Чего-то настоящего, живого, хоть и слегка затерянного во времени. Вот и этот магазин был одним из таких. Владельцем был средних лет мужчина. Иногда я видел, как его дети помогали разгружать ящики с новыми поставками, но, в летние месяца чаще всего их можно было застать на пляже. Они то запускали воздушного змея, то носились друг за другом, визжа и хохоча, а их звонкие голоса отскакивали от блестящих волн и уносились куда-то вдаль, смешиваясь с криками чаек.

Сам же отец коротал свои дни за прилавком и с приветливой улыбкой встречал каждого посетителя, если не был занят распаковкой вновь прибывшего товара. Летом солнечный свет пробивался сквозь большое окно магазина, заливая ближайшие к нему витрины с продуктами и товарами первой, второй и третьей необходимости. Зимой это же самое окно служило чуть ли не единственным источником света на подходе к станции, не считая пары фонарей над главным входом в зал ожидания пассажиров и манило к себе, словно маяк на берегу сурового северного моря. Настоящий маяк, кстати, был неподалеку отсюда. Каких-то минут тридцать пешего ходу по берегу, и можно было оказаться у подножия старенького, но все еще работающего «Высокого прибоя». Так назывался единственный маяк на десятки километров в округе.

Зайдя внутрь магазина, я очутился в привычном окружении жвачек, шоколада, леденцов, батареек, игральных карт и прочего хлама, который обычно навален возле касс. Маркетологи не зря окрестили товары в прикассовой зоне «импульсивными покупками». Ты и знать не знал, что тебе нужен лотерейный билет, например, пока не подошел расплачиваться и твой взгляд не упал на этот несчастный кусок бумаги, который может сделать тебя миллионером. То тут, то там можно услышать невероятные истории о том, как на последние деньги человек купил вот такой билет в надежде на лучшую жизнь и, стерев защитный слой, обнаружил там джек-пот. Даже за вычетом непомерных налогов у него осталось достаточно денег, чтобы безбедно прожить остаток своих дней. Но не все готовы к такому неожиданному богатству, хотя и непомерно жаждут его. Я слышал, что многие из них так и нашли достойного применения своему выигрышу, а спустили его подчистую. Кстати, практически каждый из этих счастливчиков потом покупал еще один лотерейный билет в надежде вновь сорвать куш. Признаюсь, я тоже несколько раз поддавался этому ажиотажу вокруг лотерей. Думал: «Ну, а чем черт не шутит?». Но максимум, что я обнаруживал в своей скретч-карте – это еще один бесплатный лотерейный билет. А вот следующий был уже без выигрыша. Так что я благодарил продавца и смущенно топал дальше по своим делам, проклиная себя за то, что вновь позволил себе эту слабость.

Лавируя среди полок с чипсами, влажными салфетками и приправами, я направился вглубь магазина, к холодильникам с пивом. Долго я не выбирал, да и особо было не из чего. Прихватив пару банок привычной марки, которые можно найти даже в таком захолустье как это, я направился к кассе. Передо мной в очереди оказалась семейная пара почтенного возраста. Мужчина был одет в простые шорты и льняную рубашку небесно-голубого цвета, а его спутница – в старенькое, но стильное летнее платье и соломенную шляпку с синим платком, из-под которой выглядывал аккуратно собранный пучок серебристых волос. С собой у них была видавшая виды плетеная корзина для пикника и цветастый плед. Женщина расспрашивала хозяина магазина о безопасности какого-то солнцезащитного крема, что продавался у них, а муж, тем временем, одни за другими примерял солнцезащитные очки, сосредоточенно рассматривая себя в небольшом зеркале, висящем возле кассы. Я невольно умилился: здорово, что даже прожив вместе столько лет, люди выбираются куда-то провести время вдвоем, вместо того, чтобы запереться дома в окружении накопленных годами вещей. Я решил не лезть вперед со своими незатейливыми покупками и дать им возможность завершить свои дела в том темпе, который присущ людям их возраста. Мой взгляд снова упал на стройные ряды жвачек, конфет и прочей мелочи.

Держи я свой магазин, у меня возле кассы стояли бы книги. Возможно, я бы раздавал их просто так. Мол, «Извините, не могу сейчас разменять вам эту купюру, касса еще совсем пуста, утро, сами понимаете, но не хотите ли взять “Марка Твена” на сдачу? Не по вкусу Джек Лондон? Тогда попробуйте новый роман Мураками. Очень свежий, на той неделе только напечатали».

