Заставь меня влюбиться. Влюбляться лучше всего под музыку

– Уютно у вас. – Его голос прозвучал очень бодро. И… вежливо. Вот ведь хитрый лис! Интересно, если притворюсь спящей, он поверит и уйдет?

Тук-тук-тук. Дверь распахнулась настежь.

– Машенька, ты как? – Мама приблизилась к моей кровати. – Тут к тебе Дима пришел. – Она села на край и поставила на тумбочку какой-то бутылек. Наклонилась к моему уху. – Могла и познакомить со своим мальчиком, тихушница…

Мальчиком? Ха!

Я сделала над собой усилие и выглянула в щелку между одеялом и подушкой. Мальчик стоял на пороге комнаты – стройный, красивый, высокий. Причесанный! Пресвятые угодники! В черной водолазке, скрывающей его татухи вплоть до самых ушей и подчеркивающей линии крепких рук и идеального пресса. Он стоял, навалившись на косяк, и обеспокоенно поглядывал в мою сторону. Даже лоб наморщил.

Боги. И как она хочет, чтобы я предстала перед ним в таком виде? С опухшими веками, с гнездом на голове? Надеюсь, мама хотя бы тазик с блевотиной прибрала… Мама-мама, как же ты могла?

– Я сплю. – Жалобно пропищала я из своего укрытия.

«Сурикова, не думала ли ты, что он поверит, и это заставит его уйти? После такого-то идиотского отмаза?»

Конечно, нет – и вот уже чей-то приличный вес, сдавил край моей кровати. Рука несмело опустилась на мое вспотевшее плечо, передавая тепло и через толстый слой одеяла, а приятный аромат парфюма распространился по комнате и добрался даже до моего носа.

Я замерла и перестала дышать.

– Буду на кухне, – пропела мама и едва не вприпрыжку побежала прочь.

– Давай, вылезай, – хрипло произнес Дима, когда за ней закрылась дверь.

«Ты попала, Сурикова, попала! Лучше помереть прямо сейчас, чем показаться ему в таком виде. Откинуть копыта, дать дуба, почить вечным сном, испустить душу. Блин-блин!!!»

21

– Нет. – Села к нему спиной.

Страшная и пугающая мумия из одеяла.

– Гюльчатай, открой личико, – нежно пропел Дима, хихикнув.

Мне было чрезвычайно интересно, как же он смотрится в моей чисто девчачьей комнате с розовыми обоями в цветочек, сидя на персиковых простынях, рядом с фиалкового цвета шкафом с добрыми чисто девчачьими книгами на полках от любимых авторов: Лавринович, Мартин, Тори Ру.

Где-то там позади, конечно, притаились коллекционные издания детективов и учебники по квантовой физике (шучу – по грамматике перевода), но их трудно было заметить за целой батареей романтической прозы в ярких обложках.

Я осторожно выглянула, стараясь зацепить картинку лишь краем глаза, но Калинин даже не собирался двигаться. Он не интересовался окружающей обстановкой: сидел, сложив руки на груди, и смотрел прямо на меня.

Черт!

Я отвернулась, спрятав голову в плечи и потуже закутавшись в спасительный конвертик из одеяла.

– Дима, говори так. Поворачиваться я к тебе не буду: не хочу, чтобы ты видел меня такой.

– Думаешь, есть что-то ужаснее, чем твой вчерашний мэйкап?

– Что… – Расстроилась я. – Все было так плохо?

– Ну… – Дима придвинулся ближе. – Я парень не из пугливых, но вчера чуть не обделался от страха.

– Вот гадство…

– Именно. – Он даже хрюкнул со смеху.

– Сегодня все еще хуже. – Всхлипнула я.

Чтобы показаться постороннему человеку мне бы понадобилось принять душ, расчесаться, почистить зубы и одеться. А тут он – всецело захвативший мои мысли наглец. Ни за что не повернусь!

– Слушай. Твоя мама сказала, что у тебя ветрянка. Значит, завтра ты будешь выглядеть еще красивее, а послезавтра – вообще просто супер, так что покажись лучше сейчас. – Его голос приблизился. – Я хоть и в детстве болел, но помню. Ощущения не из приятных: вся башка в зеленке, все лицо, все тело. Бабушка надевала мне на руки носки, чтобы не расчесывал волдыри, а те, между прочим, были вообще везде – во рту, в носу, в глазах и еще кое-где…

– Ой. – Скривилась я. – Меня что, ждет то же самое?

– Не знаю, взрослые переживают ее тяжелее. Принимай все лекарства, которые назначили, и еще антигистамин, чтобы меньше зудело.

– Я пока не чешусь. Вообще ничего не помню, что было с утра: проснулась уже с температурой. Башка – квадрат.

– Сыпь уже есть?

– Немного…

– Намазала?

– Нет еще.

– Давай помогу. – Его пальцы вмиг оказались на моем плече.

– Нет! – Вскрикнула я, прячась под одеяло. – Только не это.

– Ма-а-аш… – Голос Димы, глубокий, спокойный, наполненный приятной хрипотцой заполнил все пространство вокруг меня.

– А? – Робко отозвалась я.

– Это же я. – Он снова положил руку на плечо. – Ну, не бойся.

– И что, что «ты». – Для меня это ничего не меняло. До него в этой комнате вообще никогда нога мужчины не ступала, кроме идиотов-дружков братца, разумеется. – Я знаю тебя всего ничего.

Дима хмыкнул. Его ладонь уверенным движением прошлась от моего затылка к копчику. И еще раз. Он меня гладил. Гладил! Вот упрямый и наглый тип. «М-м-м…»

– Эй, Маш. Я же помню тебя красивой, не стесняйся.

– Красивой? – У меня даже в горле пересохло.

– Ну да. Тогда, в автобусе. – Дима убрал руку. – Увидел и не мог оторвать глаз. Силой воли заставлял себя отвернуться и вообще не соображал, что делаю, а взгляд упорно снова и снова возвращался к тебе. – Судя по звуку, он прочистил горло. – Такая хрупкая, маленькая: тоненькие плечики, аккуратные пальчики с ногтями, покрытыми желтым лаком. Золотистые волосы, надменно вздернутый вверх подбородок, глаза, прожигающие презрительностью и освещающие все вокруг. Светлые, яркие. Такие, что я оглох, ослеп и вообще забыл, где нахожусь.

Этот парень, похоже, был серьезно настроен выиграть этот дурацкий спор. Я обернулась, чтобы убедиться, что он не читает по книге и вдруг встретилась с ним взглядом.

Димка сиял ярче новогодней елки – сидел, пялился на меня и улыбался, закусив губу. Странное чувство, но мне почему-то захотелось ему поверить.