Пока я фантазировал о том, какую пользу приносили бы обществу книги, размещенные возле касс, подошла моя очередь.

– Сегодня прекрасная погода для размышлений на пляже, – подмигнул мне владелец магазина, глядя на мои незамысловатые покупки.

– Что ж, надеюсь на это. Чай не просто так тащился сюда на поезде. В городе слишком душно.

– У нас тут, на окраине хорошо. Пахнет волнами, да полынью, – задумчиво ответил мужчина. – Не пожалеете.

Улыбнувшись, я расплатился мятыми купюрами, что завалялись в кармане. Мы пожелали друг другу хорошего дня, словно старые добрые соседи, и я покинул этот последний оплот цивилизации между станцией и морем.

К пляжу вела узкая тропинка, по обеим сторонам которой росла высокая трава. Она доходила мне почти до плеча и, когда налетал особо сильный порыв ветра, щекотала мне шею. Летом этот путь был похож на какой-то волшебный коридор, зимой же, напротив, производил довольно унылое впечатление. Могучая трава иссыхала, не сумев противиться натиску природы, а декабрь заботливо укрывал ее толстым слоем снега, отчего пляж становился похож на диковинную белую холмистую равнину. Но весной, несмотря ни на что, трава вновь оживала, освобождалась из ледяного гнета и, казалось, стремилась к небу с новой силой. С каждым годом, что я приезжал сюда, она становилась все выше и выше. Вот и сегодня, виляя по этой тропинке и успев набрать уже полные кеды песка, я заметил, что трава доходила мне уже почти до подбородка.

Минут через пять заросли начали редеть, а в воздухе все отчетливее чувствовалась соль. Порывы ветра становились все сильнее. Я уже практически бежал вперед, в ожидании момента, когда сквозь траву начнет проглядывать синяя полоса моря. Долго ждать не пришлось. Мгновение – и я вынырнул из объятий колосящейся зелени прямиком на песчаный пляж.

Народу, насколько я мог прикинуть на первый взгляд, было немного. Точнее, его было меньше, чем я ожидал. В такой погожий летний день, как сегодня, на пляже было обычно не протолкнуться. То тут, то там лежали полотенца, надувные детские игрушки, велосипеды (какого черта люди тащили их на песчаный пляж для меня всегда оставалось загадкой), солнцезащитные крема и, непосредственно, сами отдыхающие. При виде такой картины первым моим желанием всегда было развернуться и уйти. Нет, глубоко в душе я понимал, что не в праве желать пустынный морской берег для себя одного, но все-таки, где-то внутри теплилась надежда найти такой. Поэтому, когда пляж был переполнен, я просто брел вдоль кромки воды до места, где мог бы пристроится, не боясь быть обрызганным чьим-то ребенком, который сломя голову несется из пенистых волн на берег за очередной порцией мороженого.

Как я говорил, сегодня, на удивление, было немноголюдно. Сначала было даже слегка растерялся, но быстро взял себя в руки и направился к воде. В кедах уже не было смысла, так что я аккуратно снял их и ступил голыми ногами в теплый рыхлый песок. Постояв так с минуту и дав ступням привыкнуть, я медленно побрел вперед, туда, где разбивались о берег волны и откуда тянуло едва различимым запахом водорослей. Пиво в рюкзаке плескалось в ритме моих шагов, крикливые чайки то и дело проносились над головой, а ветер трепал мои волосы, словно вырвавшийся на свободу игривый пес. Я присмотрел себе симпатичный, еще никем не облюбованный холм неподалеку от кромки воды и, расстелив на нем принесенное с собой полотенце, наконец-то сел и по щиколотку зарылся ногами в песок, который на глубине сантиметров десяти от поверхности оказался довольно прохладным.

В рюкзаке меня терпеливо дожидалось пиво, правда, успевшее слегка нагреться, пара исписанных ручек и сменные шорты. Черт, я был уверен, что взял с собой книгу! Это ведь был мой изначальный план: приехать к морю, взять банку-другую и читать под крики чаек, пока солнце не начнет клониться к горизонту. Ума не приложу, как я мог забыть книгу дома. Можно было бы, наверное, прогуляться обратно до магазина у железнодорожных путей, только вот там найдется разве что свежая газета, да парочка глянцевых журналов. Читать ничего из этого у меня не было ни малейшего желания, так что я начал просто растерянно глазеть по сторонам, потягивая пиво.

Кто только не приходит летом на пляж. А вот стойких любителей морского побережья, которые готовы приезжать сюда даже в ноябре, когда горизонт затягивает тучами, а воздух становится полупрозрачным и подернутым мелкой изморосью, не так уж и много. Но я был одним из них. Мне нравилось наблюдать, как осень берет свое и как быстро забываются погожие летние деньки, которым, казалось, не будет конца. Уже начиная с сентября, с пляжа, словно по волшебству, пропадают энергичные дети и их вечно обеспокоенные и уставшие матери, а шумные компании подростков по осени перебираются в бар или чей-то дом, продолжая воспевать молодость уже там. В такое время на побережье приходят самые стойкие или те, кто делает это по привычке. Бегуны продолжают наматывать километры вдоль кромки воды вплоть до самой зимы, а владельцы собак так и вовсе выпускают порезвиться своих любимцев на пляже независимо от сезона.

Сегодня же возле моря кипела жизнь. Я продолжал делать глоток за глотком и размышлять о том, будет ли кто-то из тех людей, что собрались здесь в этот день, возвращаться сюда в промозглом октябре. Мой взгляд зацепился за знакомые очертания вдалеке. Это была пожилая пара, что я встретил в магазине с полчаса назад. Они также, как и я, нашли спокойный островок неподалеку от берега и расстелили потрепанный клетчатый плед на прогретом солнцем песке. Пока мужчина сосредоточено доставал из походной корзинки столовые приборы, женщина наматывала круги вокруг него, вооружившись кремом от загара.

Банка в руке стала подозрительно легкой. Пригубив еще пару раз я обнаружил, что незаметно для себя опустошил ее и даже слегка захмелел. Пора было немного пройтись, чтобы стряхнуть с себя сонливость, которая всегда накатывает на меня после первых глотков. Я поднялся, свернул полотенце и слегка потер ступнями друг о друга, чтобы смахнуть прилипший к ногам песок. Надевать кеды не было никакого смысла, так что я кинул свои нехитрые пожитки в рюкзак, отправив туда же пустую банку, и огляделся. Народу на пляже становилось все больше. Тут я вспомнил о маяке, который находился в получасе ходьбы отсюда. Достаточно, чтобы всем этим людям было лень туда идти, но мне это было только на руку. Я не спеша побрел на запад, оставляя позади гул, что создавали посетители пляжа, словно рой взволнованных пчел.

Краем глаза я заметил, что небо слегка потемнело. Оно уже не так ярко отливало бирюзой и то тут, то там начинали появляться тучки. Не белые невесомые облака, беззаботно проплывающие над головой в погожий летний день, а такие, что намекают о скорой непогоде. «Кажется, Джон, сегодня ты налажал. И это по-твоему хорошая погода?», – мысленно обратился я к диктору радиостанции, который ранее этим утром призывал всех отправиться на природу и сетовал, что им придется провести день в плавящемся от жары городе. Да уж, никогда нельзя полагаться на прогноз погоды. Скажем, задумал ты пойти на пляж, но услышал, что обещают дождь (хотя ничего за окном не намекает на это) и в твою душу тут же закрадываются сомнения. Так что в большинстве случаев ты остаешься дома. А дождя так и не было. Метеорологи ошиблись, а ты упустил прекрасный шанс провести день вне бетонных стен. Ну и кто тут виноват? Хотя, бывает и наоборот. Все слишком непредсказуемо. Для себя я давно сделал вывод, что смотреть прогноз – пустое занятие. Очень не хочется, чтобы что-то влияло на мои решения и ограничивало свободу какую-никакую, но выбора, будь она неладна.

Стоило отойти от центрального пляжа буквально на полкилометра, как я остался один на один с волнами и чайками. Тем, чьей целью было приобрести мало-мальский загар к концу сезона, да сделать пару снимков на фоне заката, не было смысла удаляться от входа на пляж. Достаточно было пройти пару метров, кинуть полотенце и поджариваться под лучами палящего солнца, периодически обновляя крем на нежных кожных покровах. Мне было только на руку то, что на запад от пляжа практически никто никогда не хаживал. Я мог спокойно брести, поглядывая на редкие пучки травы, что пробивались сквозь мелкий песок, и пытаться оттянуть тот момент, когда электричка утянет меня обратно в пыльный и душный город.

До моего носа то и дело долетали запахи, каких никогда не найдешь среди стекла и бетона. Можно ли вообще описать словами, как пахнет море? Вряд ли. Но почувствовав его раз, уже не спутаешь ни с чем. В такой жаркий день, как сегодня, оно пахло спокойным прибоем, молодыми водорослями и немного сардинами. Кажется, я никогда не пробовал сардины, но в моем воображении они пахли именно так. Говорят, бывает так, что рыба, особенно речная, пахнет илом. Получается, что она вплоть до хребтовых костей провоняла частью своей экосистемы. Значит мы не особо-то и отличаемся от этих самых рыб, которые проживают свою жизнь в пресной воде. Тоже пропитываемся насквозь своим окружением. Хорошо хоть, что мы вольны выбирать его или, по крайней мере, хотим так думать.

Тяжелая капля дождя упала мне на плечо. За ней другая, третья, а затем и сотни других. Они пронизывали песок словно дырокол тонкий лист бумаги. Не успел я оглянуться, так весь пляж вокруг меня окрасился в темно-бурый цвет. Я наскоро обулся и, собрав свои нехитрые пожитки, поспешил обратно к станции, подгоняемый внезапно озверевшим ветром. За спиной перекатывались глухие громовые раскаты, словно кто-то рассыпал по небу разом сотни шаров для боулинга, и теперь они ухали по крепко сбитому деревянному полу. Погода злилась на людей, а я – на то, что мои планы полетели к чертям.

К тому времени, как я добрался до путей, на мне не осталось ни одной сухой нитки. Кеды были – как болото, разве что квакающих лягушек не хватало. В них я прошлепал до здания. Вода стекала с волос, превратившихся под тяжестью влаги в сосульки, и звонко падала на кафельный пол придорожной станции.

– Вы как раз вовремя! – бодро воскликнул мужчина в кассовом окне, – Ближайший поезд до города отходит через пять минут. Вам один билет?

– Спасибо, у меня уже куплен обратный, – ответил я, про себя надеясь, что билет не превратился в бесполезный размокший кусок бумаги.

– Хорошо. Поезд подойдет на вторую платформу, – предупредил меня кассир.

Я поблагодарил его и отправился в уборную, чтобы оценить масштабы катастрофы, вызванной внезапной бурей. Впрочем, мое отражение в зеркале туалетной комнаты не сильно отличалось от того, что я привык видеть. Будто залез в одежде в душ, да и только.

Заняв место в вагоне и показав билет (тот почти не пострадал от дождя) проводнику, я прильнул головой к холодному окну, за которым по-прежнему не на шутку расходилась гроза. Через минуту электричка тронулась и потянула меня, и еще несколько вымокших до нитки пассажиров, в сторону города. В вагоне стояла удивительная тишина. Все будто заключили между собой негласный пакт и с головой погрузились каждый в свои мысли. Как только вагон набрал нужную скорость – капли размазало по стеклу, от чего картинка за окном потеряла резкость.

Там проносились все те же пейзажи, которые я видел всего несколько часов назад. Хотя теперь, под темным синим небом, разбухшим от влаги, они выглядели совсем иначе. Мне нравилось, как гроза умеет преображать все вокруг. Нравилось наблюдать за разбушевавшейся стихией, даже не смотря на то, что рядом с этой величественностью и мощью природы особенно остро чувствовалась незначительность и хрупкость человека.

Из какого-то оцепеневшего состояния меня вырвал громкий хлопок дверей между вагонами. Две молодые девушки, громко смеясь, шли по проходу в поисках свободного места. В итоге они опустились на деревянную скамейку прямо за моей спиной, продолжая вести оживленный диалог между собой. Я заметил, как некоторые из моих соседей по вагону бросили на них неодобрительный взгляд, но потом просто отвернулись и продолжили заниматься своими молчаливыми делами. Кто-то – уткнулся в книгу, другие – закутались поплотнее в ветровку и устало закрыли глаза. Наверное, вспоминали о своей молодости и о своих беззаботных деньках.

Девушки, на вид которым было от силы лет семнадцать, не обращая внимания на людей вокруг, щебетали обо всем подряд: о парнях, поп-звездах, концертах, косметике, журналах, фильмах и прочем. Они перескакивали с темы на тему так быстро, что мне было сложно угнаться за сутью разговора, хотя не сказать, что я подслушивал их специально. Просто они трещали прямо у меня под ухом, а мою удивительную способность отключать звуки, кажется, закоротило от дождя, потому что я никак не мог отрешиться от происходящего вокруг, как бы не старался.